Автобиографика

Туссейн Альберт Иоганович-
музицирующий лингвист,
переводчик-международник,
автор около двадцати книг стихов, прозы и переводов,
лауреат конкурса "Всенародная поэзия России" и литературной премии им. А. С. Грибоедова,
член Союза писателей России

Тел. дом.: 8 919 966 87 25
Эл. адрес: bertandbert@mail.ru
и/или
atou@tengizchevroil.com


ххххххххххххххххххххххххххххххххх

СОЧИНЕНИЯ РАЗНЫХ ЛЕТ

(из книг "Реакции" и "Русские рубаи", см. также стихи.ру и проза.ру)

хххххххххххххххххххххххххххххххх


***

Духовыми оркестрами детства
бухают воспоминанья и стонут…
О, вечная погоня и бегство
от мыслей, где дни мои тонут!

Я знаю: теперь уж не тронут
их давнего дивного детства
ни буйство ума, ни действо
страстей, ни уныния омут.

И все же остаться в покое
не можется – в лоно людское,
не хочется – в море мирское
бросаюсь – печальный улов!

Я б мог рассказать такое…!
Да вот… задыхаюсь… от слов!


Анкетное – 1
(невыездное)

Уж чего-чего, а анкет за свою жизнь я заполнил более, чем предостаточно, хотя в основном и без толку. Благодаря профессиональным, деловым и, возможно, другим качествам меня постоянно приглашали на постоянную и временную работу за границей. Кто помнит, тот помнит эти пресловутые анкеты и характеристики, подписываемые различными «треугольниками» (руководителями администрации, профсоюза и парторганизации на всех уровнях), число которых доходило до пяти (от группы, ячейки, отдела, секции, кафедры, факультета, института до райкома партии). И каждый раз это означало отупляющее отлавливание увиливающих, сопротивляющихся чинуш, нудные заседания, собеседования-допросы, дурацкие вопросы-претензии типа «что-то у вас фамилия нерусская», «что это вы все рветесь за границу, что вам здесь плохо?», «сколько членов политбюро в КПА (Б, В, Г…)?» и пр. А в итоге почти всегда - «не пущать», поскольку все уже давно было определено в твоем деле в КГБ с пометкой типа «невыездной» или чего-то подобного, присущего нашей свободной советской, якобы социалистической…


Анкетное - 2

Да. Нет. Был (но не буду!).
Нет. Ну что вы! Конечно, нет!
Был, был, был…убыл
туда, где анкет быть не может, и нет…


Декады

Алику Туссейну

Где-то мои десять…?
В куст зеленый лезет
юности военная игра.

Где-то мои десять?
Светит ясный месяц.
Ясности священная пора!

Где-то мои двадцать
смехом заливаются.
Брызгаются солнцами зубов.

Рядом мои тридцать –
бриться иль не бриться?

Тридцать лет –
разбитых
тридцать лбов…

Где-то мои сорок…?


Генеалогическое

По матушке я из украинского рода Могил. Эта мрачная философская фамилия довольно широко распространена в наших краях, и, не претендуя на кровные корни, не примазываясь, хотелось бы думать, что и от Петра Могилы – знаменитого украинского философа, «Петра Великого» православного богословия, фундатора Киевской академии и пр. пр., у нас хоть струйка крови, лучше сказать, духа да есть. Во всяком случае, не разделяя многие его взгляды (каждому времени – свои искания, свои открытия и свои заблуждения), я нахожу какую-то глубинную преемственность и общее в главнейшем – постоянном поиске и стремлении узнавать и познавать все новое и новое, в желании совершенствоваться и совершенствовать…


Армейское – 1
Страшно не хотелось в армию. Рушились-крушились все мои планы. Но загремел – сначала хотели послать на флот (5 лет), еле отвертелся, попал в ВДВ (3 года). Было ужасно, особенно для городских, пусть даже физически крепких и спортивных, но душевно изнеженных семейной любовью, вниманием и лаской мальчиков. Были моменты, когда я откровенно хотел покончить с собой. Наверное, так бы и случилось, если бы меня не опередил друг мой Фимка из Киева. Увидев его труп, я немного отрезвел, но желание как-то сбежать из этого жестокого отупляющего ада-тюрьмы не исчезло. Узнал: некоторые ребята, выкурив сержантскую шелковую лычку, получали какие-то темные пятна на легких и комиссовались. Я выкурил метра три этих лычек и ничего. Чтоб еще ослабить свой организм, не ел, истязал себя физически; чтобы испортить себе сердце приседал в темпе сотни раз и тут же выпивал по пачке заварки чая, литрами пил крепкий кофе; стоя на часах, зимой надевал мокрую рубашку, наливал воду в сапоги, часами стоял на морозе – хотя бы насморк схватил! Продолжал курить шелк, несколько пачек самых крепких сигарет в день, издевался всячески над своим организмом – все-таки постепенно стал доканывать себя. Попал в госпиталь и там продолжал. Уже в принципе шло к какой-то, скорее, трагической развязке… Но однажды ночью замученный, изголодавшийся, исхудавший, ослабевший в туалете потерял сознание, упал и, не помню через какое время, очнулся весь в крови, в дерьме… И тут меня озарило – идиот! кретин! Что же я делаю?! Ну, хорошо, комиссуют, и буду я влачить остаток жизни, прикованный к постели, жалким беспомощным инвалидом. Тоже мне, Николай Островский! Тут же я все прекратил, вышел из госпиталя, стал есть, заниматься спортом, бросил курить и пр. Как бы заново родился, с огромной жаждой жизни. Конечно, все это когда-нибудь скажется в старости, выйдет боком, какими-то болезнями и пр., но почему-то я совсем не стыжусь, не жалею о содеянном. Видно, моей воле, душе и телу суждено было пройти такую жесткую проверку… Заглянуть в потустороннее…


Армейское - 2
(фальшивое)

Одним из редких, если не развлечений, то забав в армии было пытаться фальшивить в обязательном дурацком хоровом строевом пении. Оказывается, это не так-то просто. Большим мастаком этого был мой единственный за все три года армии настоящий друг, Фимка из Киева, профессиональный музыкант, очень тонко чувствующий человек. У меня получалось гораздо хуже (видимо, мой стадный слуховой инстинкт был более развит, если это, конечно, можно назвать развитием), но постепенно и я научился. Не выдержав армейской атмосферы, окружающей грубости, невежества и жлобских издевательств, Фима однажды по-настоящему сфальшивил (а может, взял единственно верную и правильную в той ситуации ноту): послал на фиг всю эту Большую Фальшь, (настоящую фальшь, так сказать, фальшь per se, по сравнению с которой наши вокальные выкрутасы и шалости были просто невинным детским лепетом) и ушел из жизни. Признаться, я готов уже был пойти за ним и тоже покинуть этот смрадный ад, но я увидел его приехавшую на похороны маму, представил на ее месте мою, и это меня остановило, спасло…
После этого я уже редко фальшивил в строю, так как это мне до слез напоминало бросившего меня друга и уже больше не развлекало. Делал это в основном по просьбе ребят, которым это не очень удавалось, но очень хотелось, потому что это всегда крайне раздражало нашего ненавистного старшину, типичного краснорожего надутого пустотой и тупостью армейца, не понимающего, в чем дело, но каким-то животным инстинктом чувствующего, что что-то не так, без малейшего музыкального слуха, но, конечно, часами в каптерке насиловавшего свою несчастную гармошку и наш бедный слух. Это было его самым жестоким для нас наказанием, по сравнению с которым наряды на кухню и пр. были просто спасением. А вообще, если сосчитать, сколько я их заработал, вернее, получил, этих «вне очереди», то мне до сих пор, наверное, пришлось бы еще дослуживать в армии…


Армейское – 3

Побывать в настоящей тюрьме (экскурсии не в счет) мне еще не довелось (пока)… Но за три армейских года я очень хорошо узнал, что такое несвобода и научился ценить даже элементарную, примитивную свободу. Я не говорю здесь о громких настоящих политических, гражданских и человеческих свободах и правах. Это уже высший почти утопический в любом обществе пилотаж. Я имею в виду простую физическую свободу, отсутствие материальной клетки. Какое это счастье! Хочешь – пойдешь налево, хочешь – направо, хочешь – туда, хочешь – сюда, хочешь – никуда и т.д. И как вообще не ощущаешь и не ценишь ее, когда ты относительно, хотя бы телесно свободен! Это как здоровье, пока ты не болен…


Армейское - 4

Меня всю жизнь мучал один вопрос: почему в армии такая концентрация
тупости и краснорожего хамства? То ли идут туда уже готовые такие,
естественно отбираясь? То ли сама армия формирует такое?
Ответ дала сама жизнь, сама армия: и то и другое…


Армейское – 5

Никогда и нигде не испытывал к себе
такой зоологической ненависти, как здесь …
И какая же она взаимная!
Что-то здесь глубоко не то классовое, не то кастовое…

 
Бей меня, жизнь!

Я счастлив!
Жизнь меня бьет
по щекам.
Мне удары ее,
что ласки.
Для меня они,
как контроль,
как проверка
ЧК,
как чистка,
срывающая
всякие маски.
Мне жизнь сама
не дает устареть,
облениться, уснуть,
разжиреть.
Я могу от ударов ее
зареветь –
не смогу никогда
захиреть.
Наоборот –
каждый раз,
под ребро получив,
упаду, отдышусь
немного.
И, подумав,
пойму:
не туда как-то жил.
Опять подвели меня
ноги.
Так, придя вновь
к началу,
пою, хохочу,
свой единственный путь
неистово,
рьяно ищу.
Так немного хочу,
но здорового, свежего,
чистого.
И в лохмотья лжи,
фарисейски стесняясь,
не ряжу больше правду
нагую.
От врага я лицо
уберу, защищаясь, -
щеку ж жизни
подставлю другую.
Что ж ты медлишь
и ждешь?
Размахнись,
не робей!
Каскадом ударов
брызни!
Бей меня, жизнь!
Если хочешь – убей!
Но не до смерти бей –
до жизни!
До жизни новой,
где льется кровь
живая
по жилам
горячим.
Где не важно –
богат ли,
да и есть ли
твой кров.
Где место
лишь честным
и зрячим.
Где, если ты
чист
пред собой,
перед ней, -
познаешь
весь смысл
ее дара.
Если ж
изменишь себе
или ей –
опять ожидай
удара…
Так бей меня,
жизнь!
Бей!
Бей! – я ору
до сипа.
Еще раз!
Ну! Резче!
Больнее!
Бей!
Вот так!
Я все понял…
Спасибо!


