Ангел Смерти. Цитадель ночи. Врата Богов

Сон так похож на явь, где вечен миг,
Решеткой разделяют свет ресницы,
Вот вроде чей-то силуэт возник,
Витает чистый аромат больницы,
Вот на кушетке у окна старик,
Вроде живой, похоже, шевелится,
Вот воробей запел свой чик-чирик.
Фокусировка тает, мир кружится,
И вместе с ним как ускользает лик
Агнессы, что виденьем огневицы.

Воспоминания упрятаны во мрак,
Стена отливом радужного мира
Пристанищем для неких дум-бродяг,
Преодолевших суету разлива
Безумия, где мыслей кавардак,
Рождает неизменную картину,
Нынче все важное на ней — пустяк,
Кроме любви неодолимой силы
К той деве, что огня имеет знак.

Тьма отступает, победивший луч
Скользит по векам, солнце возрождая.
Он так по-летнему весел и жгуч,
Энергия в нем жизненна такая,
Что просыпается герой могуч,
Немного потянулся, выдыхая.
И тут же раздается звук скрипуч,
Пружин упругость к жизни возвращая.

Кровать прогнулась, сел герой,
Сразу за голову схватился.
Симптомы — явный перепой.
Позвольте, где же он напился,
Припомнил все, издавши вой.

Припомнил, девушка слепа,
База разбитая, профессор.
Хотя бы знать, она жива?
Демон, сверкание клинка,
Звали ту девушку Агнесса.
Опохмелится два б глотка,
Хотя, что было интересно.

Сражался он, потом туман,
Затем забытье и забвенье.
Потом явился тот шаман,
Затем бредовые виденья,
Хотя шаман вначале дан,
Затем война и потрясенье.
Похоже, в кучу все смешал.

Майор негромко застонал,
Но от смятения, не боли.
Похоже, выпил он, скандал,
И на задании, кто спорит,
Каков безрадостный финал.

Вновь огляделся: да, больница,
Решетки, может быть тюрьма?
Да нет, вон воробей томится
В открытой форточке окна.
А это что за старина.
Ба, кажется, знакомы лица.
— Профессор, ваша в чем вина?
Я ошибаюсь, то тюрьма
Или же все-таки больница?

Профессор: «А, мой юный друг,
Что ж долго, долго почивали.
Теперь, чтоб скрасить наш досуг,
Вы бы мне сказку рассказали,
Куда эт вы исчезли вдруг,
Ну, когда с бункера удрали?»

Майор глазами лишь повел,
Скользнув по вывеске настенной,
Где нарисован сульфазол
Сражался с бякой внутривенной,
Затем мелком взглянул на стол,
Изгибы капельниц обвел,
Затем в решимости мгновенной
Заговорить решился он.

— Я вышел, девушку нашел,
Припоминаю, на машине
Мы ехали, раскатом гром,
Держались ближе к середине,
А после форменный дурдом.

Профессор: «Поподробней, друг».
Майор: «Как и сказать не знаю,
Чудовище явилось вдруг,
Прицелился, в него стреляю,
Разрушен город весь вокруг,
Теперь все лучше вспоминаю.
Гермес пришел, замкнулся круг,
Забвенье, девушку теряю,
В провалы бездны попадаю,
Приоткрывая некий люк.
Проснулся, вижу вас, встречаю,
Хотя, возможно, то был глюк».

Профессор: «Говоришь Гермес,
Так значит дева его дочка?»
Майор: «Так с ней в родне Арес?
Впрочем, ее люблю и, точка,
Она прекрасней всех невест».

—Значит, хотел её убить,
Служба, приказ, так понимаю.
Затем решился полюбить».
Майор: «Того я не скрываю.
Теперь мне без нее нежить».

Профессор: «Странно, что слепая,
Может фемидою служить.
Огонь вот ей зачем, не знаю,
Пока что трудно объяснить.

Так значит, бог сказал, она
Дочка ему, затем, похоже,
Он насылает чары сна.
Вы почиваете на ложе,
Где изумрудная трава».

Майор: «Я ладно, вы то как?
Кажись, вас в бункере оставил».
Профессор: «А, со мной пустяк,
Немного надышался гарью,
Плюс виски, так его растак.

Ну, скажем, отравленье плюс,
Расстройство нервное немного.
Ну, понимаете, искус,
Точнее, выпил очень много,
А что, сказать я не решусь,
Только припомню, сразу плохо.

Но впрочем, лучше уже мне,
Наш доктор свое дело знает.
Его вы вспомните вполне,
Он здесь за дверью ожидает,
И генерал, и мэр, и все.

Пока я упросил, чтоб вас
Не трогали, все расскажите.
Считаю не для каждых глаз,
Что в измерении храните».
Майор: «О чем вы док сейчас?»

Профессор: «Меч, ведь он вас,
Остался с вами, это верно,
Пусть не доступен взору глаз,
Пускай все это суеверно,
Клинок по силе, как инферно,
Ведь демона свалил за раз.

Раз так, то значит на земле
Не удержать подобной силы,
И, значит, меч в твоей душе,
Меч вечности огня Аттилы,
Что явлен был ему извне
И наделил героя силой.
Рим был повержен на земле,
И царство дань ему платило.

Гласят легенды, меч забрал
Он с храма ветреной Афины,
Константинополь устоял,
Но более не был единым,
Затем безрадостный финал.

Аттила клятву дал одну,
Что пока мир не завоюет
Себе он не возьмет жену,
И что огонь войны раздует,
Оставив только целину
Из стран сожженную, пустую.

Но своей клятвы не сдержал,
Не потому что девы жаждал,
А потому что посчитал:
Брак по расчету, то неважно,
И Гонорию в жены взял.

Взял без любви, но все равно
Богине было не по нраву,
Что слово не сдержал свое,
Тогда забрала меч и кару
Ему придумала за то,
Создав герою злую славу.

Без вечного огня клинка
Аттила терпит пораженье,
Пусть и единое пока,
Где Каталанские поля,
Он познает богини мщенье.

Да, на Каталанских полях,
Где Визиготов царь повержен,
Раз потерпел Аттила крах,
И Богом был тогда отвержен,
Став Бичом Божьим на устах.

Прошел лишь год, и снова он
Милан разграбил и Падую,
Уже в Венецию пришел,
Казну забравши золотую,
На папы посягнул престол.

