Жестокость. Сестре о блокаде

 СЕСТРЕ О БЛОКАДЕ.
Думы, думы! – пытаюсь понять:
Как случилось, что стали чужие
Мы с тобой; кто посмел разорвать
Наши кровные узы святые?

Ты не знала голодной блокады,
Слава Богу, ты после войны
Родилась; я – дитя Ленинграда
Подрастал в лихолетье страны.

В стужу зимнюю сорок второго,
Помер мамин отец, а мой – дед…
Хуже не было года лихого,
Мне тогда было ровно шесть лет.

В тесной кухне, напротив чулана,
Где давно не варился обед,
Положили мы деда Ивана,
Простынёю прикрыв, на паркет,

Там лежал он неделю, холодный,
Не прося не поесть, не попить,
В этот год – самый лютый, голодный,
Повезли мы его хоронить.

Хорошо, что хоть саночки были,
Горемыку на них и свезли…
Простынёй, спеленав, опустили
В яму, с комьями мёрзлой земли.

На морозе, дрожа, постояли,
Покрестившись, молитву прочли
За усопшего; саночки взяли,
И устало домой побрели…

Нас блокада под корень рубила,
Наши судьбы ломала война,
Вера нас берегла и хранила,
И от смерти спасала она.

Измождённые – кожа да кости,
Это мы были – дети войны.
Нас не мало лежит на погосте,
Не дожив до победной весны…

Ну, а кто пережил это лихо,
Все состарились, стали больны…
И уходим из жизни мы тихо,
Ветераны и жертвы войны!