*

Жена!
Я так люблю тебя!
Но тебя нет…

Сын!
Я так люблю тебя!
Но тебя нет…

Работа!
Я так люблю тебя!
Но тебя нет…

Жизнь!
Я так люблю тебя!
Но тебя нет…

Что же…?
Кого мне любить?!


Беспредисловное

Без предисловий,
без преддверий
когда-нибудь возьму и брякну…,
что ум мой совий
вне доверий,
стучится зря в любые двери.
Ведь открывают лишь глазок.
И то разок, и то разок.
Затем злых псов с цепи спускают.
Псы кровь мою живьем пускают.
И я бледнею и на нет
схожу тихонечко в кювет.
И целый день стою в кювете,
слепой вопрос за все в ответе.
А ночью снова крик совы
клюет мой мозг – увы! увы!

Без эпилогов-эпигонов
возьму когда-нибудь и брякнусь…


Беспрепинание

щепка и прорубь
тычется – мечется
холодные берега
моя СВОБОДА

ветхая мебель
очки с надломом
девичьи руки
мои БАРРИКАДЫ

красное словцо
бога ради
вечная ссылка
моя ПОЭЗИЯ

а где-то молнией
взмывает над бурями
и стонет от счастья
чайка-ДУША


Зевательное

О том, что зевки страшно заразительны, я убеждался неоднократно. Одно время я преподавал политэкономию для «развивающихся» товарищей. Придешь, бывало, после очередной ночной гулянки, спать охота, а тут лекция. Рано или поздно, но начнешь зевать. И тут пошла-поехала цепная реакция – ты зевнул, тебе в ответ с десяток зевков, ты начинаешь зевать еще чаще, а они в ответ, и т.д. Кончается все тем, что объявляешь перерыв, и все рвем в буфет пить кофе.


Дисгармоничное

Ко мне часто льнут психически ненормальные неполноценные (или переполненные?) люди: шизофреники, маньяки, психопаты, алкоголики и пр. (Чувствуют своего? Или ощущают, что я им вполне искренне сочувствую?) Порой это очень интересные, уж во всяком случае, неординарные, оригинальные, тонко чувствующие и своеобразно мыслящие и рассуждающие личности. Но, конечно, с ними надо быть настороже, держать ухо востро… Однажды, например, мой сосед, окончивший несколько технических вузов и, якобы, на этой почве от умственного переутомления и свихнувшийся, спокойно сидел со мной на скамейке во дворе и что-то рассказывал, потом вдруг – раз! – что-то там у него переключилось или выключилось или включилось: он вскочил, бросился на меня и стал душить… Хорошо, что я оказался физически сильней его…


Битое

О, если б я это знал!
О, если б я мог это выразить!
Что жить никогда не поздно.
Что жить никогда не рано.

Не поздно сажать деревья.
Не рано вставать с зарей.

Не легкая это дорога –
быть битым и быть собой…


Книжное

«В качестве собеседника книга более надежна,
чем приятель или возлюбленная»
И.Бродский

Прожив почти всю свою долгую и коротенькую, бурную и интересную, счастливую и несчастную житуху, встретив не одну тысячу разных людей, проработав на многих десятках работ (хотя, несмотря на разные названия должностей, всегда занимался практически одним и тем же – музицировал и помогал общаться людям, говорящим на разных языках), пережив (в основном от слова «переживать») с десяток браков (в том числе и официальных) и посетив пару сотен стран, я возвращаюсь к тому, с чего начал, и прихожу к выводу, что самое интересное лично для меня все-таки – это книги, там я чаще всего нахожу и себя, и свое, и своих, а действительная реальная жизнь получилась как бы в приложении, прожитое – лишь фон прочитанного. Внутренний мир versus внешнего?

P.S. Интересно, есть ли библиотеки на том свете?


Именное

Лора – моя гитара.
Лора – моя сестра.
Лора – любимой имя.
Есть имя, но нет тебя…

Вера – как просто и здорово!
Вера в весь мир, в себя.
Вера – хорошее слово.
Есть слово, но нет тебя…

Сколько имен!
И сколько слов!
Сколько понятий!
Значений!
Сколько орлов,
Еще больше ослов
Всяких мастей
И течений!

У коровы слов
Пребольшущее вымя.
Сосите же кровь!
Упирайтесь в Имя!


Больное

День и ночь головная боль…
То ль от скуки, от слабости то ль.
То ли ест меня серости моль.
То ли жжет меня совести соль.

День и ночь головная боль…
Понижается рук моих роль
На бессилия бледный бемоль,
На рассудок поставивший ноль.

День и ночь головная боль…
Я натер на мозгах уж мозоль,
Вспоминая спасенье-пароль,

Чтоб опять продвигаться вдоль,
Чтоб дознать всю земную юдоль.
День и ночь головная боль…


Воровское

На моей совести одно воровство...
Днепропетровск. Послевоенное, послеоккупационное время, разруха, анархия. Беспризорщина. Безотцовщина. У многих моих ровесников отцы были убиты на войне, пропали без вести или, как у меня, были репрессированы. В городе царили, «боговали» разные банды. Город, весь в развалинах, был поделен на зоны влияния. Бандиты-«урки» также набирали, подбирали к себе мальцов. В обучение. Уж не помню, каким образом и я оказался там, но точно знаю, что пришел туда с другом по своей воле. Отчасти от безделья, отчасти из любопытства. Сначала мы просто ходили к ним, наблюдали, слушали, выполняли всякие мелкие поручения, просто торчали там, где они собирались после «работы», в «малине» в разрушенных домах, подвалах, присутствовали на их оргиях после успешных грабежей. Чего я только там не насмотрелся в свои зеленые годы. Извращенная ругань, дикое пьянство, чуть что – поножовщина, кровь, грязь… Как только там жестоко по-садистски, по-звериному не издевались над женщинами и девочками (в жизни ничего подобного больше не видел, даже позже во взрослой жизни в самых кошмарных, грязных и извращенческих порно-фильмах), те терпели, плакали, но не уходили – некуда было, да и убить могли запросто… Потом как-то меня взяли на «дело», вернее, это была как бы учеба, натаскивание сначала по самому мелкому воровскому ремеслу – карманничеству. Инструкторы – ребята постарше объясняли, показывали, как это делается, как надо прижаться к человеку или толкнуть его и в это время ловко выхватить из кармана или сумки намеченную добычу… У меня все никак не получалось. Потом у какой-то толстой деревенской старухи мне все-таки удалось вытащить из кармана одну матерчатую перчатку (до сих пор помню: коричневая, грязная, потертая, до сих пор она жжет мою совесть). Я ее отдал старшим. Получил по морде за то, что только одна. Потом, помучавшись от страха, все-таки решился и сказал им, что уйду, и ушел. Через несколько дней меня поймали, отвели в глухой парк, избили, раздели догола, привязали к дереву и так оставили. Думаю, не убили из-за моего слишком уж младенческого возраста. Я простоял так всю ночь, на другой день какая-то случайно проходящая там женщина отвязала меня, дала какую-то тряпку прикрыться. Дома я, конечно, еще получил…
На этом моя воровская жизнь закончилась… Сам пришел, сам и ушел.
Но многие мои ровесники втянулись полностью и, в конце концов, погибли физически или морально или и так и так…


*

Вира!
Майна!
Вера…
Мама…
Вытащи меня отсюда!
Уведи меня,
пригрей
тихой лаской,
старым словом.
Пожалей,
чуть пожури.
Все пойми
и все прости.
Заново благослови.
Отпусти меня
в дорогу
с добрым древним
дедом-богом
в помощь мне
судьбу найти:
с кем мне
век мой вековать,
с кем мне
горе горевать,
с кем мне
думу думати…


Вместо завещания

Уйду, вероятно, однажды…
Умру где-нибудь кое-как…
Стараясь уйти незамечено,
как сходит на нет струна.
случайно задетая ветром…
небрежно…
Уйду и умру, как жил,
без лишних слов и претензий,
не требуя ни цветов,
ни слез, ни судов-пересудов
случайных друзей-прохожих.
Ни памяти, ни поминок,
ни паперти, ни повинной…
(Сочувствие и сострадание
нужны нам еще живым,
глотающим жадно воздух).
Друзей попрошу – простите.
Родных умолю – прощайте.
Женщин пойму – предавайте,
соратников – продолжайте,
недругов – пейте и пойте.
Тебе ж человек-читатель,
в потемках забредший в душу
стиха моего, в нутро
мгновенных моих раздумий,
ничтожных моих проклятий,
испытавший тень-трепет созвучья,
тот ток взаимовоспоминаний –
глубокий поклон благодарный
по-русски до самой земли
и глубже совсем, вернее,
оттуда, из потустороннего…


Вражеское

Вы чтете меня врагом.
Вы б ткнули тупым сапогом
в мой мозг – непосильное бремя…
Да нынче иное время.
Вы в злом откровенье нагом
сожгли б моих братьев племя.
Да поздно – уж дерзкое семя
разносится ветром кругом.

Я знаю, что вам удавиться,
что ждет вас бессилья петля,
что сколько ни дуться-виться,
а тлей остается тля.

Так стоит ли мне удивляться,
что вы невзлюбили меня?!


Как я чуть было не остался без языка

Зима. Мороз под тридцать. Я, глупый беспечный мальчишка, балдею-болтаюсь на турнике. Вдруг, когда я подтянулся, мне ударяет какая-то моча в голову, и я бездумно решил лизнуть железную перекладину своим любопытным языком. За такое проявление моей любви к ней железяка намертво, взасос схватывает мой язык. Пытаясь как-то оторваться, я еще больше прилип к ней, еще и губой, сам вишу на полусогнутых руках, чувствую, что долго не протяну и вот-вот рухну, оторвав себе язык. Пытаюсь кричать, но выходит какое-то мычание, весь рот почти наглухо закрыт. К счастью, к чуду, вернее, в это время за моими выкрутасами на турнике наблюдали соседские мужики. Услышав странные звуки, почуяв беду, неладное, они быстро подбежали, двое схватили и держали меня, пока другие не сбегали за паяльной лампой. Меня оттаивали от перекладины с полчаса. Сняли полуживого, задыхающегося… Весь рот в крови… Но язык – мой будущий кормилец, а может быть, и жизнь мне спасли…


Врачебное

Я врач. Я врач.
Любого больного
спасу и любить научу.
Я ваш. Я ваш.
Скажите хоть слово –
и птицею к вам прилечу.
Я ночь. Я ночь.
В любую бессонницу
шлю вам привет-привидение.
Я нож. Я нож.
Вонзаю, как конницу,
в тыл ваших мыслей смятение.
Я строчками стонов
весь мир перепутал,
пунктирами глаз вопрошающих.
Холодом высей
пространства закутал
горло от рук всепрощающих.
Зябко ли сердцу,
покрытому инеем?
Зябко ли нищим
рукам моих глаз?
Зябко… Пожить
под действительным именем
мне б хоть разок,
хоть единственный раз…
Зябко…Но масок
поток бледноватый
не иссякает, растет.
Зябко…Но красок
виток витиеватый
к крайности спектра ведет.