Италия платила дань,
Китай повержен, небелунги,
Злато, жемчужины, янтарь —
Все попадает в его руки,
Велик и беспощаден царь.

Он мог бы мир завоевать,
Стада и армии без счета,
И золотом мог устилать
Свои стоянки и охоты,
А страны походя стирать.

Рим уже в страхе ожидал
Нашествия племен Аттилы,
И папа Лев письмо послал.
Прося ради Христа могилы
Не трогать бедных христиан.

Гласят легенды, что письмо
И даже папы просьбы слезны
Не дали в целом ничего,
И Рим спасать уж было б поздно,
Коль не явление одно.

Аттила отложил на год
Свое вступление в столицу,
И, говорят, апостол Петр
Виной тому, ах, небылицы,
Да мало ль, что плетет народ.

Нет, Петр ни Павел не причем,
Скорее, папа откупился,
Все золото собрал, престол,
Поэтому наш гунн не бился,
И вовсе не причем тут сон,
Где вроде как святой явился.

Как бы там не было, но вновь
Войска Аттила собирает.
И если б не его любовь
К одной красавице, кто знает,
Сколь б долго еще лилась кровь.

Но так случилась, он почил
На ложе лучезарной Хольды,
И радостно вздохнул весь мир,
И вести разнесли герольды,
Что дьявол боле не грозил.

А век спустя Эскалимбур
Был найден рыцарем из бриттов,
И звался он тогда Артур,
И пусть история забыта,
Как воины в одежде шкур
Вдруг стали воинской элитой.

Но как история гласит,
Был меч, что позволял герою,
И камень в раз всего рассечь,
И, пусть рожден клинок водою,
Но не об этом сейчас речь.

Ваш меч рожден душой огня,
Вы говорите, весьма крепок,
Но демон сталь погнул шутя,
Здесь нужно более зацепок,
Чтоб разобраться в чем игра.

Если бы мне взглянуть на меч,
Сравнить с гравюрами Афины,
Понятней было б, о чем речь,
Понятней стали бы картины,
Способны мир конца повлечь.

Майор: «Ну ладно, я готов,
Но что скажите делать надо,
Исполню верно и без слов,
И пусть маячат врата ада,
Откину сумрачный покров,
И это вовсе не бравада».

Профессор: «Думаю, позвать
Клинок достаточно вам будет.
Ровнее лягте на кровать,
Надеюсь, звуки не разбудят
Наших соседей, как сказать,
Наверно, рано нашим людям
Тайны Вселенной доверять».

Майор: «Ну, вроде, я готов».
Профессор: «Так, глаза закройте,
Теперь, не тратя лишних слов,
Шкатулку в пустоте откройте,
Возможно, это в царстве снов.

Так, меч представили в руке.
Невероятно, появился!
Ну а теперь сжать в кулаке».
Ужасно яркий свет разился,
И не укрыть теперь негде.

— Скорей клинок под одеяло!
Солдат: «Ай, только не сюда.
Соседство острого металла
Не очень радостно пока».

Доктор направился к постели
И только на кушетку лег,
Как щелкнул смазанный замок,
И тут же отворились двери.

Тут делегация вошла:
Доктор, мэр вместе с генералом
И патронажная сестра,
Что больше часа ожидала,
Чтоб завершить свои дела.

Мэр: «Лев Михалыч, как вы, друг».
Профессор: «Малость, помаленьку».
Доктор: «Сестра, несите суп,
Достаточно беречь копейку.
Скажите, что б навар был с круп,
С телятины или с индейки».

Майор чуть вздрогнул: генерал,
С размаху на постель уселся.
Майор почувствовал металл,
Клинок пусть от тепла нагрелся,
Мурашки все рано создал.

Кровать прогнулась, вес велик,
Пружины жалобно запели.
Командующий, как броневик,
Похоже центнер два на деле,
Объемен тучностью старик

Пусть толст, но вовсе не смешон,
Брови нахмурены устало,
И видно, сильно раздражен,
Майору даже плохо стало,
Как вспомнил, в чем виновен он.

Разграбить генеральский бар,
Пусть и с профессором на пару,
Способен тут хватить удар,
И если еще вспомнить базу,
Понятно то, что он пропал.

Но генерал, лишь бросив взгляд,
Сказал: «Потом напишешь рапорт,
А после, как придешь в отряд
Поведаешь куда дел транспорт,
А то солдаты, те юлят
И ничего не говорят.

Затем он резко, быстро встал,
Майор чуть выдохнул от боли,
Но меч ногами удержал.
Всего лишь миллилитр крови
На огненный клинок попал,
Но тот как солнце засиял,
Такой уже не скроешь боле.
Профессор громко закричал.

Все вкруг его засуетились,
Сестра подалась ко двери,
Чтобы лекарство принести,
И всполохи тотчас забылись.

Тут неуместным генерал
Решил здесь боле находится.
Пусть ничего он не узнал,
Хотелось попросту напиться,
Чтоб позабыть этот кошмар.

Пол тысячи верст летел с Москвы,
Чтоб убедится, что все правда.
И это правда все, увы,
И не поможет и бравада.
Ах, довели же до сумы.

Как первый бункер был хорош,
Все в красном дереве резное.
Ну а картины, в сердце нож,
Там словно было все живое,
А фрески, аж в коленях дрожь.

Хоть второй бункер уцелел,
Хотя там грязь, одна разруха
И мало что теперь от стен
Осталось, ох стреляет в ухо,
И только где простыть успел.

Нет, в бункер, сауну принять,
А после и займемся делом,
И виски крепче отыскать,
И насладится девки телом,
А после всех, всех наказать.

И вот, сославшись на работу,
Быстро простился генерал,
О городе явил заботу,
Сказав, что кончит криминал,
Кто бы за этим не стоял.

Вот быстро вышел из палаты,
Вот джип к подъезду приказал,
Шибче забегали солдаты,
Лишь показался генерал.

И вот отъехал, шум машины
Затих, майор в себя пришел.
Вот осторожно отодвинул
Клинок, вот он порез нашел
И рану аккуратно сдвинул.

Вот он, пошарив на столе,
Нашел махрово полотенце.
Конечно, не совсем то средство,
Но ногу завязал себе.

