И потечешь, как небо, вскользь и сквозь

Худые латки петербуржских крыш,
Запёкшимся бордовым по седому
Сползают с неба сны. Балкон. Стоишь,
Щекой прижавшись к камню голубому.
Скользишь по скатам опаленных крыл,
Впадаешь вниз, в ущелья узких улиц,
Стекаешь по карнизам. Чья-то жизнь
В окошках затерялась…. Но, ссутулясь,

Сквозь тусклый сумрак призрачных квартир,
Сквозь тихое забвенье снов и света
Вползет трамвай, встревожив зыбкий мир.
На миг очнутся, задрожат предметы,
Зайдется чашка возмущенным «дзинь»,
Дверь, гулко ахнув, в коридор вонзится,
Шкаф в стоне обнажит нутро, и жизнь
Нехитрая безрадостной жилицы

Вдруг выпадет перчаткой на паркет,
Но сникнет вслед растаявшему звуку.
По хрупким плечикам скользнет случайный свет.
Продлить.… Продлить хотя бы эту муку….
И кто сказал, что смерти вовсе нет?...
Сорвется жизнь, догнав на перекрестке,
Трамвая след. Какой нелепый бред….
Беззвучно осыпается известка

Голубизной постылых потолков.
Но кто-то из окна подаст «К Элизе»,
Прозрачной тенью выйдешь на балкон,
Где воздух терпкой горечью пронизан.
И потечешь, как небо, вскользь и сквозь,
Израненное шпилями, в паденье,
Все до последней капли, слезы в горсть
Собрав, и отпустив…. Простив забвенье.

Смешная девочка твою запишет боль
Под сгорбленных трамваев отголоски,
Неосторожно твой тревожащих покой,
В голубенькой тетрадочке в полоску.
Печальный ангел грустные глаза
Опустит на тебя, прервав работу.
Из тонких пальцев выскользнет игла….
И небо будет плакать до субботы.