Я враг – не врач!
Любого больного
топлю в сонме сопоставлений.
Я наг. Я наг.
И ничего другого
не сможешь
в потопе мнений…


Колбасное

В детстве мне приходилось голодать, и у меня была даже эдакая кулинарная мечта: вот когда-нибудь, когда я достаточно разбогатею, куплю себе аж целый кг колбасы и съем. Как-то в шутку, много лет спустя, я вспомнил и рассказал об этом своим друзьям в Ленинграде. И вот в день отъезда курьер приносит мне в гостиницу красивый пакет, перевязанный шелковой ленточкой. Я осторожно-осторожно открываю-открываю… И вот уже почти догадываюсь… И что же: там действительно ровно 1 кг моей любимой докторской с вкусным довеском (почему-то довески всегда самые вкусные). Несмотря на уже довольно сытую жизнь, я очень, до слез растрогался. Может быть, это был самый искренний и трогательный подарок, который я когда-либо получал в жизни. Давно забытая, пусть и не очень возвышенная, мечта, сбылась. Благодаря знаменитой (а для меня еще и знаменательной) Елене Дадиани и ее, не то старшей сестре, не то тете, очень милой и умной женщине, Великому Мастеру Слова, уж не помню ее имени. Их простой, просто трогательный и просто добрый поступок-внимание-жест запомнился на всю жизнь.


Коллекционное

Естественно, как все, начал с марок. Еще совсем в детстве. И даже не столько я, сколько отец. Он меня и снабжал в основном этими красивыми таинственными волшебными картинками, от которых я балдел, раскладывая, перебирая и рассматривая их часами. До сих пор помню те ощущения от этого первого моего соприкосновения с этим миниатюрным магическим и очаровательным жанром изобразительного искусства. До сих пор неравнодушен к красивым маркам, хотя давно уже их не собираю.
Потом в отрочестве, когда стал попивать вино, мне очень понравился Рислинг и я начал собирать этикетки с бутылок любимого напитка. Насобирал до сотни, потом альбом где-то затерялся.
В студенческие годы я стал много ездить по стране и начал коллекционировать различные сувенирные штопоры в виде ключей. В основном они были металлические, некоторые очень большие и тяжелые. Тоже насобирал больше двухсот, килограмм на 20, не меньше. Я их красиво развешивал на цепях по стене. Но в то время я довольно часто менял место жительства, снимая комнаты или квартиры по всей Москве и Подмосковью, и помимо всякого барахла таскал за собой и эту тяжесть. В конце концов, мне это надоело, и я стал раздавать эти красивые и практичные подарки своим друзьям и знакомым, на что ушло больше года.
Теперь я уже ничего материального больше не собираю (книги не в счет, у меня, конечно, большая библиотека, но это либо нужные, либо интересные мне, либо подаренные книги), а коллекционирую только новые ощущения и, разумеется, интересные встречи с интересными людьми, и все новые и новые страны и уголки земного шара, где еще не довелось побывать – для меня это самая лучшая и ценная и дорогая коллекция, которая принадлежит только мне и которую никому и ничему никогда и нигде и никак у меня не отнять.


Времена года

Весна - пришла
Лето - настало
Осень - прилетела
Зима - наступила
Год - проскочил
Жизнь - упорхнула


Встреча с небом
(после первого прыжка)

Если и не всегда о небе,
то все же о чем-то высоком
грустят современные Фебы,
зрелым исполнясь соком.

И надо ж случиться такому:
я в небе прорыв катакомбу,
вставил в него вместо бога
молитв моих новых икону.

Представить не мог такое,
предерзко догадки рисуя.
Так вот оно, небо, какое!
шепчу я, страшась и ликуя.

И вот я, качаясь, пляшу там…
Все чувства мои парашютом
раскрылись, наполнясь упруго.
Свершилось! Забылась подруга…

И где-то внизу все земное…
Лишь ветер да солнце со мною,
да далей зеленых синь –
куда только взгляд ни кинь.

Я вновь на земле, но в небо
не раз еще взмыть потщусь.
Я вновь не земле, но с неба,
пожалуй, уж не возвращусь…


Гельветское
(мои швейцарские корешки)

Иногда меня спрашивают: вот ты объездил весь мир, все повидал, где бы ты вообще хотел жить постоянно. Конечно, постоянно, т.е. безвыездно (как в старые недобрые совковые времена), я нигде и никогда больше жить не хотел бы. Я хотел бы жить у себя на Родине, как сейчас, и иметь возможность путешествовать, куда и когда хочу, как сейчас. Это сейчас. Но если бы я начинал жизнь сначала и имел возможность выбирать, я, конечно, выбрал бы Швейцарию, причем не только и не столько потому что часть моих предков оттуда (хотя 2/3 моей славянской крови несомненно и явно во мне преобладают и проявляются как в моем темпераменте, так и в отношении к жизни и людям), и я часто чувствую эту связь, особенно когда это касается вопросов порядка и еще больше порядочности, терпения, терпимости и трудолюбия, а также удивительной универсальной просто глобальной природы, географического расположения и красоты. Мне кажется, если бы я начал свою жизнь в этой стране, в этой природно-социальной обстановке и среде, я смог бы гораздо в большей степени и последовательности осуществить и реализовать себя.


Глубокое

Я глубокий старик.
По уши влип.
По горло влез.
По колено завяз.
Одной ногой – туда.
Другой – сюда.
Руки-крюки
совсем не по швам.
Порой на мели,
но, надеюсь,
не мелок.


Дачное
«… землю попашет, стишки попишет…»
Из Маяковского

Елочки-палочки,
калиночки-малиночки,
березки-резвушки,
дубочки, сусенки
и другие растения,
фруктовые и ягодные,
травки и овощи
и даже сорняки-сорванцы!
Всех я Вас
сажал и садил,
растил и выращивал.
Любил и ласкал.
Любовался,
Как Вы растете.
Все Вы –
мои детки,
моя маленькая Родина,
моя вторая Patria chica.


Грубое

Я ужасный грубиян.
И никто меня не любит.
Я смущаю, вношу неловкость.
Говорят, моя грубость меня же погубит,
Что характер у меня не ковкий.

Что надо б потоньше, подипломатичней:
Ведь многих, обидев, лишишься.
Тебе ж на пользу, коль будешь погибче.
Ну что же ты все шебуршишься?!

Ведь это, в конце концов, просто невежливо.
Что ты в бутылку-то лезешь?
Ужасно несолидна твоя насмешливость.
Да и воду ведь в ступе месишь.

Я и сам понимаю, что надо б иногда
Не заметить чуть-чуть, промолчать,
Будто рот тебе вдруг полонила вода,
Или так, ерунду промычать…

Но дурацкий характер, бунтарская кровь!
Пред тобой не укроется ложь.
Ты смеешься в лицо ей и в глаз бьешь и в бровь.
Ты - в сердце ей острый нож.

Перед фальшью никогда я не стану медлить!
Не будет со мной здесь сладу!
Быть мне грубым!

Не зря говорят ведь:
"Есть люди вежливые,
И есть говорящие правду!"


Головокружительное - 1

Я смотрю вверх, и у меня кружится, кружится голова.
Смотрю вниз и ничего не вижу.
Я смотрю по сторонам: нет! Не вижу тебя.
Это значит, что я ненавижу?
Я прислушиваюсь к солнцу, к теплу его рук.
Хоть бы лучик в ладонь упал!
Во всем мире лишь мрачного сердца стук…
Это значит, что я пропал?
Я вдыхаю все запахи, вслушиваюсь, всматриваюсь.
Ощупываю мир как слепец.
Может, стоит мне сбросить смирения лапоть
и волком пожить средь овец?
Я бреду по лугам размышлений высоких.
В трясине сомнений тону.
Это что же: схожу я с дорог широких?
Не прямую ли линию гну?


Головокружительное – 2

Когда-то в Средней Азии у меня вдруг страшно закружилась голова, все закружилось вокруг, зашаталось, просто пошло кругом… Я испугался… Потом оказалось, что это было небольшое местное землетрясение… Как-то уже под старость я испытал нечто подобное в родном Днепропетровске, но – увы! – никаких подземных толчков там в тот день зарегистрировано не было…


Завещание другам

Я вам приказываю
долго жить.
Я вам приказываю
не тужить.
Вот вам совет мой:
живите смело,
весело, радостно
и неумело.
Пейте, глотайте,
давитесь неделями.
Не замыкайтесь
надежды наделами.
Все обнимайте,
всему внимайте.
Все из карманов
души вынимайте.
Все отдавайте,
бросайте на ветер.
Сами бросайтесь,
страдайте, как Вертер.
Не унывайте!
Ведь даже когда
другом единственным
станет водяга,
вы мне нужны:
помяните меня:
он долго жить
приказал-де, бродяга…


Крайний

«На бедного Ивана…»

Хрустящий снежок…
Впереди идут две девушки.
За ними поодаль двое парней.
За ними я плетусь-гуляю-мурлычу.
Один из ребят лепит снежок
и бросает в девчонок.
Те оглядываются.
Юноши в свою очередь
смотрят назад.
Я тоже поворачиваю голову –
увы! сзади никого…
Все расхохотались.