Профессор перестал стонать,
Сказав, что все теперь в порядке.
Готов он супчик похлебать,
Пусть даже с магазинной грядки.
Доктор велел обед прислать.

Уже несут поднос с едой,
И мэр заторопился к двери
К пиши обыденной простой
Он вовсе не питал доверья,
Даже когда живот пустой.

И вот, сославшись на дела,
Он тоже быстро исчезает,
И где-то пять минут спустя
Его машина отъезжает.

Тут доктор: «Хорошо хоть вы
В моей, друзья, остались власти.
А ну, сестра, неси икры,
Ну и запить чего на счастье.

Вот быстро установлен стол,
Кушетки сдвинули поближе».
Док: «Чистый спирт, не димедрол,
Забочусь, знаешь, о престиже.
Ну, за здоровьице пошел».

Док выдохнул: «Эх, хорошо.
Профессор, наливаете, пейте,
И хватит изучать окно,
Лучше икорочку проверьте
И коньячку, что забрало».

Профессор: «Посмотри, майор,
Та точка — это ведь не птица».
Майор: «По виду колесница,
Не разобрать, так далеко».

Доктор: «О чем глаголешь, друг.—
Надел пенсне. — Не понимаю.
Спицы, колеса — явный круг,
Горячкой вроде не страдаю».
Сильней у доктора испуг.

Вот ближе подлетели кони,
И распахнулось вдруг окно.
Док от испуга тихо стонет.
— Нет, это глюк, мне все равно.

Профессор поднялся с кровати:
— Сергей, ты здесь, а это кто?
Парень: «О, вы, простите, дядя.
Скажу, поверите ли в то:

Вот это Никта, фея ночи,
Анжелу сами должны знать.
А вот любовь моя». — «Опять.
И что, теперь лишь это носят?
И как все это понимать».

Сергей: «Она была орлицей,
Но крысы съели часть ее.
Смогла телесно воплотится,
Но только вовсе без всего».
Афина: «А чего стыдится?
Чем выгляжу нехорошо?»

Профессор: «Вас зовут Афина,
Минерва, дальше говорить?»
Афина: «Будет очень длинно,
Придется дважды повторить,
Сама уж кем была забыла».

Профессор: «Вот вам простыня,
Не тога, но прикроет тело».
Афина простыню одела
Сказала: «Нет, от вас житья».
Тут на Сергея поглядела.
— Атлант, тебе приятна я?
Сергей: «Конечно, королева».

Прекрасно, ваш приму наряд,
Пока другой не наколдую.
Ткани движенья не стеснят,
Хотя всегда порвать такую
Смогу, мне мышцы говорят.

Майор взглянул вновь на Афину,
Теперь, когда прекрасный стан
Укрыт был старой тканью длиной,
Пропал в груди его пожар.

Но странно, в женственных чертах
Он сходство уловил с Агнессой:
Та же улыбка на устах,
И та же медь волос принцессы,
И та же грация в плечах,
Что отливали дивным блеском
В солнца ласкающих лучах.

Профессор: «Доктор, вы в порядке?
Ну, хватит прятаться под стол.
Довольно, поиграли в прятки,
Черед знакомится, пришел».

Тот выполз, поклонился: «Здрасти»,
Не смея на богинь взглянуть.
Вот залпом выпил от напасти,
Вот от волненья крестит грудь,
Не в силах воздуха вдохнуть.

Вот крепче сел, на стуле сжавшись,
Вот на профессора гладит,
Как все Михалыч объяснит,
А взгляд молил, ну люди сжальтесь.

Майор: «Не сразу разберу,
Профессор! Женщины богини?»
Теперь совсем я не пойму.
Доктор: «Пусть даже герцогини,
Но только правду я приму».

Профессор: «Да, Сергей сказал
Нам правду, в черном — это Никта,
Афину бы любой узнал,
Скульптура Фидия разбита,
Но ее Лемний воссоздал».

Афина: «Здесь, я чую, здесь,
Но где, пока не понимаю.
Похоже, стали, крови смесь,
Но хотя все обозреваю,
Не нахожу, не открываю,
Где моя магия здесь есть».

Никта: «Может ошиблась, дочка,
Или цветок создал свой фон».
Афина: «Нет, все здесь, и точка,
Или откуда этот звон.
Цветок, нет, то не лепесточки,
Оружием заполнен он».

Анжела розу протянула.
— Возьми. — Афина: «Нет, пока,
Земля не вынесет цветка
В руках богини, и вздохнула».
Никта: «Ну хватит, нам пора».

Затем вернулась к колеснице.
Профессор: «Погодите все.
Пока не стоит торопиться».
Никта: «Не можем, быть беде,
Нельзя мне в мире находится,
Иначе сгинет в пустоте.
Пускай я вечности царица,
Но много недоступно мне».

Афина: «Мама, поздно, нет.
Портал закрыт, земля закрыта.
Гермес пропал, Светланы свет
Потух, закончена сюита».

Никта: «Да, видно, ты права,
Мы заперты, здесь нет портала.
Цветок поможет нам едва».
— Не уж то безнадежно, мама.
Никта: «Ах, дочка, я устала,
И так ужаснейше стара».

Афина: «Что же нам теперь
Здесь оставаться среди смертных.
Принять стезю чужих потерь,
Ввергая мир в пучины скверны».

Профессор: «Думаю, мадам,
И вы, прекрасная богиня,
Вреда не будет, коли дам
Я вам совет, сказавши имя
Того, кто смог помочь бы вам».

Богини в один голос: «Что,
О чем ты смертный здесь глаголешь?
Мощнее нас нет никого,
И силу нашу так не скроешь,
Земля не вынесет сего.

Еще немного, время-ткань
Прорвется черною дырою,
И развернется как спираль
Ужасной страшною змеею,
Все пожирая, как и в встарь».

Затем Афина продолжала:
— Если бы сила лишь моя
Землю своим бичом терзала,
Была б надежда у меня,
Но так как рядом еще мама,
Двоих не вынесет земля.

Профессор: «Я хотел сказать,
Что в этом мире есть те боги,
Которым сил не занимать,
Те, кто способны время вспять
Вернуть, открыв для вас дороги».

Никта: «О чем ты говоришь?
Спаситель слишком озабочен,
Чтобы сынам не навредить,
Не покидает райской рощи,
Правда, ему нельзя сходить
Пока на землю, между прочим,
Чтоб мир в конец не погубить.

