Дуршлаг и другие

Дуршлаг

- Уходи, моя девонька пылкая,
Я и прах с твоих ног истреблю.
Забирай свой дуршлаг (миску с дырками),
Потому что тебя не люблю.

Знаю, ты молодая и гладкая,
И готовишь сациви и плов,
Только так, как с тобой, моя сладкая,
Я с любою другою готов.

Ты подружкой моей не останешься
(У меня уже есть один друг).
Навсегда ты со мною расстанешься,
Мне сейчас недосуг. Не до сук.

Мне хотелось бы счастья спокойного
Без тебя. Потому – уходи.
Ты найдешь себе мужа достойного.
У тебя еще все впереди…

После дикой его околесицы
Я домой, спотыкаясь, неслась.
Мне хотелось тихонько повеситься,
Вместо этого я напилась.

И сидела ненужная, пьяная,
Как пустой отработанный шлак.
Но спасла меня мысль окаянная:
Я забыла, забыла дуршлаг!

Миска с дырками при осторожности
И продуманном плане борьбы
Обещала большие возможности
В перспективе дальнейшей судьбы.

Возникали надежды и чаянья,
Я без страха встречала рассвет.
Так спасает порой от отчаянья
Прозаический самый предмет.


***

Покружи в листопаде осеннем,
Осененный высоким полетом!
Станет ветер судьбой и спасеньем
От невзгод, что нахлынули летом.

Расплатись за былое богатство.
Распевая Христовы заветы,
Научись на ветру кувыркаться
И голодным, и полураздетым.

Не проси и не жди подаянья:
Ведь когда упадешь ты под ноги –
Золотое померкнет сиянье,
Станешь хилым листочком убогим.

***

Нет, чтобы раньше амфоре разбиться!
Но я в поход ее решила взять.
Теперь боюсь случайно оступиться
И выронить из рук. И потерять.

Любви потеря – горькая утрата.
Судьбы разгадан неизбежный ход:
За кратким счастьем грезится расплата.
Но все же я взяла ее в поход.

Удел стекла любого - быть разбитым.
Я знаю: береги, не береги,
Ее раздавит супостат копытом,
Над нею надругаются враги.

Вот наказанье за мои утехи!
Уж силы нет, да поздно отступать.
Так уязвимы женские доспехи,
А я в поход любовь решила взять.

Взяла - несу. Зачем - и Бог не знает.
Баюкаю ночами на груди.
Над полем битвы дымка тает, тает…
А главное сраженье – впереди.


***

Мой тихий Ангел, полети к нему
И нашепчи, как любит он Татьяну!
Не дай покоя сердцу и уму,
Разбереди затянутую рану…
Мой тихий Ангел, полети к нему.

Мой милый Ангел, сны ему пошли,
Чтоб в этих снах мое кричал он имя!
Чтоб женщины другие отошли,
Пусть хорошо им будет! Но с другими.
Мой милый Ангел, сны ему пошли.

Мой светлый Ангел, ты Хранитель мой,
Храни его! И пусть одна лишь мука
Его тревожит на пути домой –
Меня потеря и со мной разлука!
Храни его, веди его домой…

 


Белая ночь на Карельском перешейке
 
 Памяти Эдит Сердергран

 Не сбросил вечер газовой вуали,
 Зеленый сумрак в озере размыт,
 А над Землей в прозрачном покрывале
 Бесшумно и легко плывет Эдит.

 На хвойный лес, изрезанный гранитом,
 На серых крыш причудливый узор,
 На строгий крест в краю давно забытом
 Она печальный не опустит взор.

 И как собака Понтия Пилата
 За нею вслед огромный кот спешит…
 Быть может, одиночество – расплата
 За Божий дар, за искорку души.

 Плывет Эдит средь звездного парада,
 Всегда вперед, без права повернуть.
 Быть может, вдохновение – награда
 За одинокий и унылый путь.
 
 Ялакла, 2006

 ***

Мой маленький песик завидует птице,
И не понимает, что крылья – от Бога,
И хочет взлететь, и бежит на дорогу,
Рискуя разбиться, рискуя убиться.

И ахает громко старушка на лавке,
И кто-то ругает плохую хозяйку,
И пух тополиный в Лебяжьей канавке,
И вдаль улетает блудливая чайка.

Я думала тоже, что все мне подвластно –
Любое движенье, любое круженье,
Но только взлететь я пыталась напрасно:
Стопа широка и сильно притяженье.

Уже ничего в этой жизни не жалко,
Я свой поводок, как собачка, кусаю,
И красную розу несу в коммуналку,
Где только в стихах я по небу летаю.

 Романс

Не знаю, кто, с какою целью
Внушил тебе, что ты - старик.
И жить с отдельною постелью
Как видно, ты уже привык.