И вот так почти всю жизнь…

(Хотя не все и не всегда
заканчивается так весело…)


Красные очки

Как во всяком языковом вузе, где большое внимание уделялось индивидуальному натаскиванию, у нас были небольшие группы в 5-6 человек, но на общие лекции весь курс сгоняли в большую аудиторию. Вот там я обычно и отсыпался после гулянок или работы (я подрабатывал игрой в оркестре в ресторанах, на свадьбах, иногда грузчиком на овощных базах или вокзалах, позже письменными переводами и сопровождением иностранных делегаций). Я садился на первый ряд, одевал темные очки, и, уставившись на преподавателя, откровенно в лицо ему спал. Однажды сокурсники решили подшутить, сделали из красной промокашки кружки и незаметно приклеили мне, сладко спящему, на очки. Потом кто-то выкрикнул преподавателю, что у меня вопрос, тот, громко назвав меня по фамилии, поинтересовался, какой у меня вопрос, я проснулся, вскочил, в глазах все красное, ничего не соображаю, оглядываюсь вокруг красными очками, вокруг хохот… В общем, профессор не разрешал мне больше надевать темные очки на лекциях.


Любимое - 1

«Есть только один способ прожить всю жизнь не работая –
это любить свою работу»
Фридрих Энгельс

И действительно: не будешь ведь считать работой, скажем, любовь, хотя она и может забирать все твои жизненные, телесные и эмоциональные, соки и энергию. Или другие приятные вещи, скажем, игры, спорт, путешествия и т.д., требующие порой немалых усилий.
Обожаю свою работу и, конечно же, работой ее не считаю. Это постоянное копание в словах, в языках, стремление перенести нюансы, особенности одного мышления и культуры в другое, непрерывное открытие и познание нового – непременные составляющие настоящего (по мне) счастья. Работа и хобби у меня полностью совпадают. После работы я прихожу, усаживаюсь и занимаюсь тем же. Мне даже немного (чуть-чуть) стыдно, что за получаемые мной богатства, сокровища – знания, удовольствие и удовлетворение мне еще и платят. Найти себя – большая находка!


Любимое – 2

Моя жизнь уже где-то практически заканчивается… Вопрос времени. Но не в этом дело.
Я хочу сказать, что я опять пришел к своему самому любимому в детстве делу, вернее, безделью – завалиться с большим куском хлеба с солью и интересной книгой и… уйти из реального мира. Это и сейчас мое самое любимое занятие, но у меня какое-то ощущение, что всю свою жизнь я как-то мало или недостаточно этим занимался, вроде бы даже как бы предавал его, обманывая самого себя и размениваясь на всякие, возможно, и нужные, но не всегда интересные вещи, а сейчас вот опять вернулся. Или впал в детство? Или вознесся?


*

Мама! Мамочка! Ма! Я боюсь!
Что с дороги своей собьюсь.
Что совсем поверну с пути.
Мне б хоть раз от себя уйти!

Мама! Мамочка! Ма! Я боюсь!
Словно рыбка о слово бьюсь.
Слабой птицею, вмерзшею в лед,
провожаю стихи в полет.

Я не властен над вольной их стаей.
И хоть сам я пускаю их в лет –
не догнать их, пока не стает
моей медленной смерти лед.

Кинет козыри карт кутерьма –
чем покрою их, мамочка, ма…?


Мамонтовое

В семье у нас все очкарики почти с детства, и мужчины лысеют довольно рано (говорят, лысые мужчины – самые сексуальные, но есть подозрение, что это себе в утешение придумали сами же лысые). Но зато в нашем роду мы все зубастые, вернее зубатые. Например, в детстве вместо жвачки я жевал какую-то твердую смолу, от которой у других ребят просто отваливались зубы, и даже свинец, а по нужде был у дантиста пока только один раз в жизни (не считая обязательных медкомиссий перед выездами за границу в советское время) и то не из-за болезни, а потому что когда я перекусывал какую-то железную проволоку для блесны, она застряла у меня между зубами, и я сам не мог ее выдернуть. Старушка-врач и ее мускулистый помощник-зубодер с трудом вытащили железяку, и она сказала мне, что я у нее за ее многолетнюю практику второй такой экземпляр с таким же точно случаем и с такими же крепкими зубами, что медики называют нас, таких, «мамонтами»…
Говорят, крепкие зубы – залог крепкого здоровья.
Кто бы спорил?!


Марина

Памяти отца

в потопе пота
в округе крови
любовь утопла
кольцо замкнулось
расходятся волны
далеко-далече
и сходят на нет
в берега уходят
говорящие «да»
а в море вплывают
входят скользко
новые пары
раздвигая ивы
распахивают поры
выпускают в море
и дарят морю
соленому как страсть
слепому как сила
пенящуюся кровь
но море недолго
спит под соблазном
коробятся воды
вспинаются криком
каждое мгновенье
море миру
рождает из пены
тьму Афродит
прекрасно преступных
в любви рожденных
незаконнорожденных!


Матронимическое

Одиночество…
Безотцовщины отчество…
Вам ломать меня –
не доломать.
Ведь тепло свое,
кровь,
свою боль
и любовь,
мне не имя –
мне жизнь
дала
мать!

Я гляжу в этот мир,
справедливость ища.
Я ныряю
в кровавый
его бассейн…

Я вхожу в этот мир,
называя себя
не по-паспорту:
Альберт Елена Туссейн.


Мемуарное

М-м…

Мемуары б написать…
Вспомнить, выдумать…
Житуху описать…

М-м…

Мемуары б написать…
Молодости чаяния…
Старости отчаяние…

М-м…

Мемуары б написать…
К стенке ложь приставить,
правдой расстрелять…

М-м…


Месячные

Январь - смачный поцелуй в морозные щеки-яблоки…
Февраль - лютый…
Март - мимозы женщинам…
Апрель - нежные березовые почки…
Май - ландыши в лесу…
Июнь - зеленеет Родина…
Июль - зреет сочная спелость…
Август - пахнет яблоками…
Сентябрь - в школу новый пенал…
Октябрь - червонное золото осени…
Ноябрь - мой родной листопад…
Декабрь - ожидание Нового...


Мечтательно-итоговое

Всю жизнь с самого почти детства страстно мечтал о нескольких вещах:
1 – добиться каких-нибудь успехов в спорте: был членом сборной области по плаванию (брасс, первый разряд), сборной по волейболу (второй разряд) в школе, техникуме, институте, в армии получил второй разряд по парашютному спорту и третий по лыжам, был чемпионом дивизии по плаванию. Сейчас занимаюсь для здоровья, формы и удовольствия. Моржую.
2 – овладеть каким-нибудь музыкальным инструментом: окончил музыкальную школу по классу виолончели, затем занялся клавишными и джазовыми струнными (гитара, контрабас, банджо), играл на трубе, пока не сорвал себе высокой нотой амбушюрную мышцу на верхней губе; где бы ни учился или работал – всегда играл в джазовых оркестрах, иногда подрабатывал на танцах, в ресторанах и т.д., потом пошли разные ВИА. С одним из последних прошел на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Софии – КГБ меня лично не выпустило… Написал пару десятков песен (однажды в электричке услышал одну из них, спросил ребят, кто ее написал, не знали, постеснялся признаться, но был счастлив). Продолжаю музицировать, но уже редко на сцене, больше для себя и друзей.
3 - выучить хоть один иностранный язык: тут все в порядке (см. «Об авторе» или «Полиглотское полисловие»).
4 – иметь хорошую любимую и любящую жену, детей, семью. Хотя это у меня самая главная мечта, тут у меня не очень… Несмотря на несколько попыток, семья, можно сказать, не состоялась, а семя мое разбросано по всему миру – сыновья на Кубе и в Сочи, дочь с внучками в Швеции, сам где попало… С женами совсем не повезло. В общем, бобыльствую, но, к счастью, не бедствую и бодрствую. К одиночеству привык, насколько это возможно, и давно понял, что лучше одному, чем то, что получается (вернее, не получается)… В любом случае, я, как говорится, один, но не одинок…
5 – увидеть мир, попутешествовать: тут мне, пожалуй, повезло больше всего - благодаря моей работе, профессии, и, несмотря на долгий период «невыездности» (сын «врага народа»), побывал почти во всех странах, во многих помногу раз, и это остается одним из моих самых любимых увлечений.
В общем, все получилось как в известной песне: «и все сбылось и не сбылось…», ибо мечта, в каком бы возрасте ты ни был, бесконечна, как бесконечна и дорога, по которой идешь за ней…


Моему поколению

Девчонки моего поколения…
Вас давно уже мучают дети.
Те, кто есть, и которых нет.
И которых, наверно, не будет…

О, я так вас порой понимаю,
будто в зеркало, глядя на вас.
Вы давно уж не ждете «чего-то»…
Ну а «что-то» уж ждет где-то вас…

Раскололось мое поколение.
Распылилось века опилками.
Те сгорают до самозабвения.
Те в судьбе ковыряют чуть вилками.

Разлетелось мое поколение
огоньками знакомых глаз.
Эти звезды моих ровесников
в людском небе узнаю враз.

Я причастен к их взглядам грустным,
к их поступкам, словам веселым,
к их полетам, паденьям грузным,
к городам их, поселкам, селам.

В 39-й испанский год
родились мы в преддверии ада.
Еще детской пружины завод
отдавая зловещему «надо»»…

Когда спросят меня: «Ты счастлив?
Верно ль чувствуешь века веленье?»,
я склоняюсь к тебе, как к причастью,
поколенье мое, поколенье…

В тебе черпаю силу в бессилии.
В тебе веру ищу в безверии.
Убегают от ночи лилии –
не сбежало мое поколение.

Нарушая порой симметрию,
мы опасною ночью горели.
Наложило, любя геометрию,
на нас время морщин параллели…

Параллелями искрятся лица.
Параллели проводят сердца.
Там, где сходятся две параллели,
поколенья начало конца.


Моему спортивному отрочеству

Мечутся мышцы металлом.
Варится сталь спортивная.
Маются в теле усталом
мысли – деталь негативная.

Давят их мощные мощи,
тугих тренировок тиски.
Пропавшие без вести рощи
в разнос распирают виски.

И все же мы мчимся мимо,
не видя домов и садов,
не видя всего, что зримо,
в течение многих годов.

Мы просто спортсмены-фанатики
той самой породы рыжей.
За солнцем бежим, как лунатики.
(А позже страдаем грыжей…).