Что до двоих его сынов,
Иегова еще младенец,
А сатана хоть и готов,
Но только толика безделиц
Придет с ним из кошмаров снов.

Что до святых, не хватит силы,
А ангелы лишь могут петь
Да крыльями в раю свистеть.
Ах да, о мойрах мы забыли,
И та костлявая, да, смерть».

Тут из угла: «Звала, хозяйка».
Никта: «С тебя то прок какой?
Ты слишком старая, с клюкой,
Иди-ка падаль подбирай-ка».

Смерть тенью выросла едва.
— Сегодня жатва здесь, в больнице,
Похоже, я уже сыта,
Так что могу и удалится.
Никта: «Проваливай тогда».
Смерть: «Неучтива вы, царица.»
Никта: «Могу и разозлится.
Мне ты не принесешь вреда».

Смерть: «Тебе нет, а этой вот… —
Она приблизилась к Анжеле,
Косой взмахнула, ткнув в живот. —
Ну вот теперь меня оценят».
Вдруг закричала: «О, как жжет!»

Анжела, крепче сжавши руки,
Клинку подобно взяв цветок,
В каком то странном перепуге
Ударила тень в правый бок.

Смерть: «Ладно, хватит, исчезаю,
Вообще с работы ухожу,
Навеки землю покидаю,
Опасно стало здесь, гляжу».

Тут смерть исчезла, испарилась.
Никта: «Уволилась, дела.
Смотри, и вправду разозлилась!»
Афина: «Да, кажись, ушла».

Никта: «А как же звери, люди?
Кто раньше должность замещал!?
Подумать, что же теперь будет,
Нет смерти, это ль не скандал!»

Профессор: «Что, настолько плохо,
Я помню, что Анубис был».
Никта: «Исиду не забыл?
Им доставались только крохи,

Ну, души у людей пристроим,
А с насекомыми как быть,
Да и тела будут ходить,
Не разлагаясь, все живое
Как Агасфера не убить.

Сам сатана бы наказанье
Не смог страшнее отыскать.
Труп, не угасло чьё сознанье,
Что вечно обречен страдать».

Афина: «Боги, а солдаты».
Никта: «В Вальхалле так живут.
Конечно, там у них богато,
Сначала бьются, затем пьют.

А на земле все клетки, злаки,
Все живо, ешь ли их, руби.
И вряд ли покраснеют раки,
Сколь в кипятке их не вари».

Афина: «Все ли так ужасно,
Не уж то средь богов никто
Не справится с подобным? Ясно,
Не справится, вон смерть и то
Отнюдь не выглядит прекрасно,
А ты побегай-ка с её.

Ей мог заменой стать Гермес,
В поставке душ имеет опыт,
Но паразит опять исчез,
Похоже, снова злато копит
И прочий ищет интерес».

Анжела: «Бог, зовут Гермес?!
Его я, кажется, встречала.
Его к Светлане интерес,
А Света теперь, вроде, мама,
Но дочка в возрасте невест,
Так все, запуталась я прямо».

Профессор: «Я прошу простить
Мне дерзость, но скажу научно.
Смерть очень сложно отличить
От эпосных понятий штучных.

Майор, я вижу, кровь у вас.
Смогли клинок все ж опрокинуть.
Скажите, зажило сейчас,
Когда нас смерть решила кинуть».

Майор: «Болит, кровь не течет,
Все как обычно заживает».
Профессор: «Проведем подсчет,
Вот в ране клетки умирают,
Хотя никто жизнь не берет».

Никта: «Бездельница, пиявка,
Водила за нос столько лет.
Кричала, каждая козявка
Под ее властью сотни лет.
Бесстыдница, змея, мерзавка».
Афина: «Мам, а этике?»
Профессор: «Раз вопросов нет…»

Афина: «Есть, откуда меч,
В нем моя магия, я чую.
Светлана не могла облечь
Силу огня в стальную сбрую».

Никта: «Солдат, клинок сюда.
Эскалимбур, нет, не похоже.
Ровен, тьфу, тоже ерунда».
Афина: «Создал это кто же?»
Майор: «Агнесса». — «Кто она? —
Афина вопросила строже».
Никта: «Племянница твоя,
Если я верно поняла».
Анжела пискнула: «О боже,
Она теперь богам родня».

Никта: «Послушай человек,
Профессор? Как солдат глаголет.
Учитель, значит, он изрек,
Считаю, слушать тебя стоит,
Хотя недолог смертных век,
Хочу послушать твой совет».

Профессор: «Ладно, не шутя
Продолжу. Смерть, где оборвала?»
Никта: «Что есть богов немало».
Доктор: «Послушайте, друзья,
Недавно вести из Непала
С нарочным получил вдруг я.
Туда поехала семья… моя
На отдых, но застряла…
В конце недели ждут меня.

Мне пишут, этих там богов…
Как кошек, о, простите, дамы.
И всем от Шивы и до Ламы
Там поклоняются без слов».

Афина: «Синдху, та река?
Я и сама, свой храм покинув,
В ней искупалась чуть, слегка,
Личину на себя накинув,
Кого вот не скажу пока».

Доктор вдохнул: «Хоть не Кали?»
Афина: «Нет, и не Парвати.
Хотя мы были с ней дружны».
Никта: «О нет, помилуй, хватит,
Воспоминаний старины.

Значит в теченье той реки
Свою звезду ты потеряла.
И чьей личной тогда стала?»
— Богиней утреней зари.

Никта: «Ты с Ушас обменялась?»
Афина: «Ну а плохо чем?
Встала зарей, затем поем,
На колеснице покаталась,
Забывши о войне проблем,

Забыв о скорняках, ремеслах,
О скульпторах и моряках,
Индусы не жалели драхм,
Мне завивая златом косы.

А греки вечно суть мою
Под видом статуи поставят,
И Посейдону я грублю,
А он в волнах несет ладью,
И в щепки тело разбивает.

Преторианцы на щитах
Вообще меня отображали,
Задумаешься, сразу бах,
Мечи о сталь заскрежетали.