Свои болезни изучаешь,
Сидишь за книжкой в тишине…
Но ты не знаешь, ты не знаешь,
Как ты, мой ангел, нужен мне!

Мне в одиночестве не скушно,
Но нестерпимо тяжело,
И принимала я послушно
Его спокойное тепло.

Не полюблю – не потеряю,
Зачем мне, право, новый крест?
Но я упрямо покоряю
Своих ошибок Эверест.

И рвусь твою разрушить келью,
И пусть смешон призывный крик!
Не знаю, кто, с какою целью
Внушил тебе, что ты - старик…

***

 Позвольте представиться: просто Татьяна.
 Я думала, дура, в миру – уникальна.
 Но милые сестры, Марина и Анна,
 Прошли, записав про меня досконально.

 Все бабы похожи. Неужто так просто,
 Так ясно, пока сыновья еще с нами?
 И если в тумане не видно погоста,
 Разлуки поются одними устами?

 Или мы особой, крылатой породы,
 Не можем в страданье униженно плакать?
 Москва. Комарово. И опыт, и годы.
 Елабуга. Ночи. Татары и слякоть.

 Вас слушали много. Не слышали – странно.
 Что в женской поэзии толку и проку?
 Мудрейшие сестры, Марина и Анна,
 Вы знаете точно, как я одинока.

 В ногах у бескрылых не стану валяться,
 Сама постепенно закроется рана.
 Читают мой путь и на пятницу снятся
 Великие сестры, Марина и Анна.


 ***
Аллеи были серы и тихи.
Я шла одна. И я молила Бога:
Прости мои невольные грехи,
За вольные – наказывай нестрого…
Прости и тех, кого ты сгоряча
Назначил быть причинами страданий.
И моего помилуй палача.

Апельсин

Мама. Елка. Новый год.
Тимофей, вальяжный кот.
Пьяный папка. Винегрет.
От сестер покоя нет:
Снова борются за печь,
Где кому на печке лечь…
В елке лампочки горят,
Все игрушки – говорят.
Тот, кто в домике живет,
Медвежонка в гости ждет,
Заяц рядышком с совой
Делит скромный ужин свой.
И мерцает алый шар!
И мерцает синий шар!
А за ними виден ствол…
- Разбирай-ка, Миша, стол!

Папа – снова молодцом.
Мама пахнет холодцом,
И морозцем со двора
Пахнет старшая сестра
(посылали за дровами),
И дешевыми духами
Пахнет средняя сестра.
Все кричат: Пора! Пора!
Бьют часы. И можно сесть.
Наконец-то можно съесть
Апельсин!

Милый психоаналитик,
Мой разумный, старый критик,
Делай вывод, неспеша.
Вот и тело, и душа,
Зарвались и заврались.
Апельсинов – завались!
А все мало, мало, мало.
Так чего мне не хватало?!
 Мама. Елка. Новый год.
Тимофей, любимый кот…
 
Дубы Михайловского

Туда-сюда проходят мимо
Людишки, времени рабы.
Но крепко, непоколебимо
Стоят почтенные дубы.

Их не согнули ураганы,
Враги осилить не могли,-
Они залечивали раны,
Уйдя корнями в центр Земли.

Один застыл у Лукоморья.
С невозмутимостью Будды
Глядит на новое подворье,
На быстротечные сады.

Соседний дуб витой оградкой,
Табличкой медною снабжен,
Но все же странною загадкой
Передо мной явился он.

Могли бы модным стать паркетом,
Пойти на кресла и столы,
Но помнят ссыльного поэта
Их многомудрые стволы.

Внутри, среди колец годичных,
Увековечен каждый миг,
Цветки свиданий тайных, личных,
Хранятся, как в страницах книг.

Дотронусь до коры шершавой,
Нарушив нынешний запрет.
Мой друг, меня зовут Татьяной!
Ты вспомнишь через сотню лет?

Найдется ли зевака праздный,
Тот, кто придет отдать поклон,
Без суеты, без цели ясной,
Сюда, под своды этих крон?
Подумает о вечном он
Под шелест листьев потаенный?
Иль к ветви, некогда зеленой,
Слетится полчище ворон?

 ***
 
Красный угол. Рушник с петухами.
Строгий Спас в простодушных цветах.
Пахнет хлебом и серыми щами,
Все сидят на привычных местах.
Старый дед чертыхнулся с полати,
Заворочался и заворчал.
У подзора огромной кровати
Сытый кот бахрому оторвал.
Пообедали. Скоро к вечерне,
А пока что немного посплю.
В этой Богом забытой деревне
Я, пожалуй, Россию люблю.


***

Мое окно в колодец гулкий,
Где даже в ясный день темно,
И то, что дальше, в переулке, -
Моим двором исключено.