Мое первое, да, пожалуй, и последнее разочарование в женщине

Познакомился с очаровательной девушкой. Ангельское личико, божественная фигурка, веселый нрав… Провел с ней огромный бесконечный чудесный солнечный летний ароматный неповторимый для меня, действительно до сих пор незабываемый ДЕНЬ. (Кто знает, может быть, умирая (прости, мама!), я буду вспоминать именно его). Малахитовое Подмосковье, серебристое озеро, лес, пляж, ресторан, у меня дома. Все было красиво, весело, звонко! Как в кино! Мы гуляли, бегали, плавали, летали, бесились, возились, порхали, хохотали до упаду, танцевали, пели, пили, любили друг друга взахлеб.
Длинный-предлинный счастливый-пресчастливый день!
Когда я провожал ее на электричку и собирался предложить ей встретиться снова (на самом деле я готов был предложить ей все на свете, всю свою жизнь, так я втрескался, так я был счастлив, чувствовал себя на семнадцатом небе!), она вдруг потребовала оплаты за проведенный со мной день…
Деньги я, конечно, дал…
Более года я на женщин вообще смотреть не мог.
Потом стал (куда денешься?!) постепенно посматривать, но уже как-то, ну, скажем, скептически, без прежней романтики, всегда с предчувствием чего-то неприятно неожиданного, чего-то не того…
В общем, у меня получается такая грустная формула:

Чего не ждешь, то и получаешь…
Чего ждешь, то и получаешь…
Но первое больнее…
А ко второму привыкаешь…

Дурацкая привычка, однако…

P.S. Я знаю, уверен, что существуют, вероятно, искренние, добрые, честные, тонкие, порядочные и верные женщины, что, возможно, где-то бродит и мурлычет свою несбывшуюся песенку и моя лучшая половинка-дурочка…
Но лично я не встречал…

Bad luck?
Or bad me?
Or both?

P.S’. Конечно же, это неправда, таких женщин я встречал и встречаю и повседневно и повсеместно – уж во всяком случае, больше и чаще, чем мужчин! – но, вы понимаете, это или не мое или я не их, не говоря уже о том, что, как всякого опаленного опытом мужчину, красивые женщины меня отпугивают, а некрасивые не привлекают.


Мои температурные крайности

Испытанный мной температурный диапазон составляет более 100 градусов по Цельсию.
Более 50 градусов мороза я испытал в Инте, куда приехал, когда отца и других репрессированных реабилитировали, но еще не отпускали.
Все мало-мальски влажное мгновенно замерзает, Приходится часто-часто моргать. Плюнешь – на землю падает ледышка. Полная физическая и психическая парализация. От мороза задыхаешься и вообще загибаешься,
Что там и происходило со многими тысячами невинных несчастных замученных жертв…
Более 50 жары я испытал в Ливийской пустыне: пресловутые яйца действительно тут же готовы, металлические детали превращаются в раскаленные утюги, а милое солнышко - в свирепого палача…
Но все-таки, если бы мне пришлось выбирать только между этими двумя крайностями, я лично предпочел бы жару: от такого холода вообще никакого спасу нет. Не зря по скандинавским поверьям, ад – это место, где царствует безмерный холод. Это последний ледяной круг ада,
 куда Данте поместил грешников…


Неумирающее

Многие мои друзья давно уже умерли, либо погибли (физически или морально), но те, прежние, они всегда со мной, всегда я сверяю свою жизнь с их мнением, всегда делюсь
с ними своими радостями и горестями, успехами и поражениями. Они всегда со мной.
Поэтому я никогда-никогда и нигде и никак не чувствую себя одиноким.


Мой единственный еврейский вопрос

О.К.
(Это далеко не окэй, это инициалы)

Для меня в принципе благодаря моему происхождению, профессии и мировоззрению наций, рас и в определенных отношениях полов и возрастов вообще не существует. Для меня абсолютно не существенно, кто вы: американец, грузин, немец, еврей, русский и т.д., белый, желтый, черный, голубой, серо-буро-малиновый, старик, юнец, красавец, урод и пр. По большому счету я стараюсь различать людей лишь по степени их доброты и мудрости, что по глубокой сути для меня одно и то же.
Это вступление.
А хотел я рассказать об одном конкретном случае, произошедшем со мной и связанным с этой проблемой. Я встретился, подружился и стал жить с одной милой еврейкой. Все было хорошо, гармонично, спокойно. Возможно, мы поженились бы. Но тут я (дурак, конечно!) вдруг слепо, глухо, страстно влюбляюсь в одну роковую красавицу. Моя девочка сразу же стала мне безразлична, и я стал уходить от нее. Вероятно, она меня очень любила или внушила себе (или мне?) это, но она весьма бурно и болезненно переживала мой уход, бедняжка прямо-таки убивалась. Хотя мое увлечение ею испарилось, мне было очень жаль ее, и я опасался, что она может сделать какую-то непоправимую глупость и даже наложить на себя руки (к сожалению, в моей молодой бесшабашной жизни были такие трагические прецеденты, и меня самого однажды лишь чудо спасло от такого поступка). Чтобы хоть как-то избавить ее от страданий, и зная, как евреи болезненно восприимчивы к проявлениям антисемитизма, я (великий мудрец!) сказал ей, что вообще не люблю евреев и что-то в таком духе. Это мгновенно сработало: ее великая любовь тут же обратилась в великую ненависть ко мне, и, по всей видимости, кризис миновал…
Это, пожалуй, был единственный случай в моей жизни, когда я, пусть даже на словах, пошел против своих убеждений, как мне представлялось, из чисто гуманных соображений. Насколько гуманных и гуманных ли вообще – в этом я не уверен до сих пор, но тогда мне казалось, что, перекрыв одну жестокость другой, я, возможно, спас человеку жизнь.


Мой особый, изощренный, коварный, но не жестокий эгоизм
(памятное)

Как-то, кажется, Черчилль образно высказался примерно в таком духе, что не стоит-де вооружаться всяческим мелким оружием, а надо приобретать, прежде всего, крупные дальнобойные и мощные орудия и с их помощью уже разрушать массу мелкого вооружения и боеприпасов противника, т.е. не размениваться по мелочам…

Я тоже, как и все, в определенной степени (в какой – судить не мне, конечно) полон всякого традиционного патриархального махрового, может, еще и пархатого эгоизма. Но у меня есть еще один неявный эгоизм (может, просто отголосок или проявление здравого смысла), когда я умышленно уклоняюсь от того, чтобы загружать свою память всякой мелкой, может быть, и нужной, но несущественной для меня информацией, которой почти на 100% располагают все окружающие меня люди, часто с удовольствием и даже с гордостью делящиеся ею. Я беру ее у них. Это лежит под боком, под рукой. Зачем же держать это в голове? К тому же это часто тешит самолюбие людей (а меня потешает их мелочность). Иногда при этом некоторые даже посмеиваются, иронизируют, что я-де не знаю каких-то элементарных вещей, цифр там, дат и прочей информационной шелухи, не подозревая при этом, что я их просто незаметно эксплуатирую. Ведь у меня самого есть столько нужных, приятных и интересных лично для меня вещей, которые я должен держать в памяти – сотни музыкальных пьес и песен, тысячи слов на десятках языков и пр. Зачем же держать в голове, скажем, какие-то, может быть, и нужные сведения, которые мне понадобятся, возможно, лишь раз в году или реже? Конечно, это процесс стихийный автоматический, где-то подсознательный, зависящий от круга интересов человека, но все же можно научиться сначала усилием воли (потом это входит в привычку) отключать ненужную информацию в своей внутренней базе данных, отсекать ее. Может, это, в конце концов, и не эгоизм, а какая-то маленькая прагматическая невольная и невинная хитрость или уловка, вынужденно необходимая в условиях современного информационного потопа, но уж так сказалось, и пусть так будет. Смысл-то ведь в том, что не надо пичкать в себя все подряд, тем более, что можно все это получить в любую минуту, просто протянув руку, не говоря уже о всеведающей всемирной паутине.


Мой первый опыт перевода с арабского

В институте на втором курсе вторым языком я выбрал арабский (нас еще называли «группой самоубийц», так как в нашем вузе преобладали западные языки). Хотя мы еще толком и алфавит-то не выучили, нас из-за дефицита арабистов уже посылали работать с арабскими делегациями, в основном на побегушках, в качестве сопровождающих, не переводчиков. Но однажды на очередном банкете маститый переводчик (один из моих преподавателей), переводивший мероприятие, вышел куда-то, а тут встал посол Египта и начал что-то говорить. И я тут подвернулся на свою голову. Организаторы банкета бросились ко мне: ты - арабист, давай переводи! Я пытался объяснить, что я еще не знаю языка, что мы это еще не проходили и т.д. – бесполезно. Сказали – неважно, говори что-нибудь в духе «Правды» (тогда с АРЕ были самые лучшие отношения: Асуан, Насер – герой Союза и пр.). В общем, я начал импровизировать. На банкетах, как правило, много не говорят, но мне показалось, что все длилось вечность. Через несколько минут я весь взмок, но продолжать что-то лепетать, хотя и без запинки, импровизировать на тему советско-египетской дружбы (один из главных переводческих заветов: никогда не останавливаться, иначе привлечешь внимание, будет еще хуже – я умудрился соблюсти, хотя практически кроме «салям алейкум», что я и без арабского знал, я почти ничего не понял). Завершилось здравицей, тостом, все зааплодировали, выпили, пришел переводчик, все улеглось, хотя, думаю, эта нервотрепка стоила мне не меньше года жизни. Сидел ни жив – ни мертв. Потом во время перерыва ко мне подошел посол и на чистейшем русском языке поблагодарил за отличный перевод. До сих пор эта заноза у меня в голове: то ли он, соблюдая протокол, сделал вид, что все в порядке, а потом поиздевался надо мной, то ли сам ничего не понял. Не знаю. И никогда не узнаю…


Написанное в ресторане «Прага» в день рождения

… Тридцать и один…
Ресторан – овин…
В горле клекот вин…
Бараны…
Лысеньких голов,
хитрых глазок кров…
жиром затекающие раны…

… Тридцать и один…
Сердце: динь, динь, динь…
Слабый колокольчик-василек…
Взгляд куда ни кинь,
Глаз ну просто вынь! –
Страх проснулся,
прыгнул
и залег…


«Не верю!»
(известно, кто)

«В любовь некрасивых не верится…»
А.Туссейн

Не то, чтоб я там был какой-то избалованный красавчик, что ли, и пр. (причем нахально цитирующий самого себя), не в этом дело, но для меня всегда как-то неубедительно, неприятно и невероятно, когда какие-то, на мой вкус и взгляд, некрасивые люди (в кино ли артисты или в жизни реальные люди), похоже, якобы любят друг друга, даже целуются и, может быть, даже рожают детей и как-то счастливы… Всегда как-то примеряешь все на себя, и не всегда оно налазит… Думаю, я здесь по-большому неправ в принципе, но в действительности как-то мне все это непонятно. Неужели они не видят, ослеплены?!
Конечно, о вкусах… лучше помолчать… С другой стороны, хотя это где-то несколько эгоистично, неправильно и несправедливо, но как я могу поверить, что тот или иной герой влюблен в ту или иную героиню и наоборот (опять же в жизни, кино или книге), если я сам немного не влюблен в нее/него. Тут надо либо включить огромное воображение, либо, как говорит народ, много выпить…


Не эротическое

С душою, нежной как влагалище,
вошел я в мир искать пристанища.
Уж позади огни ристалища…
Я знал жену и знал товарища.

