Искало счастье своё горе...
(По мотивам повести Н.Раевского «Последняя любовь поэта»)
Феокрит – великий греческий поэт, живший в III веке, до н.э. Долгое время был забыт и настоящая слава пришла, когда его назвал своим учителем великий римский поэт Вергилий. (Предисловие Н. Раевского)
Август 2007г.
… Давался пир в честь Феокрита. Известный всем эпикуреец Неофрон, встречая знаменитого приятеля поэта, цветами выстелил весь пол. Не серебрилась в темноте с утра нарезанная ива, страдая вяла без уборочного зуда и сыпались цветки душистого жасмина с прохладой мяты, украшающие блюда. Был жаркий день, прислужники-эфебы внесли столы и амфоры с вином, расположившись под открытым небом, вкушали с блюд червлёных серебром. Рачительный хозяин не был скуп; на пир позвал гетер и танцовщиц. Не ввязываясь в философский диспут, грустил один лишь Феокрит.
Он был не молод, но ещё не стар и слава далеко его опередила, и не был он поклонником гетер, хотя в ногах пристроилась Миртилла. Она была мила свободной красотой, потягиваясь с лаской мягкой кошки, и в золотых сандалиях, почти полу босой косила взглядом на приколотую брошку. Ей был не интересен разговор, она скользила взглядом по поэту, над жертвенником вился белый пар, философы вином богам вносили лепту. Миртилла думала не только о себе. Она была свободна и красива, а думала о матери, что старится уже и, что работа той, уж не под силу.
Метались тени по колоннам и стенам, все потянулись кубками к поэту, чтоб прикоснуться к поэтическим дарам, несущим славу дням и летам. Он встал. Я предварю ваши вопросы, и расскажу, как провожая мужа на войну, царица Береника, отрезав златы косы, взложила на алтарь их, как жертвенную мзду. И боги, оценив величье её жертвы, рассыпали те волосы по звёздному ковру, и новое созвездие с тех пор от Волопаса и тянется и тянется к божественному Льву.
Кончался день, уже слегка стемнело, в застывших звёздах плавал небосвод. В коттаб играли Херсий и Миртилла, укладывался спать подвыпивший народ.
2
Закрытый дворик, садик милый, укрытый в зарослях ветвей, спросонья шаг неторопливый, всё в ожидании гостей. Потягиваясь сладко, юная Миртилла, в ночной рубашке босиком, с любовью садик обходила ей нравился уютный старый дом. Посаженные ей когда-то клумбы, фиалок первые ростки и крупных, белых лилий кубки; в кустах мерцающие светляки. Она ждала Херсея, Феокрита, разгорячённая стояла у плиты, уж в тихом дворике столовая накрыта, тепло, уютно от домашней простоты. Пришедший Феокрит, читал стихи Сапфо и был прекрасен мир вокруг. Миртилла ласково смотрела на него, ей было радостно от тёплых нежных рук. И Феокриту нравился домашний быт, и страсть его к Миртилле мучит, и многое бывало прежде у него, но без теней и свет наскучит.
Так начинался исторический роман, кому на зависть, а кому в ухмылку. Они всё больше проводили времени в горах, бродя всё дольше, уходили, будто в ссылку. Искали одиночество предгорий, и радость от не хоженых полей, что находили в переходах плоскогорий, стремясь укрыть любовь от зависти людей. Внизу всё знойно, здесь легко дышалось и в этот раз забрались далеко, листвою порыжелых яблонь любовались, шиповник расцветал, и было нелегко. В, хитон цеплялись буйные побеги, холодная река им ускоряла бег, душистых анемонов застывшие пробеги, в лощинах тёмных позабытый снег. Крапчатых лилий, гиацинтов в изобилии и, где-то пенье, позабытое дроздов, и оползни шумели словно ливнями, остерегая путников и пастухов. Их слух ловил раскаты камнепадов, смущало и отсутствие опор.
«Вот так бы здесь, среди туманных гор, жизнь провести вдвоём, до самой смерти!» – Миртилла грезила, бросая чуткий взор, на мир, ласкающий приливом сети, и распростёршийся внизу суровый бор. И, пенился, грозя им Геллеспонт, блестя один в своём унынии, а отмели отсвечивая светом огоньков, в улыбке отражали гибкость линии.