Ну ладно, греки еще что,
Но римляне, ты помнишь, мама.
Так взяли просто, ни за что,
И свергли деву с пьедестала,

Заставив гончарам служить,
Минервой нарекли позорно.
Оружия могли лишить,
Хотя конечно это спорно,
Пускай я не дала разбить
Константинополь город гордый,
Смогла врагов своих сцепить,
Аттила воин весьма твердый,
Сумел богине услужить».

Профессор: «Значит, я был прав,
Вы меч Аттиле подарили?»
Богиня: «Да, он костоправ,
Но что не скажет, это в силе,
Крутой у воина был нрав…»

Афина сладко облизнулась,
Сергей комок злой проглотил,
Ему богиня улыбнулась.
— Что-то ты милый загрустил.
Сергей подальше отскочил,
Пока в ней жажда не проснулась.
Богиня видом как вампир.
Невольно юноши взгрустнулось,
Ну и в ловушку угодил.

Никта: «Учитель, кто, скажите,
Помочь нам сможет из богов.
Сильнейших самых соберите,
К ним и отправимся без слов».

Профессор: «Я пока в сомненье,
Вот Будда жил там, где Непал.
Затем явилось просветленье,
И всемогущим Будда стал,
Едино полно сожаленье,
Майтреей мир он постигал,
Златою статуей забвенья.

Потом у них любой адепт
Может являть собою Будду.
Сомнителен весьма рецепт,
Поэтому его забуду.

Бог Вишну, тот весьма велик,
Похоже, охранитель вроде.
Он Кришной на земле возник,
Любил побегать на природе,
Им воспевался жизни миг.

Второй, кто может нам помочь
Бог Доарийский, званый Шива».
— Скотник. — Смешно сказала Ночь.
Профессор: «Что же, то не диво,
Тогда его отбросим прочь».

Остался Брахма: «Он творец
Вселенной, сущего и прочее,
Но его культам всем конец
Пришел, моя богиня Ночи,
Детьми оставлен был отец».

Богиня: «Хочешь ты сказать,
Что он создателя прообраз?
Один из аватаров знать.
Ну, тогда ясно без вопросов,
Придется Шиву ублажать».

Афина: «Я дружна с Кали,
Возможно, это нам поможет.
Осталось лишь достичь земли,
Шива, всегда лежит на ложе,
Чаще всего все ж с Парвати,
Хотя они одно и тоже,
Прообраз матери, Деви».

Профессор: «Чтобы не тянуть,
Все собираемся немедля.
Доктор, заснул?! Пора, нам в путь,
Там пригодитесь вы наверно,
Доктрины вспоминайте суть».
Доктор: «Вы там, где Алягеро».
Профессор: «Верно, не забудь».

Доктор: «А как моя больница?
Народу толпами везут.
В каждой палате меня ждут.
Нет, лучше сразу утопится».

Афина: «Матушка!? Ночь, да!
Анжела, дай цветок сюда!»
Взяла вот, произносит смело:
— Хочу я сотворить голема.

Взметнулась пыль, в окно песок
Влетел, в стекло забились камни.
Вода стекла, готов носок,
Быстрее нарастают ткани,
Анжела вскрикнула чуток.

Вот и голем уже готов,
В пенсне уже и при халате.
Доктор, не тратя лишних слов,
Прилег скорее на кровати,
Вот спирта отглотнул чуток.
Занюхал, думая о яде,
Видя, как сыплется песок.

Теперь колдуют над вторым,
И вот уже голем-профессор
Воссоздан веяньем одним.
Док наблюдает с интересом.

Теперь воссоздан и майор,
Как был здесь, все без измененья.
Халат больничный, как фарфор,
Но все теплее, мягче, легче,
Доктор не верит до сих пор.

Что бренно тело, ерунда,
Вот душу потерять обидно,
И не отвертишься, беда,
Вон Никта как глядит фригидно,
Он для нее лишь тесто, да.

— А хороша. — Вот спирт теплом
Разлился. — Даром, что богиня.
Ах, пусто, в голове содом.
Ладно, печаль свою отринем
И к пасти Дьявола пойдем.

Уже спокоен, хоть слегка
Дрожат и руки, и колени.
Голем ушел теперь туда,
Для доктора закрылись двери,
Теперь иная ждет среда.

Псевдо майор в кушетку лег,
Псевдо профессор выпил чарку.
Глаза у доктора на лоб,
Пускай прохладно, стало жарко.

Живые отошли к окну,
Големы их места заняли.
— Михалыч, я с ума сойду! —
Воскликнул доктор. — Я в печали.
Похоже, я уже в аду.

Кто они роботы?» Лев: «Нет».
— Галлюцинации! — Потрогай.
— Живые, правильный ответ?!
Доктор: «Спасите, ради бога,
Наружу просится обед».

Никта: «Големы не живые.
Есть плоть, отсутствует душа.
Какие люди вы смешные,
В них нет опасности пока».

Профессор: «Да, я понимаю,
Раз довелось мне прочитать,
Големы душу забирают,
Чтоб самому живому стать».

Никта: «Издержки производства,
Зато пока соблазнов нет.
Полны големы благородства,
Да и живут по сотне лет.

С душой конечно чуть похуже,
Сжигает дух голема плоть.
Там страсти, ненависть, любовь —
То, что сейчас голему чуждо.

Но странно, так уж повелось,
Хоть меньше жить, желают души,
Хоть к вам и не питают злость,
Но могут съесть вполне на ужин
Живым, так с издавна велось.

Съедят, душою завладеют,
Но жажда станет велика
Их только через два денька,
Пока они собой владеют.
Ну ладно, в путь уже пора».

Доктор: «В путь, значит я, я тоже…»
Профессор: «Да, простите друг.
Нам культов сведенья дороже,
Чем знание моих наук.

Нельзя без ваших нам услуг,
Да и голем вас уничтожит,
Хочу вас уберечь от мук».

Доктор: «Ну ладно, я согласен».
Гомункулов боится он,
Побег от нежити напрасен,
Здесь не спасет и батальон».

Вот все к окну, прыжок и вниз.
Вот все уселись в колеснице.
Лишь доктор, хоть дрожит за жизнь,
Но так не хочется садиться,
Но слышит крик: «Поторопись»,
И в тоже миг с окна валится.

Поднялись кони, напряглись,
Бегут где неба синь граница.
Вздыхает доктор: «Эка жизнь,
Такое вряд ли и приснится».

