Я - грустный человек

Я – грустный человек, но это
Вам ни о чём не говорит.
Считать ли мне себя поэтом?
Возможно, нет. Поэт парит
Над суетой земной и слогом
Высоким публику дарит.
При том в наряде ходит строгом.

А я проста и приземлёна,
Пишу стихи на злобу дня.
И чтоб коленопреклонённо
Народ приветствовал меня,
Мечтаний вовсе не имею.
Я не себя, других жалею.
Моя душа сотворена

По образу далёких предков,
Что от темна и до темна
Трудились, отдыхая редко.
Страдая от несовершенства
Законов, созданных людьми,
В работе находя блаженство.
Но, коль судьба благоволит

Ко мне и я – на пьедестале,
В сердцах скажу я: чёрт возьми,
Мы, люди, лучшими не стали!
Мы не растём, мы увядаем,
Мы обрываем с жизнью связь,
Нисколько истины не зная.
И, наказанья не боясь,

Мы чахнем, как в подвале летом
Цветы, не знающие света,
Что раньше времени исчезнут.
Мы, устояв пока над бездной,
Совсем не знаем, что нас ждёт
Через минуту, месяц, год.
И, обрывая судеб нити

Своих попутчиков невольных,
Не замечая, как им больно,
Как молят жалко: пощадите…
И, обрывая разом нить,
Мы им не позволяем жить.
Их не жалея, не желаем,
Чтоб с нами было точно так,

Когда какой-нибудь пустяк
Становится причиной грозной.
Когда исправить невозможно
Всё то, что сделано не так.
Когда заброшенный маяк
Уснувшим часовым на страже
Опасных мелей не укажет

Заблудшим в волнах кораблям.
И долгожданная земля
Им пристань вовсе не готовит.
И рифы скал, насупив брови,
Украсив белой пеной волны,
В кромешной тьме и блеске молний
Готовят кораблям могилу.

И, сколько б солнце ни светило,
Маяк заброшенный не вспыхнет.
И не раздастся рёв сирены,
И кораблю из белой пены
Уже не выбраться никак.
Виною – умерший маяк.
Мы время жизни убиваем

На безделушки в грош ценой.
Не дорожим детьми, страной,
И жизнью собственной одной.
Спешим, но жить не успеваем.
Как дед за стареньким трамваем,
Что дребезжит в другом квартале,
Следит печально: опоздал…

И грустно звякают медали,
На отвороте пиджака
Ранений ровная строка.
Дед в переделках побывал.
А вот теперь затосковал:
Ушедшей жизни не догнать.
Что будет так, тогда бы знать,

Когда в том страшном сорок первом
Шли без еды, без сна, без нервов…
Земли родной за пядью пядь,
Не смея к небу глаз поднять,
Фашистской черни отдавали.
И не за то его медали.
За то, что он вернул назад

России вольные просторы,
Солдат Иван, простой солдат.
Пусть не стихают в мире споры,
 Кто сохранил тогда планету,
Солдату наплевать на это.
Он помнит памятное лето,
Когда повержен был Рейхстаг.

Когда победный красный стяг
 Дал знать: закончилась война.
И была странной тишина.
Чеканя шаг, равняли строй.
-Не отдадим земли родной –
Расправив плечи, гордо пели.
И всё ж отдали, просмотрели.

Страну продали с потрохами,
Взошедшие на царство хамы..
Была страна и… нет страны.
И в том Ивановой вины
Конечно, нет. Он – старый дед.
Друзья в земле полсотни лет,
Не открывая глаз, лежат.