3
Подъём закончился в широкой седловине, где сосны высились как вековые кряжи, и родниковою водой очистившись от пыли, у пастухов пополнили поклажи. Но день другой брели уже устало и в крепких икрах отдавался стон, но сердце отпуская трепетало и зависть в нимфах вызывал хитон.
Вдали людей, не чувствуя беды, заснув в цветах, она на полуслове, словно застыла в нерешённом споре, укрывшись тенью от сосны. И тёмна ночь от них таила шорохи, мелькали звери, сторожа их сон, и укрывали вековые ели, над ними пряча небосклон.
Вставало утро красно, как от боли, заря спешила, осветить восток. Миртилла лёгкой ланью на пригорок, почти забыв красу не высказанных строк, взлетела, помня божий рок: «Ах, Феокрит! Ведь это Ида!?» Да дорогая моя, да! Там где-то море за отрогами укрыто. Внизу царила голубая мгла, и гребнями владело яростное солнце, сжигая то, что не сожгла земля. Миртилла, лишь оправившись от сна, пав на колени, с прыгающим сердцем гимн чаровнице Афродите вознесла.
Стояли на краю, молчали в созерцании, как тени отвоёвывают сумраки у дня; смотрели, как змеёю речка извивалась в потоках времени седого торжества. Когда-то там была Троянская война, и Зевс метал, троянцам помогая, молнии, а Феокрит с Миртиллою, укрывшись до утра, вели беседу о прошедшем… Слава молодости. Он стал рассказывать ей то, что потерялось в Илиаде, и, что сейчас себя нашло в этой земной «Пропонтиаде»:
«Все боги собрались на свадьбу, покинув, близлежащий здесь Олимп, и веселясь со смертными на славу, забыли пригласить отверженных богинь: Эрида всё, ж сама пришла на пир и брошенное, ею, яблоко раздора уж не на шутку рассорило богинь; им мнилось всем, что ей покорен мир. Зевс уклонился, всё, отдав на суд Париса, и овладела яблоком нагая Афродита. Гнев Геры и Афины был ужасен. Торжествовал раздор, в безумии опасен.
Лишь Зевса взгляд мог разглядеть отсюда, как воины за Трою в полный рост сражались, в ожидании божественного чуда, и ленточкой струился Геллеспонт…
4
С утра, потягиваясь с наслажденьем, внимали взглядам глубины, где луг пестрел роскошными цветами, и голубая гладь напоминала сны, а меж укрытыми большими островами незримой змейкою Скамандра вниз неслась, напоминая: в жизни все равны люди и лебеди, но выше божья власть.
И в эту ночь они почти не спали, он рассказал ей всё на чистоту: что к Птолемею возвратится он, едва ли, и, что Садата утопили за норов, и за правоту; о том, что любит он свою Александрию, и, что соперницею ей – библиотека. Она смеялась, плакала, моля богиню, чтоб Феокрит был с нею до скончанья века. Огромною тарелкой сияло солнце с гор и веяла туманом Пропонтида и запах гор, священных дивных гор, хранящих в несравненности как свадебный ковёр, тот небосвод раскинутый седыми куполами. И, было грустно, но хотелось и вернуться, и быстро разлетелась по Лампсаку весть, что к Неофрону Феокрит вернулся, что делало тому большую честь. Им было жаль, что путешествие кончается и вот уж гавань маленького городка. Там ждёт их жизнь, всё снова начинается и в их сердцах, как ласточка гнездо своё свила.
Дни становились всё теплей и жарче, и по ночам легко спалось только в саду, но по ночам и мысли были ярче: о бесконечном Мире, у которого в плену. Уж нет сомнения, что смерть конец всему, но удивляло всех, что нет предела Миру, и неужели ж мы одни, но почему!? о том, что старость потеряла меру. Все силились представить беспредельность, но было это всё сильней ума, и захотелось вновь опять войти в предельность, в привычный мир уюта и тепла.
«Эх, Неофрон стареем мы, стареем. Стареет всё, весь Мир, Земля, но ничего мы почему-то не жалеем, вдруг рухнет неожиданно подгнившая стена».