Мелькают тучи за бортом,
Солнце каскадами сияет,
Стремительно родимый дом
Поблекшей точкой убегает.

Никту мощь розы обжигает,
Анжеле отдают цветок.
Металл так холоден, жесток,
Тепло как с тела выпивает
Вместо росы кровавый сок
Листочки розы окаймляет.

Лошади скачут все быстрей,
Солнце пленительно сияет,
Прекрасен бег лихих коней
По тучкам, что легко порхают
Привычным кружевом зверей,

Огромных замков и дорог,
Пещер могучих и утесов,
Мифический единорог
Скульптурой замер средь торосов,
Его реальность под вопросом,
Покуда ветер так жесток».

Никта: «Заметили, живой?!»
Анжела: «Козлик настоящий,
Какой красивый и большой».
Афина: «Шерсткою блестящий».
Анжела: «Можно взять домой?»
Сергей: «И посадить там в ящик».
Профессор: «Стой, да он хромой».

Единорога ранить, нет,
На это вряд ли кто решится.
Приносит то немало бед,
Так и в легенде говорится
Ирландской, или, может, нет.
Жаль, к сожаленью, он не птица,
Иначе б сразу дал ответ».

Афина: «Ближе полетим?»
Никта: «Не знаю, очень странно,
Если пред ним затормозим,
То не помочь не можем с раной,
И что тогда нам делать с ним.

Ладно», вот правит лошадей,
Единорог стоит устало,
Глаза таращит на коней,
Анжеле жалко его стало.

И вот, про розу позабыв,
Коня погладить захотела.
Тот не отпрянул, как застыв,
Затем спросил еще несмело:
— Кто ты прелестная из див?
Скромно ответила: «Анжела».

Никта: «Смотри, он на земле,
Но сдвинутся, не может с места.
Похоже, дело в колдовстве,
Все стало очень интересно».

Доктор: «Смотрите, снег пошел».
Профессор: «Вероятно, Альпы.
Скалы могучие кругом».
Майор: «Или, возможно, лапы,
Смотри, зашевелился холм».

Афина: «Мама, великаны».
Никта: «Чушь, вряд ли на земле
Остались снежные титаны,
Хотя за сотни лет вполне…»

Анжела: «Ах, какой хороший,
Воркует, как тебя зовут.
И как ты оказался тут,
Теперь тебя вовек не брошу».

Вот вышла, села у него,
Не замечая снег, мороза.
Ей стало очень хорошо,
И даже из металла роза
Вновь не тревожила ее.

Единорог и сам размяк,
Прижавшись к девушке главою,
Ища в карманах девы мак
Или хотя бы хлеба с хною,
Поесть был Пегель не дурак.

Вот ничего не обнаружив,
Поднял прекрасные глаза.
И тут сказал: вчерашний ужин
Потерян мной еще вчера.

Анжела: «Фея, он голодный».
Никта: «Дочь, сено наколдуй».
Пегель: «Я вам не конь безродный,
А молнии властитель, бурь».

Никта: «Дракона вы созиданья,
Вот для чего нужны ему,
Того лишь только не пойму.
Он только зря потратил знанье
На вас и прочу ерунду».

Анжела: «Он такой хороший».
Богиня отмахнулась: «Дочь,
Найди, чем чистоте помочь».
Анжела: «Я его не брошу».
— Все, забирай. — Сказала Ночь.

Пегель: «Она и впрямь богиня».
Афина: «Мам, я не могу.
Не магия, а паутина,
Я даже кончик не найду».
Никта: «Руби посередине».

Земля трясется и дрожит,
Там, где был холм, теперь фигура,
Страшно ужасен ее вид.
Пусть даже нет мускулатуры,
Живот словно бурдюк висит,
Кожа подобьем кизельгура,
Сипит, ругается, кричит.

Майор прикинул, в высоту
Гигант так метров восемь будет,
Вот тянется скорей к клинку,
Монстр землю палицей трамбует,
Размахивая на бегу.

Профессор: «Погоди, солдат,
Это не демон, а похуже.
Да стойте, вам же говорят,
Один лишь промах, и вы лужа.
Пускай между собой решат,
Быть может, то Минервы брат».

Афина: «Что, ну может брат,
В сто сотом где-то там колене. —
Прыжок. — Ну ты, пошел назад,
И там подумай о проблеме,
Как лучше уберечь свой зад».

Никта: «Манеры, дорогая».
Монстр замер, палицу поднял.
Профессор: «Видно, не понял.
Злость, видно, в чудище большая».
Афина: «Я твоя сестра,
А ты Громул, я поняла».

Громул взревел, ударил в грудь,
Мотнул главой: не понимаю.
Афина, ладно, здесь побудь,
Ты верно голоден, я знаю,
Наверно неудобно, жуть.

Громул взревел: «Ты есть еда,
Я есть тебя, ты не родная,
Да и сестру бы ел всегда,
Была бы крошечна такая.
Да тока жаль, она большая,
На стока больше вот меня».

Гигант дубину приподнял,
Чтоб показать отличье в росте.
Затем Афину быстро взял,
Едва не захрустели кости.

Богиня: «Стой ты, отпусти».
Громул, покрепче сжавши пальцы,
Ответил: «Даже не проси».
Профессор: «Вот неандертальцы,
Родство не ценят и семьи».
Майор: «Должны ее спасти».

Вот взявши меч, ступил на лед.
Ох, холод, ноги же босые.
Вот к монстру, торопясь, идет,
Агнессы, повторяя имя,
В лицо холодный ветер бьет.

Громул заметил наглеца,
Хватает, зарычал от боли,
Располосована рука,
Громул от огорченья стонет,
Добычу не достать пока.

Вот он дубинку подхватил
И бросился бежать по склону.
Майор немедленно за ним.
Никта: «Что там за марафоны?
Так мы летим, иль не летим.

Анжела, быстро в колесницу,
Оставь ты этого коня.
Как только дочка возвратится,
Его отвяжем от тебя».

Дева вернулась на скамейку,
Единорог пошёл за ней.
Вот притулился на ступеньке,
Чтоб быть с избранницей своей.

Профессор: «Доктор, посмотрите».
Док, щурясь, приоткрыл глаза,
Шепча: «Замерзну я, спасите,
Мне нужно капельку огня».

