воспоминания солнечного весеннего дня

Знакомо ли тебе, случайный читатель, чувство, когда ты мучительно легок и невесом? Мучительно легок – от того, что ты ты пуст внутри; мучительно невесом – от того, что ты совершенно незначим. Знакомо ли тебе состояние глубокой горечи от окружающего тебя мира и противности самого себя? Испытывал ли ты его, обычно вечно веселый, оптимистичный, взбалмошный, испытывал ли эту невесомость своего медленно передвижения по городу, стремясь куда –то где будет тихо, спокойно, светло? Может быть и испытывал. Если нет, то тебе лучше прямо сейчас перестать терять время, читая эту страницу. Если да, то, в конечном счете, тоже не стоит это читать, потому что ты и так всё знаешь…..
На улице светило солнце, распускалась мать-и-мачеха, город становился по-летнему ярко-зеленым. Вокруг были друзья, веселье и весна. Можно было наконец-то выспаться и никуда не торопиться и не спешить, можно было валяться весь день в кровати и смотреть любимые фильмы или идти воодушевлять весь город своей энергией и т. п.
Именно тогда какая-то, теперь даже не вспомнить – вот такая незначительная, мелочь выбила меня из колеи, сломала, разбила, вылила. Да, наверное, это состояние можно сравнить с ночью: вроде вот она луна, вот, каждый раз, то в большей, то в меньшей степени. А перед новолунием обязательно будет такие семь часов, когда луна исчезнет, и тогда все окутается пустой, холодной, бездонной темнотой.
Так было и со мной - пошла скитаться по Лужникам. Вы не можете представить, как отражает этот стадион мою душу. Он – это я…. Мы идем на футбол, мои лучшие вечера – этот шум, эти шарфы, эти флаги, эта толпа, такая родная и такая любимая, вы с ней одно целое, ты часть её, вы – чемпионы! Лужники - мой первый стадион. Это как первый поцелуй – незабываемо. Ну если вам, конечно, повезло с первым поцелуем. Хотя, нет, Лужники – это моя душа, и её нельзя сравнить ни с чем. Да и сравнивать, и вспоминать сейчас – только причинять себе новую боль. Я бреду вокруг этой махины, такой пустой и тихой, будто мертвой в этот жаркий послеобеденный час, я как будто сейчас внутри своей души, мне не нужно туда заглядывать – она вся вокруг. Живой, шумный, веселый стадион, освещенный тысячами огнями, разрезающими сумерки – вот я, а теперь – редкие прохожие, несколько десятков красивых, дорогих машин и тишина – бижутерия. И я продолжаю идти по кругу, также как и кто-то маленький, сопротивляющийся несмотря ни на что с обстоятельствами, кто-то заключенный внутри меня, нарезает круги, неумело, противно щекоча мне сердце. Он – заключенный, он – преступник, и он смирился, просто ходит и молчит - тоже бижутерия. Ему некуда бежать, незачем. А мне есть зачем! Но этот душевный порыв исчезает вместе с пролетающим порывом ветра, и снова наступает апатия. Неправильная апатия! Я вдруг замечаю, что в этом противном, гадком, ненавистном мне идеально приторном состоянии глубокого равновесия, я болезненно отмечаю каждую деталь, каждую мелочь, даже не отдав себе отчет в этом. Тот солидный мужчина, которому водитель открывал дверь машины с мигалкой, который так подозрительно смотрел на меня, может быть, даже боялся, что я что-нибудь выкину, он, наверное, высокая шишка…. Да, у него был черный костюм и коричневые ботинки. Почему коричневые?! У-у-у? Чёрт! Какие глупости лезут в голову!
И я начинаю замечать, что я наслаждаюсь таким своим состоянием. Да, на меня смотрят все редко появляющиеся прохожие, они то ли жалеют меня, то ли удивляются, как такое вообще может быть – большой ребёнок, на маленьких каблучках, с задорно прыгающими при каждом движении кудряшками и грустными, мертвыми глазами. Не знаю точно, но мне казалось, мои глаза выглядят именно так. И мне так хочется, чтоб эти редкие прохожие быстрее исчезли… и мне так хочется, чтоб кто-нибудь из них заговорил со мной! И я обхожу их стороной, убыстряя шаги, чтоб никто из них так не сделал. А может быть кто-нибудь из этих мужчин, с спортивными сумками и шикарными машинами, мужчин, выходящих из стадиона, кто-нибудь из них – мои любимец, кумир. Но теперь меня это не радует. Теперь они смотрят на меня, что-то думают, провожают взглядом, и тоже погрустнев на мгновение, садятся к себе в машины. А продолжаю изматывать себя ходьбой….