Я знал родителей, детей,
начала и концы путей.
Познал я, гордый грамотей,
всех ангелов и всех чертей.

Я знал патрициев и сброд.
Шутя продолжил чей-то род.
Был завсегдатаем всех мод.
Был «за» и «против» был, и вот –

я близок к завершенью круга:
узнал я все – не знал лишь друга…


Обидное - 1

Когда я еду на дачу в серой рабочей робе,
хотя б какая-нибудь б… посмотрела в мою сторону.
Когда я иду безупречно одет,
многие женщины приветливо посматривают в мою сторону,
и некоторые даже улыбаются.
Так кому же, вернее, чему они лыбятся?!


Обидное – 2

Пока есть желание, силы, здоровье, ну и деньги, конечно, интенсивно путешествую, смотрю, слушаю, впитываю в себя мир, приобретаю интереснейшие книги и уже где-то подспудно мечтаю о том времени, когда полностью смогу отдаться им (хотя, разумеется, путешествия – это лучшая из книг). А то вот помру, не прочитав всего, что собрал… Будет, вернее, было бы обидно…


Обидное – 3

В пожилом возрасте, т.е. когда уже контролеры не требуют от тебя предъявлять пенсионное удостоверение (по роже все видно) появилось также некоторое несколько ревнивое ощущение, что если люди иногда и относятся к тебе внимательно и уважительно, то это уже – увы! – относится не к тебе, на фиг им нужному, а к твоему почтенному возрасту… Интересно, испытывают ли что-либо подобное мои коллеги по старости?


Мои главные образования

Ясли – круглые коленки маленькой мамы
Детсад – рыбалка на Днепре
Начальная школа – в лес по грибы
Средняя школа – башка в баштанах
Училище – мои ошибки
Семинария – люди
Гимназия - спорт
Техникум – струнные и клавишные
Институт – чужестранье
Аспирантура – моря-океаны
Академия – облака в небесах


Окрестное

Прохладный оазис моей пустыни.
Остров сокровищ моих скитаний.
Разбитая ваза слепой гордыни.
Кляксы крови немых мечтаний.

Осели меня окрест.
Пейзаж мой…
Картина-крест…


Оригинальное

Оригинальнейшие мысли по утрам
приходят, приводят в движенье
слова. Головная кора
исходит спиральным броженьем.

И я понимаю: пора
приходит познать напряженье,
пора подчиниться ветрам
волнующим дух пораженьем.

Мне дарит мое пробужденье
подарок – труда наслажденье,
порядок – с собой расхожденье,
и выводов смелых сужденье.

Каждая ночь рождает мне утро –
как это нужно! Как это мудро!


Остающееся

«Скульптура – это застывшая в камне поэзия»

То же самое можно сказать и об архитектуре и о других формах материальной культуры и истинного творчества. У моего отца было два диплома – архитектора и инженера-строителя, так что свои оригинальные идеи он сам же мог практически претворять в жизнь. В Днепропетровске помимо сказочного швейцарского домика (шале) с башенкой, где родились моя сестра и я, осталось еще несколько красивых зданий и мост через Днепр, в проектировании и строительстве которых он участвовал (были еще шахты и лагеря под Воркутой, но это уже другое, грустное, вернее, трагическое творчество…). Каждый раз, когда я вижу их, это как бы встреча с моим папулей. Эти творения также питают и мое вдохновение, вызывают желание производить, создавать и созидать. Ведь должен же человек, помимо детей, еще создать, оставить после себя что-то значимое для себя и, если удастся, значительное для других…


Отпускное

Я плебей!
Мне бы хлеба
и зрелищ!
Я плебей!
Мне вина бы
и игрищ!
Я плебей!
Мне бы жаркое
море,
чтоб, раскиснув,
лежать
на волне.
Каравай
золотого солнца.
Щедрый ковш
голубого неба.
Да зеленое
зрелище леса –
и я счастлив
(на месяц)
вполне!


Патронимическое

Когда родился мой отец, его родители нарекли его
Жаном Жановичем,
Но, будучи уже почти обрусевшими, понесли его крестить в православную церковь. В церковных книгах таких имен не оказалось, и его назвали
Иоанном Иоанновичем.
В студенческие годы случился пожар, и все документы отца сгорели.
До войны (о которой никто не подозревал) было модно все немецкое,
и в новый паспорт отец вписал
Иоганн Иоганнович.
Как оказалось, на свою голову, потому что всю жизнь потом страдал от этого,
его считали немцем, репрессировали и пр. После освобождения затурканный, забитый, измученный и уставший, в свой новый уже последний паспорт
он вписал
Иван Иванович.
Таким образом, у меня в принципе четыре отчества (наша семейная любимая цифра, потому что нас было четверо),
хотя в отце вмещалось куда больше людей…


Первая женщина

Давно это было.
Еще до паспорта.
Когда маму тревожил
лишь только мой насморк.

На юге,
в далекой горячей стране
купал я полип свой.
Бежал по волне.

Я с морем боролся,
открыв забрало.
А оно в меня солью
в ответ швыряло.

Мы с ним возились,
как два щенка.
Пока солнцу от пива
не раздуло бока.

Потом я, уставший,
лежал на песке.
И море вздыхало
в какой-то тоске.

И был я чистюлей,
брезгливым до ужаса.
Поцеловаться мне стоило
мужества.

Но где-то внутри там
во мне бродила
какая-то странная
дерзкая сила.

Иногда мне хотелось,
хотелось страстно
припасть вдруг к чему-то
такому неясному.

И сердце жгло
замирающей нотой.
О! Я так готов был
спасти кого-то!

И вот вдруг, представьте,
в сточной канаве
нашел я дикарку
с фигуркой Дианы.

И сразу же мысль
благородством согрела
мое существо
и лицо обагрила:

Вот взять ее грязное
тело и душу –
и в пену морскую!
и в гущу мирскую!

Стихи ей прочесть,
чтобы стало ей ясно,
что есть жизнь почище,
светлей и прекрасней.

Вернуть, воссоздать
ее лик первозданный.
Спасти и уйти,
и не требовать дани.

(Она ведь казалась мне
жертвой беспомощной.
Разве гадал я,
что выйдет так как-то все?)

Взгляд по-восточному
бьет наповал…
И маленькую ее, грязную
я вдруг зацеловал.

И стало неясно,
кого тут спасать уж.
Мне так захотелось
куда-то пропасть вдруг.

Совсем опьянен был
спасательной миссией.
Все превратилось вдруг
в страшное месиво.

Волны морские
и волны косы ее
крепко обвили мне
ноги босые.

В бездну, в пучину,
в трясину сладкую
я погружался…
И было так шатко мне.

Море ревело
в ушах и в груди моей.
Робко, несмело
сказал я: «Любимая…»

Рушились вдребезги
все мои ценности…
А если проще,
то это была
моя первая женщина.


Перед пробуждением

Ночь…
Антракт
в спектакле жизни.
Вижу
снов дивертисменты.
Прямо –
слов опасный тракт.
По бокам –
аплодисменты.
Позади –
следы
глубоких ран
средь топей,
тяжкой тьмы,
клочья кожи,
ручьи крови,
слезы,
пот,
порог тюрьмы…
Впереди –
маячит,
брезжит,
манит
новым днем
рассвет.
Сон неровный
прошлым бредит.
Ищет ощупью…


перед смертью не надышишься
(песня покойника)

я схоронил на днях кого-то постороннего,
чужого, незнакомого совсем.
случайно до границ потустороннего
дошел… и показалось мне: схороненный
оттуда обратился вдруг ко всем…

разбухло черноземом жарким кладбище.
растаял, чуть коснувшись его, снег.
а из могил отрытых пара лапищи
тянулись к нам… дрожали пальцы в лад еще
несдержанному всхлипыванью век…

и вот последний ком земли бросаю
(воистину, последний камень в спину!)
тому, кого не знал и не узнаю
теперь уж никогда… и вдруг внимаю
словам таким того… оттуда… снизу…

«эй, вы, там, наверху! дышите глубже!
старайтесь надышаться перед смертью:
ведь с каждым днем становится все туже
петля последняя, дыхание все хуже.
его голубизне глубокой верьте!

я все берег себя, как будто на закуску.
Откладывал все лакомства на позже –
искусство, смех, поэзию и музыку.
тюрьму построил, сам же стал в ней узником.
стал лошадью, себе ж дав кнут и вожжи…

загнал себя в мещанский пыльный мир,
всем сердцем презирая, ненавидя
тот гнусный, кровожадный, пошлый пир,
сосущий кровь души моей вампир…
я все ж вошел в него, его не видя.

я не глядел вокруг. смотрел вперед, туда,
в счастливое «мое» не за горами.
готовился, терпел, терял года.
коптил, чтоб запылать огнем тогда,
когда падут оковы мои сами.

но слишком поздно настоящей жизни лик
открыв, я посрывал все вожжи, шоры.
увидел свет, услышал жизни крик…
но близок был уж мой последний миг:
все унесли, похитив, годы-воры…

я крылья ощутил, я распахнул,
как в доме ставни, грудь свою и руки.
с такою силой жизнь в себя вдохнул.
с такою силой душу с ней сомкнул,
что понял все и принял счастья муки…

я грудь себе расковывал, дыша
все глубже, упиваясь мукой сладкой.
за солнцем рвался, наверстать спеша
день уходящий, сумерки круша,
за жизнь цепляясь уж последней,
мертвой хваткой…

эй, вы, там, наверху! не плачьте – смейтесь!
до дна допейте жизни вашей чашу!
и ничего откладывать не смейте!
поверьте – не надышитесь пред смертью.
дышите глубже, чаще и сейчас же!»