Профессор: «Да, холодновато».
Вот на богиню бросил взгляд,
Произнеся: «Огня бы надо».
Никта: «Солдат придет назад,
Тогда получите награду.

В его руках огня клинок,
Что смотрите, я не всесильна.
Вам же не вечности глоток
И не плита нужна могильна,
Другим бы дар мой не помог.

Могу закутать в ночь и тень,
Но не при солнце и при свете.
Немного потерпите ветер,
Верно, не будет целый день,
И что же там Афина медлит,
Пора бы разобраться ей».

Афина бьется в кулаке,
Гигант взбирается на скалы,
Майор отстал, он вдалеке
Еще бежит, хотя усталый,
Но ближе его ход к ходьбе.

Громул доволен, он теперь
В не досягаемости жала,
Что носят смертные теперь.
А здорово оса достала,
Не обошлось и без потерь,
Рука заныла, застонала.

Зато добыча, вот она,
Зажата в кулаке привычно.
Брыкается букашка, да,
Неплохо выглядит, отлично,
Свежа, поскольку молода.

И главное нет тех ремней,
Крючков, что в деснах застревают,
И птицы странные за ней
В металле все не прилетают,
Есть захотелось все сильней.

Смотри, а ведь еще жива,
Еще пытается бодаться,
Упруга слишком, не беда.
Он знает, как с таким сражаться,
Два камня, раз, и есть еда.

В обертке лучше положить,
А то потом ищи кусочки.
Сначала ноги размножить.
Афина: «Брат, я Зевса дочка».
Громул: «Не плохо б посолить.

Но как спустится, там внизу
Оса бескрылая, но с жалом.
Ладно, ее сырой сожру,
Осу прогрею над вулканом
Или на вертел насажу».

Вот, положив, еду прижал.
— Вот твердая, и не удержишь.
Ударил, словно о металл.
Промазал что ли, это нервы,
А ну-ка в руки себя взял.

Есть хочется, слюна течет,
Вдруг закричал от дикой боли.
Палец, рука, гигант ревет.
Афина: «Сам же приневолил.
Теперь сравнялся у нас счет».

Гигант, с трудом сообразив,
Схватил ее другой рукою
И, действия предупредив,
Швырнул о скалы головою,
Добыче тело в кровь разбив.

Громул от радости запел,
Не движется, коснулся пальцем.
Отдернул, снова осмелел,
Ну все, достаточно боятся,
Боги, как он давно не ел.

Внизу оса, сюда спешит,
Надо скорей добычу слопать.
А то и птица прилетит
И, раскрутив ужасный винт,
Начнет металлом бить и хлопать…

Гигант раскрыв пошире пасть
В рот быстро запихнул добычу,
Затем, пытаясь убежать,
Забрался на соседнюю кручу
И там осу стал поджидать…

Доволен, пища вот во рту,
Потрогал языком, солёна,
Придвинул к правому зубцу,
Пристроил, нажимая снова,
Молитвы вознося отцу,
Не богу, а потомку Крома.

Вдруг боль, о, не было сильней,
Упал, за зуб рукой хватаясь.
Затем завыл еще страшней,
Боль словно, только разминаясь,
Уже добралась до корней.

Вот он на четвереньки встал,
Открытый рот, слюна стекает.
Вот зубы мудрости теряет,
Хотя глупей отнюдь не стал.

Кровь хлещет плотную струей,
Снега мгновенно напитавши,
Снег тает алою рекой,
Боль стала яростной, большой,
Словно уже на мозг напавши.
Гигант вращает головой,
Упал, внезапно зарыдавши.
Афина: «Хватит, братец мой?»
Тот выкрикнул, согласье давши.
— Ну, так неси меня домой.

Громул богиню достает,
В крови она так аппетитна,
Чуть вновь не сунул ее в рот.
Афина: «Братец, как не стыдно,
Ну-ка давай скорей вперед.

Да и солдата подбери,
Он человек, устал, наверно.
В рот его только не бери,
Он бяка, есть такое скверно».

Громул кивнул, солдата взял.
Афина: «Не руби братишку,
Он все, что нужно осознал».
Майор: «Кулак сожмет, мне крышка»,
Громул: «Бяку не ем», — сказал.

Вот уже рядом колесница.
— Ну, все, Громул, нас опускай.
Нет, нет, не стоит торопится,
Помягче, и не убегай.

Гигант оставил свою ношу,
Попятился и побежал.
Афина: «Стой, ах, нехороший».
Майор: «Он думал, что финал
Ему окажется дороже.
Смотри, уже совсем пропал».

Никта: «Все, быстро в колесницу,
Тут мне поведали одно.
Портал здесь может отвориться,
В горах имеется окно.

Вот все забрались, полетели».
Никта: «Единорог, куда?»
Пегель: «Направо, где вода,
Там, где раскидистые ели,

Теперь немного вверх и вниз,
Направо, уже ближе к цели,
Здесь нависающий карниз,
Ну вот, почти что прилетели.

Вот и скала, где водопад».
Анжела вскрикнула с восторга.
Вот брызги веером летят,
Замысловатой солнца хордой
И словно звездочки горят.

Снега курсивом светлых рун
Как окаймляют врат пещеру,
Каскады водопада струн
Как отражают солнца сцену
Картинами почивших дум,
Тех, кто пока еще нетленны.

Стена, и больше ничего.
Единорог: «Ну вот, приплыли.
Здесь не хватает одного,
Чтоб заработало, той силы,
Что так сказать венец всего.

Вот видите, стекла кристалл,
Сюда еще давно когда-то
Перун свой посох прилагал,
Так поступали и солдаты,
Кого он к битве призывал».

Анжела: «Значит, эта дверь. —
Вот быстро прыгнула в пещеру. —
Но не работает теперь?!
А вы что скажете, Минерва».
Та: «Коли хочешь без потерь,
Так лучше не играй на нервах,
Во мне сидит ужасный зверь».

Анжела: «Может быть цветок?»
Никта: «Нет, здесь другие силы.
И он бы точно нам помог,
Если б, не золотые жилы,
Что магии усилят ток.

Садись, придумаю сама».
Майор: «А может меч-инферно?»
Афина: «А ведь впрямь вреда
Не будет от клинка, наверно».

Профессор: «Говоришь, Перун,
Бог молний, я так понимаю».
Анжела: «Пусть я этих рун,
Ну прям, совсем не понимаю,
Но кой что в физике смекаю.