Миртилла тосковала по ночам, ей было в них безумно тяжело. Не помогало ни открытое окно, не помогал и запах роз, цветущих там. И Феокрит не приходил уже давно, жгла ревность: – всё забыл он в миг, но он уже стучал в открытое окно: «Соскучился я, где ж ты мой родник?!».
5
Ей так хотелось, чтобы он остался, но он старался не обидеть Неофрона, ведь тот для них обоих так старался, устроив праздник у морского склона. Он сам ценил изображенья женщин, едва ли много лучше, чем самих, но с Феокритом был всегда угодлив, и служил только для них двоих. У берега вода лишь тронутая рябью чуть двигала крадущуюся лодку, но вскоре ветер, раскидав все гребни гладью, свистел в снастях, разинув глотку. Но в маленькую гавань вошли уже на вёслах, сходя на берег Неофрон, вдруг оступился. Все вспомнили вдруг о плохих приметах, и Феокрит вокруг него неловко суетился.
Поднявшись в гору, осмотрев Акрополь, спустились к морю, где накрыт, был стол. Их пригласил хозяин, радушный местный житель. Попробовав вина, взгрустнул вдруг Неофрон. Потом, развеселившись, позабыл про сердце, всё, ж от усталости решили отдохнуть, проснулись под вечер, укрыло небо солнце, им захотелось окунуться, и в обратный путь. Струилась речка. Средь густой долины виднелись издали, трёхрогие вершины и розовела Ида в лучах невидимого солнца, полынь баюкала им свет, то ласково, то грозно. Миртилле так хотелось спать, возможность отдохнуть. Вдруг крики, вопли, вот опять, опять! Горели факелы! Кого-то всё пытались звать. Спасите, Неофрон, он утонул. Раздевшись, Феокрит стремительно нырнул. При свете факелов пейзаж уныл, но он нырял, нырял, пока хватало сил.
Плачут рабы, себя жалея, собаки воют, соседи причитают. Хорош ли, плох хозяин был, все умирают.
6
Миртилла рада долгожданному покою, ушли бессонные терзания ночей и недовольна лишь одна Эвноя, служанка верная, живущая при ней. А Феокрит мечтал о возвращении, ходил, грустил от ожидания вестей, надеясь, что, от Береники получив прощение, о наказании не вспомнит Птолемей.
Любил когда-то Феокрит гетер, пастушек, но вот пришла его последняя любовь, немало знал он молодых простушек, но в старости вдруг захотелось дом и кров. И не любить Миртиллу он не может, и нет тому лекарств, чтоб вылечить недуг, Миртиллу же постыдный бог тревожит: как хорошо, не знает о том друг. Вчера шёл Херсий разодетый для охоты, проказник ветер распахнул вдруг плащ, смутившись, вспыхнула от юной наготы, тревожной ночью не сдержала плач. Бесстыдные ласкания гетеры ей не дают в ночной тиши покоя, и молодой любви ей хочется без меры, но стыд наводит на неё Эвноя.
Похолодало, падала осенняя прохлада, и развлечением для многих стал театр. Миртилла этому, была безумно рада; в театр спешила не жалея трат. Ей стал оказывать вниманье Гиперид с волшебным голосом герой – любовник. Он не терпел отказа, и не выносил обид, презрев покладистость своих любовниц.
Миртилла, всё-таки любила Феокрита и не хотела больше быть гетерой. Она отвергла притязанья Гиперида, и задохнулся вдруг от злобы оголтелый.
С хорошей вестью возвращался Феокрит, его зовут домой, в Александрию, но вдруг у дома слышит страшный крик: О боже помоги, спаси, Миртиллу! Эвноя волосы рвала, все голосили. Её убили, такую молодую! И люди осуждавшие, завидуя порою, ей в ранней смерти всё простили.
Задумчиво сидит, убитый горем, старец. Что ему слава, воздержусь! Нашёл себе он счастья заводь, жизнь посмеялась, огорчусь! Мы ищем счастье, а находим горе! – два узла от наших чувств, то комариные укусы, но как коварен, сей укус.
Конец
Свидетельство о публикации №107020701074