Форс

( или рассказ о том,как я летал на зимние каникуллы домой, в Хужир, в декабре 1967 года.)

Вике Кудряшовой, землячке - иркутянке и моей доброй Фее.

Я вышел ростом и лицом,
Спасибо матери с отцом.
Хотя я ростом был не мал,
Но видно Бог ума не дал.

На Новый год –шестьдесят восьмой,
Все кто куда, а я домой.
Взял билет на самолет
И качу в аэропорт.

Приезжаю, рейса жду
И туда –сюда хожу.

В городе Иркутске – древнем,
Древний и аэропорт.
Здание аэовокзала
Деревянное стояло.

Хочешь посидеть в тепле,
Поищи места везде.
Ну а мест там и «удобств»
Днем с огнем ты не найдешь.

Вот и ходишь,отдыхаешь,
Сопли на кулак мотаешь.
Ты уже замерз давно,
«А нам татарам все равно!»

На дворе декабрь холодный,
Я же парень очень «модный»,
Давит аж под пятьдесят –
Для таких, как я , пустяк.

Длинный волос, я без шапки
И шагаю без оглядки.
Туфли модные на мне,
«Рыбий мех» у них на дне.

Брюки ноги облегают,
«Клеша» ветер раздувает.
Носки тонкие, капрон
Вот тебе и весь фасон.

Мать моя порой сердится:
«Форс морозу не боится.
Ведь пора бы поумнеть,
Чтобы в жизни не болеть.»

Я же хохотал в ответ:
«Очень круто,спору нет.»

Над городом весит туман,
Дым от печей и паровозов,
Мороз крепчает и крепчает,
Вдруг нам посадку объявляют.

К самолету мы шагаем,
Экипаж ждем,»загораем.»
Пока заняли места,
Еще больше замерзаем.

До Хужира путь не близкий,
Лету полтора часа.
Усть – Орда и Бугульдейка,
Еланцы и все дела.

К нам, в Хужир,летает Ан,
Есть такой аэроплан.

Два крыла,один мотор,
Тарахтит во весь опор.
Говорили немцы смело:
"Er ist russische" фанера.

Самолет наш,,славный Ан,
Есть в нем маленький изъян.
Опыляет он и сеет,
Только вот зимой не греет.

В этот наш аэроплан,
Вкрался и другой изъян.
Лавки к борту все прижаты,
Холодны и жестковаты.

Вообщем, в этом,нашем Ане,,
Ты сидишь, как на диване.
Было б там еще тепло,
Не мутило,не трясло.

Так что очень повезло
Угодить мне на него.
Не успели мы взлететь,
Ноги стали уж дубеть.

Ан мотором тарахтит,
Кидает в верх,кидает в низ.
Скорость киллометров двести,
Кажется стоим на месте.

Я кручусь туда – сюда,
Не выходит ни хрена.
Человек ты,, а не вошь,
Ноги к жопе не прижмешь.

А напротив, для примера,
Дева красная» сидела.
Мне она была под стать,
Кудряшовой Викой звать.

Дева эта «без привета»
И по зимнему одета.
Пальто, валенки на ней,
Сразу видно кто умней.

Вика видит я сомлел
И вроде даже посинел.

«Что случилось друг Сережа,
От чего такая рожа,
Ты скажи и я пойму,
Может даже помогу.

Вике я кричу в ответ:
«Доканает драндулет,
Сколько жопой не кручу я,
Под собою ног не чую.»

Вике было восемнадцать,
Ну а мне всего пятнадцать.
Вика же была умна
И тактична, и мудра.

«Что же ты молчишь пижон,
Жить без ног какой резон.
Туфли ты свои сними,
Ко мне ноги протяни.

Не стесняйся, не ершись
И вообще не петушись.»

Долго не тяну резину,
Подпираю бортом спину,
Туфли я свои снимаю,
К Вике ноги напрвляю.

Вика бедра раздвигает,
Мои ноги принимает,
Прикрывает попой их.
Покрутился я ,затих.

Долго ль,коротко летели,
Мои ноги «загорели»,
Их корежит, как в огне.
Ох и тошненько же мне.

Стали ноги отходить,
Я не знаю,как мне быть.
Их ломает и корёжит,
В пору волком мне завыть.

Ноги отогрелись быстро,
Боль прошла или утихла.
Шевельнулась мысль тогда:
«Самому бы мне туда.»

Но все чинно,благородно,
Что моей душе угодно.
В Харанцы мы прилетели
И с разгона мягко сели.

Вот так я узнал,дружок,
Что у женщин между ног,
Есть прекрасное тепло,
И нам, мужчинам,повезло.

С той поры не мало лет
И прошло, и миновало.
Сколько не ходил по свету,
Не встречал я Вику эту.

Сколько жить ешё я буду,
Вику эту не забуду,
Чтоб ее минулро зло
И всегда во всем везло.

Мораль сей басни такова:
«Не будешь умным ты:
Пока ты не подрастешь
И пуд соли не сожрешь.

А пока не поумнел,
Мудрости не одолел,
Читай книги,,кашку кушай
И отца, и маму слушай.

(Сергей Кретов)
Потсдам, октябрь 2004 года.