Озабоченное

«Забота у нас такая…»

Да, я озабочен любовью, сексом, литературой, поэзией, искусством,
женщинами, мужчинами, детьми, животными, растениями, природой,
морем, лесом, обществом, политикой, наукой, добром, злом и т.д.
А что? Ведь я же живой! Забота у меня такая…


Подражание себе

Ребята! А жизнь ведь – великолепнейшая штука!
Чего бы мы там ни болтали!
Входите! Входите в нее без стука.
Ведь все от замков устали.
Замок на двери, на словах, на улыбке…
Да что ж это, братцы, творится?!
Я знаю: ключи моих доводов зыбки.
Но надо ж замкам открыться.
По-моему, секрет здесь очень простой:
если хочешь, чтоб жизнь тайники раскрыла,
не жди, не сиди, не валяйся, не стой –
беги, находи, расправляй свои крылья.
И прежде всего раскройся сам.
Сначала себя для себя открой.
Волю свою уподобив щипцам,
тяни себя к свету, лопатой взрой.
И все отдавай, ничего не тая.
В простом находи величье.
Смелее ищи, защищай свое «я».
(Ценней оно в скромном обличье).
Никогда не считай изучать излишним
дней прошлых, дней будущих блики.
Не надо, не будь никогда двуличным,
но будь, как и Янус, двуликим.
Гляди во все сто, во все стороны мира.
Увидишь такое, что ахнешь.
И все ж не найдешь себе лучше кумира,
чем тот, что потеет на пашне.
Войди в эту жизнь. Засучи рукава.
Ни в чем никогда не смиряя
свой пыл, открывай, покоряй острова
земного нелегкого рая.
Там солнца польются тебе на голову.
Открытий яблоки шишки набьют.
А взор твой и ум, ложь расплавив, как олово,
истине яркий венок совьют.
Эх! Полюшко-поле! Меня утопи.
Развей моей жизни пыль серую.
Все жирное в сердце моем растопи.
Косой в твою зрелость уверую.
В мельчайшем ищу я размах небывалый.
Вбиваю по шляпку гвозди.
(Я так не могу, чтоб по ягодке малой –
я в рот отправляю грозди).
И пусть я корабль. И пускай он тонет.
В суете по макушку флагштока…
Но он не скрипит. Он поет – не стонет:
ведь жизнь – великолепнейшая штука!


Пожилое

Я думаю, пожилые люди моего поколения, помимо всяких там возрастных, гормональных, физиологических, психологических и прочих причин толстеют еще и оттого, что, во-первых, многие из нас в детстве порой, а то и весьма часто недоедали и воспитаны так, что грех оставлять на тарелке объедки, а во-вторых, извиняюсь за откровенность, еще и потому что зачастую в таком возрасте еда у многих остается почти единственным каким-никаким удовольствием и радостью, которую еще можно и хочется получить и как-то продлить…


Поросячье

Давно мечтал до отвала наесться поросятинки. В советское время ее часто продавали в привокзальных буфетах, но мне хотелось настоящего поросеночка, целенького, румяненького из огня да полымя, непременно с листиком петрушки в пятачке. И вот в мой первый приезд в Тбилиси
с какой-то очень высокой делегацией (нас возили на «Чайках» и вообще воздавали, а грузины это умеют, как никто) на очередном банкете я (нечаянно, конечно) оказался нос к носу, то есть к пятачку, с очередной своей
кулинарной мечтой. Пока там произносились всякие знаменитые грузинские
приветствия, тосты и здравицы (которые я же как-то умудрялся и переводить), я потихоньку-потихоньку отщипывая, отламывая и откусывая от этого миленького маленького поросеночка, как Собакевич, практически его и умял, оставив только какие-то ребрышки, пятачок с головой и хвостик (тогда я еще не знал, что хвостики - самые вкусные). К счастью, потери на столе
особенно никто не заметил, так как столы и без того ломились, и даже поросят было несколько, а проделанная мною брешь мгновенно была заделана новым поросеночком, на которого я, конечно, уже и смотреть не мог.
Но любовь моя к поросятинке все-таки была, видимо, замечена, и при прощании местный шеф вручил мне еще одного молочного «на дорожку», а также каждому из нашей делегации дали по ящику настоящего Кинзмараули (грузинского розлива!)
То были славные времена! (Впрочем, для некоторых).
Впрочем, все времена – славные. (Для некоторых).


Посвящение мне, 60-летнему

От Самата

Средневековье, Франция, глубинка,
торговые ряды, базар своего рода.
Ходил здесь странный человек по рынку
и спрашивал святую воду у народа.

Ходил он здесь дней двадцать восемь
никто понять не мог, чего он хочет.
А он свое твердил: «Не за себя ведь, Все Святые просят!
И деньги есть, достаньте, нет уж мочи.»

Купцы из разных стран ему дивились,
Он языки все знал, как свой родной,
уж шепоток пошел, и люди меж собой делились:
«А не шпион ли, засланный враждебною страной?»

Другие спорили со знаньем мудреца:
«Какой шпион? Придумали! Пустой трезвон!
Он просто переводчик у богатого купца
с диковинной фамилией Шеврон.

Ну, в общем, в точности никто не знал,
кто он, откуда появился и какой породы.
Не долго думая, народ его прозвал
Туссейном – «Все Святые» значит в переводе.

История гласит, найти святую воду он не смог,
и через двадцать восемь дней пропал сей человек.
Молва пошла: Туссейн подался на Восток.
Чтобы найти его следы, пойдем в двадцатый век.

Двадцатый век, казахи, Атырау, Рахат,
торговые ряды, базар, толпа народа.
Здесь каждый продавец безумно рад
вам предложить купить святую воду.

Вам скажут так здесь про святую воду:
«Все, что имеет градусы, то – свято!»
Но где ж герой наш? Подойдем ко входу,
где доллары меняют ловкие ребята.

И что же видим? Странный господин
в очках, с бородкой, с сумкой на ремень.
Не скажешь, что богатый господин,
Однако баксы по чуть-чуть меняет каждый день.

Достав тенге, привычно он к лоткам идет,
к тем, что вином торгуют, пивом, водкой.
Дух предка за собой безудержно ведет,
и гены роль свою играют четко.

«Святой воды мне надобно купить.
Давайте мне бутыль того и этого Грааль.»
К непьющим просьба: строго не судить,
теченье жизни просто, как спираль.

Сравним: фамилию Туссейнов носит он,
и дней, похоже, ровно двадцать восемь,
он переводчиком в компании Шеврон,
сюда ж и поиски святой воды относим.

Теперь, когда момент настал раскрыть,
и тайну страшную вас рассказать, друзья,
советую сидящим всем налить
святой воды, без этого нельзя.

У всех налито? Вот вам и большой секрет.
Как хорошо, что есть во все века среди людей
такие странники, как наш Альберт,
который с нами отмечает юбилей.

Наш дорогой Альберт, примите поздравленья
от нашего отдела, от юристов всех.
Желаем от души Вам исполненья
желаний, чтоб сопутствовал успех.

Давайте выпьемте, друзья, до дна
за то, чтобы Альберт прожил еще полвека,
ведь чтоб ни говорили, жизнь у нас одна,
и будем жить, как он – достойным человеком.

Самат Аженов

Казахстан, г. Атырау
17.11.1999 г.


Потенциальное

Был потенциален.
Был претенциозен.
Я пропащий, мама.
Бросил душу оземь.

Был я перспективным,
где бы что ни начал.
Делал, как велели.
Ведь хотел иначе…

Не давал я воли
мышцам, даже мысли
унимал до боли
так, что они ныли.

Птицами в неволе
бились в клетке тесной.
Не могу я боле
сдерживать их песни.

Вы летите, мысли!
Мысли мои, гуси.
Звонче пойте в выси!
Мысли мои, гусли.

Я опять Адамом
мир ищу, основу.
Ты прости мне, мама.
Я рождаюсь снова.


Непредставительное

Физиономия у меня очень простенькая…
Всяк норовит обнять-обмануть…
Перемыть, обглодать мои косточки…
А вот детки и собачки льнут…


Потрясающее -1

Самое потрясающее (в отрицательном смысле, т.е. отнюдь не потрясное) событие в моей жизни, наверняка сократившее мою жизнь на несколько лет, произошло в отрочестве. Я тогда был фанатом спорта, тренировался днем и ночью (занимался разными видами спорта, играми, но в основном плаванием, первый разряд, был в сборной области). Как-то дома занимался гантелями, бешено крутил их вокруг корпуса (делал «мельницу»). Мать была в соседней комнате. Вдруг низко опустив голову и ничего не видя, она входит в мою комнату. Я ее тоже не видел, к тому же включил громкую музыку и ничего не слышал. На очередном витке 10-килограммовая гантель со страшной скоростью и силой (думаю, в результате ускорения несколько сот кг) пронеслась в нескольких миллиметрах от виска ничего не подозревающей мамы. Она ничего и не заметила. Я же от шока (ведь я чуть-чуть не убил ее!!!) опустился на диван и, видимо, очень побледнел, потому что она озабоченно спросила «Что с тобой, сынок?» и тут же принялась ругать меня за глупые и вредные, по ее убеждению, занятия моими «железяками». Я, конечно, никогда ей об этом случае не рассказывал. Вообще, я всегда старался не рассказывать матери о плохом, о своих бедах и неудачах, берег ее, хотя она, несомненно, по-матерински всегда все чувствовала. Я часто вспоминаю и содрогаюсь, мысленно переживая тот страшный момент, который мог бы закончиться глубочайшей нелепейшей трагедией в моей жизни…


Потрясающее - 2

Милым мамам

Я думаю, что мы, люди, помимо всего, и тупые и слабые, а то и просто больные на голову, еще и потому, что порой наши мамочки, реже папочки, истово, часто также неистово, безумно и бешено трясут-укачивают нас на руках или в колясках в грудном возрасте с самого рождения, когда наши маленькие нежные мозги находятся еще в полуразжиженном молочно-восковом состоянии, вызывая их микросотрясения, посылая нас отнюдь не в сон, а в глубокий повторяемый изо дня в день, из ночи в ночь обморок, нокаут, нокдаун и пр. Мы, маленькие, в таких случаях не спокойно засыпаем, а просто теряем наше маленькое сознание. Исконная народная мудрость этого не допускала (вспомните высокие подвешенные к потолку крестьянские домашние качалки, где детей укачивали очень спокойно и плавно с большой амплитудой раскачивания без всяких нервных судорожных трясучек). Кстати, попробуйте так потрясти взрослого человека хотя бы некоторое время...


Потустороннее

«Ненавижу жизнь, кончаемую смертью»
Григорий Сковорода

Если умру –
а я не умру! –
хороните меня,
зарывайте.
Если с жиру взбешусь,
намараю муру,
корите,
но не забывайте.

