Темнота серебряного снега

Антон Андреев

*ТЕМНОТА СЕРЕБРЯНОГО СНЕГА*(2007)



* * *
Почему-то не стало у ангелов крыльев,
распахнулось окно - заколочено ветром,
ты протягивал небу чужие советы,
ты бродил по воде, растворяясь в прохладе.

Серебро потемнело - что может быть хуже?
Раскололось на крыше автобуса солнце.
И куда-то спешащие вечные люди
ощущали себя королями секунды.

Все должно измениться, оставшись на месте.
Перепутаны книги на полке не мною.
Как казненный жених заезжал за невестой,
так зима укрывалась моею весною.

* * *

Проснуться трудно, лучше как вчера
сидеть в тени у бешеного дуба
и ждать ответа - зеркала прямого,
в котором отразиться пустота.
И целый день в живительное "но"
кидать слова в расчете на повторы
о той зиме, которая вчера,
уснула рано, сидя возле двери...

* * *
Книга похожа на лифт без дверей и без кнопок,
слово похоже на лампочку Ильича,
буква становится символом некой эпохи,
время закончилось: память - перемотай!

* * *
В теремах из песка да в хоромах из дуба
по дороге ночной из небес да в петлю
ты идешь неспеша, усмехаешься глупо,
говоришь мне "Прощай", но я слышу "Люблю".

И путями войны и тропами позора
с колокольни взлетев, превращаешься в крест.
Хоть и Солнце горит, ты вернешься не скоро,
когда лунный лесник позовет тебя в лес.

Темнота, а потом будут водка и ладан...
Из огня да в полынь по бескрайней реке.
Мне на все наплевать, только Русь мне не рада,
И чужое кольцо у нее на руке.

* * *
Поколение тощих девиц и понтовых мужей,
"Мы одни на земле", - так вам кажется. Это не правда.
Вы - тупое болото из комплексов, зла, сторожей -
бесконечной охраны вокруг одного миллиарда.
Я - пчела на снегу, я уверена, кто из нас прав.
Я за тех, кто живет, кто читает, смеется и любит,
для кого слово "честь" значит смерть, кто ушел, не узнав,
что такое VIP-зал в ультрамодном прокуренном клубе.

* * *
Если хочешь - скажи мне в лицо,
как устала от серого неба,
как котенок свернулся в кольцо,
одурманенный солнечным бегом.
И мы выйдем с тобою на лед,
захлебнемся в сверкающем снеге,
и котенок, наверно, споет,
промурлычет о прожитом веке.

* * *
Ограниченность падшего времени
неспокойных эпох и князей
растворяется в строчке и в имени
тех, кто строил второй Колизей.

Обгоняют прицелы мгновения,
и дымятся дворцы из стекла -
я ищу среди них вдохновения -
ты его навегда забрала...

* * *
Как в избе ледяной на стеклянной кровати
разлеглась обнаженная жрица тепла -
все приходят смотреть, издеваться и лапать.
Я стою в стороне. Мне и память мила.

Запрягайте коней, они сердце разбудят,
унесут через рай нас обоих туда,
где какой-то генсек был приравнен к Иуде
и великим свершеньем считалась беда.

Я в тот край не хочу - там прямые с углами...
Только здесь я нашел свой последний уют.
Вечерами глинтвейн - эх, заняться б делами.
Но дороги к себе я нигде не найду.

* * *
Шелестит откровением дождь на последней странице,
наполняется чашка простой родниковой водой.
Я хочу, чтобы ты в этот час научилась мириться
с бесконечностью дней, повторенных для нас пустотой.

У калитки - сирень, на веранде - букет из ромашек.
Мне бы спрятаться вновь, растопить нашу старую печь.
И сушить у огня нескончаемый ворох рубашек,
и грустить в тишине, что не смог ничего уберечь.

Просыпаться, и вновь выходить на большую дорогу,
умываться в реке и спешить в неизвестную даль...
Шелестит откровением дождь, обращается к Богу,
а в наполненной чашке живет неживая печаль...

* * *
Спи до утра и меня никогда не буди,
дождь перестал, и внезапно закончилась ночь.
Я не ушел, потому что не знаю пути.
Я не вернусь, - и никто мне не сможет помочь.

Пачка бумаги - как ворох осенней листвы.
Строки текут из блокнота в чужую тетрадь.
Хочешь, я снова сыграю на флейте травы,
если, конечно, мне сердце позволит сыграть...

* * *
И с картонными крестами и с пустыми головами
по болоту мимо храма, по дороге с облаками
я бреду в дожде монетном, я иду в метели светлой
с рюкзаком из белой глины в некрологе с дураками...
Из колодца плюнешь в омут и воскреснешь вместе с громом.
Перепутье, перекресток - за оградой, за забором...
Превращаются в подарок рельсы ржавые трамвая.
Я гуляю по тетрадям, дверь за дверью закрывая.

* * *
Остается неизвестным белый снег за нашим домом,
я прощаюсь с никудышным дневником моей знакомой.
Если парк меняет краски, значит, осень мне невеста;
белый снег укутал крыши обнаженным платьем мести.
Плачет вишня у причала, карандаш нашел бумагу,
ты спешишь на нашу свадьбу в колыбель универмага.

Утонула совесть в речке, и повесилось кадило.
Поводырь убил слепого, чтобы лечь в его могилу.
Строят черти дом из глины и кидаются грехами,
ты сидишь, листаешь книги с запоздалыми стихами.
В берега одето море, в облака одето небо.
Мой висок кусает пуля, улыбается нелепо -
и поэтому в столицах нет быков добра и мира,
в туалете две газеты, на стене - портрет Индиры.

* * *
Я прожил эти годы в большой берлоге,
не чуждался людей, что пьяны и безноги,
повторял свое имя, писал мемуары,
посещал дельфинарий, кино и бары.
Где-то носятся чайки над городом грязи,
я лечился от лжи бестолковой мазью
из нелепых плодов петербургского века,
разделенных на жизнь плюс судьба человека.
Я обедал с ворами в пустых законах,
я искал свое место в чужих иконах,
и на все возраженье твоих пределов
отвечал: "До этого мне нет дела."
Петербург - это вечный, сплошной a-bu-bi.
Как шаман, музыкант ищет древний бубен,
но в той тишине, что вокруг Пегаса
обряд отменен. И закрыта касса.

* * *
Тает снег на аллеях в парке,
одиноко кивают ели;
я готов получать подарки
от последней живой метели.

Безрассудно меняя маски,
говорю о себе знакомым:
пусть не знал я январьской ласки,
но умел притворяться новым.

И когда растворятся будни
в запорошенной сном беседке,
опадут безмятежно люди,
как багряные листья с ветки.

* * *
Нет страны на земле красивее,
нет страны на земле нужней,
ты - жена моя, Русь-Расея, -
не гони же своих коней.

Я ушел навсегда из трактиров,
от красивых, но глупых баб -
суждено мне скитаться по миру,
понимать, кто хозяин, кто раб...

Даже в этот болотистой чаще,
в городском и холодном бреду
я останусь, как ты, пропащим
и себя в пустоте найду.

Позови меня, Русь-Расея,
оседлай вороных коней.
Нет страны на земле красивее,
нет старны на земле важней.

январь-февраль 2007.