Как раньше, взять бы автомат,
За пояс связки две гранат,
И, как тогда, - на вражий дзот…
За одурманенный народ,
За свой разграбленный завод,
За внучку, что напрасно ждёт
Солдата своего из плена…

С войны, что той войне в замену
Пришла нежданно ясным днём.
Давай, Иван, передохнём
И вспомним дни, когда Россия
Была оплотом и твердыней.
Могучей, сильной и красивой.
Чтоб Русь с колен поднялась ныне,

Грядёт, возможно, страшный час.
Он, не жалея с вами нас,
Подобно сжатой злом пружине,
Ударит снова с силой адской,
Смешает огненные краски
На небесах бездонно-синих.
И небо снова души примет

Новопреставленных Агнцов:
Всех нерождённых от отцов,
Давно рождённых и недавно,
И равных примет и неравных,
Чтоб крылья дать для жизни вечной.
А в нашей жизни быстротечной
Нам станет другом первый встречный

Или врагом заклятым будет,
То в Книге наших с вами судеб
Записано рукой бесстрастной.
И жертвы новые напрасны.
Всё будет так, как нужно Богу.
И если станет слишком много
Безумцев, что покорны бесу,

Тех, что словам прибавить весу
Пытаются клинком кинжала,
Тех, чья звезда с небес упала,
Не просияв Творцу во благо,
Сгорев, как старая бумага,
Не отогрев, не осветив,
Кто был хитёр, спесив и льстив,

Кто пролил кровь детей невинных,
Кто за собой одни руины
Оставил, подчиняясь бесу,
Кто собственные интересы
Поставил всех живущих выше,
Кто гласа божьего не слышит,
Тот будет проклят и наказан.

И род его закончит сразу
Своё земное процветанье,
И будут вечные страданья
Его сопровождать в аду,
Его потомки не найдут
Себе назначенного места
У древа жизни на ветвях.

И будет ужас, боль и страх
Сопровождать его невесту,
Женой она ему не станет
И род его бесследно канет.
Записано так в Книге судеб.
И это непременно будет.
Им отговорки не помогут,

Их объяснения не примут.
Они предстанут перед Богом.
Их лето превратится в зиму.
Для них наступит час расплаты,
За то, что брат пошёл на брата
За то, что отворили дверь
Туда, где под заклятьем зверь,

Зверь революций, войн и бед,
Сидел недвижно много лет.
Когда наступит этот час,
Не в первый, не в последний раз,
Пошлёт войною класс на класс
Кровавых революций зверь.

Он может ото сна теперь
Проснуться каждое мгновенье.
Когда одно лишь дуновенье
Разбудит к жизни ураганы,
Те, что в крови потопят страны.
Те, что покажут дикий нрав
И успокоятся, устав.

Народ, покинув поле битвы,
Смиряясь, начнёт читать молитвы,
Чтоб снова погрузиться в сон.
Им несть числа, их легион,
Тех, что готовят хаос смуты,
Чтобы пришёл на землю мрак.
Кто успокоиться никак

Под маской Цезаря иль плута
Не может, созерцая мир.
Тот, кто, избрав кровавый пир,
Навечно душу свою продал,
Ад обретя взамен свободы.
И тот, кто в поисках покоя,
Сам превознёс и удостоил

Себя всех благ и пьедесталов,
Взирая томно и устало
На заоконный глупый свет,
Где правит «суета сует».
Кто не смотрел, подняв забрало,
Злу вопиющему в глаза.
Тот, чья душа с небес упала.

Кто слов укора не сказал,
Кто, отвернувшись, промолчал,
В ком зло отпора не встречало.
Кто дней себе не омрачал
Сражением с бесовской силой.
Кто шёл, не надрывая жилы,
Тропинкой лёгкой бытия.

Кого пригретая змея
Исподтишка не укусила,
Как это с праведником было.
Спасётся ль тот, или иной,
Чей крик оборванной струной
Заставит содрогнуться Млечный
Далёкий путь небесный вечный?