Люди любят смотреть в глаза другим, ты замечал это, читатель? Когда ты едешь в метро в темных очках, на тебя смотрят только те, кто сам прячет глаза под очами. Я знаю, они смотрят. Когда ты улыбаешься, и твои глаза светятся счастьем, ты ловишь случайные взгляды – будто людей режет этот твой внутренний свет, или они боятся отнять его у тебя. Правда, очень, очень, очень редко встретишь в метро человека, который будет улыбаться тебе в ответ, и не будет отводить глаза.
Другое дело, когда ты чуть не плачешь – долг каждого изучить тебя с ног до головы, и долго ещё периодически бросать на тебя взгляды. Так заложено в человеке. Я не знаю почему. Но я точно знаю, что в это время каждый думает о чем-то своем, а ты, ты ….
Я устала после пустого хождения в течение нескольких часов. Теперь я просто сидела в вагоне метро, изучая своё кривое изображение в противоположном окне. Но мой взгляд стремился куда-то чуть левее, и требовалось прилагать усилия, чтоб не поддаваться ему. Там, слева от моего отражения, сидела девушка. Она смотрела на меня уже так долго, что я не выдержала. Я взглянула ей в глаза, в надежде, что она всё-таки спрячет их. А она всё продолжала смотреть мне в глаза! Прошло несколько минут, а мы всё сидели так, заглядывая куда-то внутрь друг друга – ни я, ни она не отводили взгляд. Я начинала раздражаться: её блеклые, какого-то бежевого, цвета глаза были как будто нарисованы 3D графикой – они вроде куда-то уходили, но в то же время я видела их дно – конец – просто пустые ёмкости бежевых зрачков…. Нет! Это невыносимо! И вот она опустила взгляд вниз. Моё торжество! А она покопалась в своей сумке и достала оттуда толстую общую тетрадь и ручку и начала рисовать. Периодически она снова взглядывала на меня и снова погружалась в свои записи. Нет. Это был рисунок. Я будто вспыхнула – она рисовала меня! Какое-то острое чувство возмущения пронзило меня изнутри: да кто она такая вообще! Никто не разрешал ей рисовать меня! И я не могла сдвинуться с места от своего возмущения, я пришла в состояние кипящего ступора, если можно так выразится. Вагон начал замедлять свой ход, она встала, и проходя мимо меня, остановилась и спросила: «Я оставлю его себе?». Она улыбнулась, вроде бы так мило и приятно, но глаза её оставались всё так же пусты и противны. «Да», - выжала я и тоже улыбнулась. И в тот же момент мне стало так легко и свободно, что я готова была обнять весь вагон – он мой, он лучший! Этот старый коричневый вагон - мой! И все люди здесь – они…. Я хотела сказать ей спасибо, не знаю точно за что, но хотела. А вагон уже стоял на станции, а девушки нигде не было видно. Она будто испарилась. А может…она и не существовала вообще?! Нет. Она была, я точно помню – мой ангел хранитель, с неприятными пустыми глазами….

Даже если тебя не существует, и ты, как Тайлер Дерден в Бойцовском клубе, всего лишь какая-то часть моего больного рассудка, то всё равно я посвящаю эти строки тебе. Большое тебе спасибо - редко встретишь человека, который за несколько минут случайной встречи, практически не сказав не слова, заставит тебя снова почувствовать весь вкус жизни. Спасибо. И лучше носи черные очки….