Как мы летали

Многолюдная площадь устала от зноя.
Люди ходят, потеют, беседуют стоя.
Всем давно безразлична фигура вождя,
Все взирают на небо и просят дождя.

Надоедливый Пух: он играет с метлою,
Просит бросить дела и зовёт за собою.
Дворник мерно метёт, будто не замечает,
Пух всерьёз пристаёт и уже докучает.

Разозлилась метла и уже угрожает,
Ну, а Пух всё зовёт, станцевать приглашает.
Ветер, вдруг, закружил, приподнял у всех юбки,
Голубь танцем задел сердце сизой голубки.

И поток подхватил и увлёк в неизбежность,
И на крыльях принёс он любовь ей и нежность.
И, влекомые смыслом взаимного счастья,
Взмыли кверху они, улетев от ненастья.

Вместе с Пухом и я полетел над землёю,
Удивляясь себе, восхищаясь собою.
Мы – легки, лишь оставим проблемы земные,
И уже мы – летим, и уже мы – другие.

Кто повыше взлетит? На, попробуй, догонишь?
Кто там снизу свистит? – Нас уж не остановишь!
В вихре сильном кружась, устремились мы в небо,
Друг за друга держась, быль познали и небыль.

Небо я, как пирог, разрезаю собою,
И смеясь надо всем, я несусь над землёю.
Понял я, почему мы о небе мечтаем:
В мыслях, мы – тяжелы, потому не летаем.

“Эх, ушедшие дни нам с тобою догнать бы,
Или что впереди - нам с тобою узнать бы” -
Так беседовал я с разухабистым Пухом,
Пока гром не ударил над самым над ухом.

Дворник снизу смотрел, как мы с пухом летали,
Как над тучей большой громко мы хохотали.
А она, вдруг, заплакав, дождём нас задела.
Многолюдная площадь, вдруг, вмиг опустела.

Только дворник стоял и смотрел на наш танец.
Я, одежду летая, порвал, оборванец.
А намокшие листья печально склонились,
И мы мокрыми стали и, вдруг, приземлились.

Снова мусор и зной, суета и прилавки,
Снова люди снуют, снова руки-пиявки
Всё потрогают, взвесят, дадут, посчитают.
Снова жарко. Все снова о влаге мечтают.

Многолюдная площадь к работе готова.
Ходят люди, потеют, беседуют снова.
Душно. Всем безразлична фигура вождя.
Люди смотрят на небо и просят дождя.