Пегель, ты кажется сказал,
Что вроде бури повелитель,
Что как-то молнии метал.
Так вот, мой милый, повторите
Свой подвиг, зарядив кристалл».

Единорог: «Что ж, я готов,
Только погладь меня по шерстке».
Анжела: «Прямо нету слов,
Надежды меньше, чем в наперстке,
А он играет роль ослов».

Пегель: «О нет, я не о том,
Хотя и ласка мне приятна,
Возникнут молнии притом».
Дева: «Ах, так тогда занятно».

И вот погладила его,
Единорог с задачей сжился,
Глаза закрыты у него,
Вот на колени опустился,
Мурлычет: «Да, так хорошо,
Вот он уже совсем забылся,
И вскоре храп его разлился,
Как довершение всего».

Анжела гладит: «Ну давай,
Прижала ухо, где аорта.
Пегель, пора же, посылай.
Эй, ты зачем уткнулся мордой?»
Профессор: «Спит он, так и знай,
Напрасная твоя работа».

Анжела: «Ты и вправду спишь?»
И тут цветком коня кольнула.
Напрасно, его морда лишь
Чуть приподнялась и зевнула,
И снова благодать да тишь».

Анжела: «Ну, раз ты такой,
То не люблю, ты мне противен».
Пегель: «Как сон был этот дивен,
Что ты сказала, нет, постой».

Единорог вмиг погрустнел.
— Значит тебе совсем не нужен?
Тогда уйду к волкам на ужин,
Чтоб мукам положить предел.

Анжела: «Нет, тебя люблю,
Ты мягкий, теплый и пушистый,
Красивый, милый, чистый, быстрый,
Вот поцелуй тебе дарю».
Единорог: «Вновь жизнь люблю».

Анжела: «А теперь продолжим,
Я глажу, только ты не спи
И больше молнии копи».
Единорог: «Совсем не сложно».

Анжела: «Я тебе спою
О том, как хорошо в раю,
Когда цветочки лилии
Склонили главы до земли,
Прошу тебя не спи, не спи…»

Дева ласкает и поет,
Пегель поднял лазурный рог,
И молния цветком цветёт,
Открыв портал иных дорог...

И вновь герои в облаках,
Несутся кони в тишине,
Сияет солнце в небесах,
Идет сраженье на земле.

Битва кипит целый отряд
Двоих пытается свалить.
Пегель: «Тот рыцарь точно гад,
Обману лишь готов служить».

Никта: «Приблизимся к земле,
Устали лошади летать,
Заедем в лес, там мед в дупле,
Тогда и будем рассуждать».

Пегель: «Вон девы, их спасти
Я обещал, они где холм,
Но странно, не бегут они,
Не нападают ни клинком,
Ни стрелами, что вон видны
В эльфийки колчане большом.

Смотрите, человек вон тот,
Лишь в небо смотрит не спеша.
Его бы расспросит нам вот,
Чтобы понять в чем тут игра».

Вот золотая колесница
Приблизилась, затормозив.
Лорин уже готов был бится,
Но поклонился, отступив.


Воин: «Ночь! Никта! Госпожа!».
Богиня: «Лорин, невозможно,
Ты где скрывался все года?»
— Мой путь вам отследить несложно.
Мне ваш, Полночная Звезда,
Сказать по правде, невозможно.

Никта зарделась: «Милый друг,
Ведь вы когда-то были богом.
Да и таким, что даже вслух…»
Лорин: «Не будьте столь жестокой,
Теперь во мне эльфийский дух».

Богиня: «Ладно, что у вас,
Не рыцари же вам помеха».
Лорин: «Боюсь сказать сейчас,
Та девушка — залог успеха,
Коль она будет среди нас».

Богиня: «Ладно, поняла,
Что ж, украдем ее сначала.
Афина, девочка моя,
Где та шкатулка из металла,
Ну, где хранилась пустота».

Лорин: «Минерва дочка ваша?
Печально, этого не знал.
Хотя, конечно же папашу
Афины раньше примечал».

Никта: «Ну вот, и все в порядке,
Ваша эльфийка в пустоте.
Для ночи эти хитры прятки,
Всего лишь дань твоей игре».

Лорин слегка повысил голос:
— Келос, сэр Гарис — все сюда,
Эльфийка здесь, и даже волос
Не тронут с головы пока.

Маг выкрикнул: «Она свободна».
Лорин: «Да, все, кончайте бой».
Келос: «Э, погоди, постой,
Надо разбить звериный рой».
Лорин: «То вряд ли благородно,
Но помогите, ангел мой,
Вернуть сих воинов домой,
Воспользовавшись пустотой».
Никта: «Конечно, да, свободно».

Где рыцари, там кутерьма,
Чудовища в момент исчезли,
В момент окончилась война,
Остались только разны «если»
И тьмы разрывов пустота.

Лондгок: «Похоже, был морок,
Проверить, что никто не ранен.
Уходим в город, в сем тумане
Своих же не найдешь сапог».

Вот паладин провел осмотр,
Для дам приводят першеронов.
Нет, просто легче скакунов,
И пусть то в скорости уроном,
Зато надежность сто очков.

Рыцарь: «Волк, всем переведи,
Пока мы возвратимся в город,
До замка десять дней пути,
А в Гое будем очень скоро,
Так имя города скажи».

Волк: «Передал, они согласны,
Устали лишь, хотят поесть».
Рыцарь скажи: «Они несчастны,
Недолго будут, наша честь
С трудом снесет удар ужасный».
Волк: «Улыбаются в ответ».

Рыцарь поднял свое забрало,
Клинок поднявши к голове,
И улыбнулся милым дамам,
Отряд построивши в каре.

И вот уже белеет город,
И магов башни в серебре
Сияют траурным узором
В прекрасной вечера заре.

Снег отливает алым флагом,
Нахмурил брови паладин,
Нельзя считать хорошим знаком
Поля карминовых долин.

Вот шум, Лондгок поднял перчатку,
Замер кортеж, замедлив шаг.
Лучи кармина бьют в сетчатку,
Небо само как алый флаг.

Маги как спят, не вьется вымпел,
И в страхе не бежит народ.
В кристаллы разбивая льдинки,
Кортеж вновь к городу идет…