Кто нужен вечности с тех пор?
Кто дерево в саду взрастил,
Или же тот, кто, взяв топор,
Под корень дерево срубил?
Всё станет прошлым, всё зачтётся,
На землю снова дождь прольётся.
И кто-то купит вновь билет

В наш дивный мир, в котором нет
К задаче ни одной подсказки.
Где по сюжету старой сказки
Должно торжествовать добро.
Всё так понятно, так старо,
И нужно лишь убить злодея,
Что служит адскому отродью,

Чтоб воплощать его идеи.
И, вместо «ваше благородье,
Дозвольте ручку, Ваша честь…»,
Мы жирным шрифтом, взяв в кавычки,
На лбах напишем слово «лесть».
Чтобы холопские привычки,
Что с материнским молоком

Ещё в младенчестве впитали,
Нам слов холопских не шептали.
Чтоб человеческий закон
Не тыльной стороной медали
Украсил праздничной одежды
Фемиды, признанной невежды.
Той, что давала клятву прежде

Всё, что бы ни случилось в мире:
Раздоры, войны, преступленья,
Всё, взвесив, рассудить. Но гири
Ей подменили, вне сомненья.
Теперь её весы не точны
И зло – упитанно и сочно,
На тех весах так невесомо.

Оно живёт в своих хоромах.
Добро ж – прозрачно-истощённо,
Но для Фемиды искушённой
Плачевен добрых дел итог.
Глупа Фемида, видит бог,
Что, сидя в кресле золочёном
Больной страны кривых зеркал,

За искренней улыбкой прячет
Злорадный дьявольский оскал.
Народ, всё понимая, плачет.
И тот, кто истины искал,
Нашёл её в суде едва ли.
Судебных выиграть баталий
Принадлежащим к низшей касте

Ничтожно мал реальный шанс.
И стопроцентный шанс у власти
Быть над людьми и над законом,
Не чуя ног, не видя нас,
Поправ библейские каноны.
Теперь базарною торговкой
Фемида стала громкогласой.

Себя не чувствует неловко,
Торгуя судьбами, как квасом.
Кто больше даст, тому и вера,
Всё будет так, как он захочет.
А тем, кто беден, полной мерой
Воздаст и злобно захохочет.
Всё больше храмов тычут в небо

Крестов злачёными перстами.
Молитвы, нашими устами
Произнесённые, нелепы.
Он взял вину, простил нас, глупых,
Ушёл в бессмертие сын божий.
И мы с тех пор идём по трупам
Людей, на ангелов похожих.

И если всё победа спишет,
То горевать- то нет причины.
И потому на ладан дышит
Мораль, когда стреляют в спины
Царя в ипатьевском подвале
Не одного, с детьми, с Алёшей,
(Был, видно, мальчик нехороший,

Что болен был и слаб с рожденья)
В ночи, как тати, расстреляли.
Молитвы дочери читали:
Врагам просили милосердья.
Что это было, наважденье?
И будет ли за то прощенье?
Господь, ты слышал, но спасенья

Им, страстотерпцам, не послал.
Ты неприступней диких скал.
Ты, добрый, нам на выбор дал
Добро и зло, что так похожи.
Дешевле – зло, добро – дороже.
Дал правду, с ней – терзаний боль.
И миром правящий король

Тебе, великий, не подвластен.
Он служит богу чёрной масти,
Ведущей в хаос мрака силе.
О душах страждущих забыли
Создатели миров подлунных.
В ночи беззвёздной плачут струны
Сладкоголосой арфы звучной

И умолкают по одной.
И в мире сумрачно и скучно
Неужто всё предрешено?
Проигран бой небесной ратью?
И зачарованные братья
Не в силах путь избрать иной,
Идут на братьев же войной.

С усердием готовя аду
Из жертв всё новые отряды.
Неужто всё неисправимо?
И невозможно сделать шаг
От бездны? К ней неумолимо
Подталкивает тайный враг.
Неужто зло непобедимо?

И всё напрасно, в том числе
Полёты юности во сне?
И не дано летать ползущим,
И прахом станет всякий сущий?
И не расколет детским смехом
Душ заскорузлых панцирь жёсткий?
И мы не повторимся эхом?

И гладыш не поскачет хлёстко
По глади вод, круги рождая?
…И всё же кто-то побеждает
В войне со злом великомудрым,
Как сумрак побеждает утро.
Кто победит в конце, кто знает?