Если умру –
а я не умру!
на мне свою радость
срывайте.
Жрите, журите,
а я заору
из могилы:
«Жарку подбавьте!»

Друзья иль враги –
не все ли равно
теперь, когда
меня нет?
Потом, когда
вновь возникну,
я новую жизнь
совру…

И в старую
глубже вникну,
если…

но я не умру!


Почему я Альберт

Был такой американский журналист
Альберт Рис Уильямс,
друг и соратник Джона Рида.
Он тоже написал книгу
об Октябрьской революции,
хотя она и не стала таким бестселлером,
как «Десять дней, которые потрясли мир».
Отец был дружен с ним
и назвал меня в его честь.


Почему я лингвист

Вообще-то я с детства мечтал быть музыкантом (впрочем, я им и был и есть и, конечно же, буду до конца). Учился в детской музшколе (виолончель), потом в музшколе для взрослых (гитара, ф-но, труба), играл в разных джазовых ансамблях, в частности, участвовал в первой радиоперекличке между СССР и США в составе биг-бэнда Днепропетровского Дворца студентов (почему-то тогда единственного в Союзе). Потом нас разогнали за «американизм». Хотел учиться дальше, готовился в Киевскую консерваторию. Но загремел в армию. Перед этим еще пытался поступить в Одесское мореходное училище, хотел стать капитаном дальнего плавания, даже не приняли документы (сын «врага народа»). Вместо этого кончил железнодорожный техникум и получил зачем-то диплом техника-электрика. В армии пальцы огрубели (больше приходилось иметь дело не столько с оружием, сколько с лопатой), и мне показалось, что с музыкой покончено, хотя, конечно, в армии у меня был свой оркестр, я продолжал играть, но это уже было не то. Что-то оборвалось. А продолжать учиться хотелось. Думал-думал: куда же податься. Сначала, видимо, следуя юношескому стадному чувству, готовился в Киевский политехнический, потому что там учились многие мои друзья. Два года зубрил математику, физику и пр., потом меня осенило – что же я делаю?! Ведь я совершенно не люблю технику! Снова стал листать-листать справочник и пришел к соломонову решению: кем бы я ни стал в будущем, а иностранный язык знать не помешает. Стал готовиться в иняз, поступил, и учился без особого увлечения, часто из-под палки, продолжал заниматься музыкой, оркестры, ансамбли, концерты, капустники, КВНы и пр. И хотя постоянно интересовался и занимался многими языками, настоящая Любовь к Лингвистике пришла ко мне много лет спустя, после окончания института, снова начал зубрить латынь, древнегреческий, живые языки, искусственные – эта страсть продолжается у меня по сей день и сильно меня душевно питает и укрепляет.
«Вначале было Слово…»
Ко мне оно явилось попозже…


Привратное

Я завел бы себе привратника,
лбом мыслителя – не развратника.
Я завел бы себе соратника,
если б сам был похож на ратника.

Я завел бы себе подругу.
Я прошелся бы с ней по кругу
беспокойного этого мира,
превосходного этого храма.

Я завел бы себе кумира,
чтоб не знал он ни срама, ни срыва,
чтоб всегда приходил на подмогу,
если станет совсем нелегко…

Я завел бы себе дорогу…
Я завел бы себя далеко…


Привычное

«Чтобы узнать, что яйцо тухлое, не обязательно есть его все,
достаточно попробовать маленький кусочек»
Английская поговорка

У меня была привычка - где бы я ни был, обязательно надо попробовать из местной еды все особенное, экзотическое и оригинальное. Какую только дрянь и гадость я не перепробовал! Впрочем, иногда мне все-таки не хватало решимости следовать своей привычке. Так, например, когда я впервые еще студентом работал в Ираке, я увидел в магазине и решил попробовать законсервированное мясо змеи. Дорогая, гадина, но купил, принес домой, пригласил приятеля, открыли банку, выпили по стакану, посмотрели на этого нарезанного красивыми ломтиками змия, еще раз выпили, переглянулись… и выбросили в мусорное ведро. Не решились! Также я не смог даже попробовать таиландских жареных тараканов и прочую ползающую нечисть (хотя египетская жареная саранча очень даже ничего) или их знаменитый фрукт, откровенно воняющий человеческим дерьмом, но на вкус, говорят, весьма прелестный, и многую другую экзотическую еду, особенно в странах юго-восточной Азии. В конце концов, я бросил эту привычку. Напробовался!
Другая привычка – обязательно искупаться в каждом новом водоеме в районе, куда я приезжаю. Куда только я не кидал свое бедное тело! За это я однажды очень жестоко поплатился. Я участвовал в туре по балканским странам и, конечно же, мечтал искупаться в Дунае. Довольно поздно мы прибыли в какой-то придунайский, кажется, румынский городок, а на другой день у нас предстояла большая экскурсия, поэтому я решил искупаться прямо ночью. Со мной пошел какой-то поляк. Искупались. Почти мгновенно все тело стало жечь и покрываться какими-то язвами. Поляка забрала скорая. Я оказался покрепче, решил принять горячую ванну. Сердобольные женщины из моей группы собрали все свои несчастные духи, одеколоны и прочее, содержащее спирт, и все это я вылил в ванну. Это меня спасло. Так и не узнал, что было с поляком. Утром, когда мы проезжали мимо Дуная, мы ужаснулись. Это была настоящая клоака! И я в нее нырнул в темноте! Тогда еще экологии не уделяли такого внимания, как сейчас, и вся грязь, отрава, вся гадость со всей Европы катились по волнам некогда Голубого. До сих пор, как вспомню – содрогаюсь.
Эту привычку я все-таки не бросил, но стал осмотрительней.


Признательное
(маленький урок арабского)

Достойных врагов у меня, конечно, нет. И быть не может. Это такой же оксюморон, такая же несовместимость, как и «недостойный друг». Если бы человек был достойным, он, несомненно, был бы моим другом. По определению. Определенно. Но есть такие болезненно завистливые, злые по натуре, недоброжелательные, скупые на добро и, естественно, скупые вообще, душевно бедные типы (убежден, что такие люди страдают каким-то скрытым телесным или психическим недугом, потому что ну не может же нормальный здоровый человек быть злым!), которые явно (порой и тайно, но это всегда вполне прозрачно) меня ненавидят (думаю, в основном за то, что я никогда не ною и не унываю, что, как я давно заметил, больше всего и раздражает всяких там слабаков, несчастных, бездарей и неудачников). Но даже и такие, с позволения сказать, люди нередко и невольно делают мне комплименты, тайно или явно, часто, полагаю, подсознательно, подражая мне в некоторых вещах и поступках. Такая вот подленькая признательность! Исподтишка. «С задницы свиньи хоть волосок» - говорят в таких случаях арабы (сравни с нашим «с паршивой овцы…»). Написал бы это по-арабски, но в моем компьютере нет арабского шрифта. Впрочем, кому это надо? Впрочем, арабисты и так знают. Впрочем, попробую воспроизвести по-русски: «мин тыз ыль-хынзири шаара»…


Призывное

Призывно, уступчиво в землю маня,
врагов многочисленных племя
когда-то с любовью зарыло меня,
не зная, что был я лишь семя.

То было далекое время…
Я вытерпел все же, кляня
свое ненавистное бремя,
лишь ради далекого дня.

И вот в распросинее небо
бьют ветви – салют моих рук.
Я дерево! Сильное! Вволю
пью новых друзей имена.

И ветер разносит по полю
стихов моих соль – семена.


Прокрустово

И вновь меня поезд влечет по зигзагу.
Мелькают столбы.
И вновь меня звоном тупым окружают
Медные лбы.

Вновь меня жизни моей диалектика
Тянет по кругу.
Вновь нахожу с постоянством эклектика
Ту же подругу.

В раже к миражу мечты кидаюсь.
Срываюсь с хрустом.
Сечет меня жизнь. Я опять попадаюсь
В ложе Прокруста…


Проникающее

Я не обладаю такой уж большой
проникающей способностью Амура
в женщин, но меня вдруг нет-нет душой
возьмет да и полюбит какая-нибудь тонкая дура…

Полюбит – воспряну.
Мечтой изойду.
Поставлю на пьедестал
высокий
любовь,
а не станет –
уйду,
непрост,
хоть и чист,
как кристалл…


Простое – 1

Господи! Просто бы жить,
выйдя на жизни пажить.
Чтоб ничего не нажить,
чтобы ничего не нажить.

Только б было краса.
Только б сверкали росы.
Только б любить глаза,
гибкие, словно лозы.

Господи! Все так просто.
Тянешься к свету, к росту.
Господи! Все так сложно,
если увидеть ложно.

Если себе не лгать,
жить еще все-таки можно.


Простое - 2

Просто. Сложно.
Просто сложно.
Смерть… Не кого-то, не чья-то –
твоя…


Простое – 3

У меня очень простой вкус:
Я просто,
как все простые люди,
Люблю самое лучшее.


Простое - 4

Я не люблю простых людей
за их простоту…
Я люблю непростых людей
за их простоту…


Психологическое
(казус)

Работая в Академии труда, я из года в год синхронно переводил всякие довольно скучные лекции по профсоюзной тематике. Однажды, довольно уставший и сонный после ночной гулянки, я во время своего же перевода лекции… заснул. Может, сам себя, как это бывает с детьми, и убаюкал. Разбудил меня мой собственный же голос, т.е. я, уснув, продолжал переводить на каком-то автопилоте. Выглянул из переводческой будки в зал: все тихо, спокойно, слушатели дремлют, как всегда. Значит, либо я правильно переводил, либо порол чушь во сне, но никто не обращал внимания. Не знаю, сколько это продолжалось, может, несколько, мгновений, может, несколько минут, но, думаю, это психологически любопытный факт.


Птичье

Я очень люблю птичек. Но в детстве эта любовь проявлялась довольно своеобразно, если не жестоко. Не имея денег, чтобы купить какую-нибудь красивую птичку, я вставлял в рогатку не камешек, а зеленую абрикосину,
чтобы не убить, а оглушить желанную птичку. Потом я за ней ухаживал,
лелеял и пр. Потом я смастерил западню и ловил в основном синичек и снегирей (до сих пор мои самые любимые птички, может, еще и оттого,
что они нас не покидают в холодные зимы). Иногда попадались
царственные миниатюрные московочки, огоньки-малиновки, другие птички
или просто воробьи - этих я великодушно отпускал (кстати, у нас их называли «жиды», видимо за их вездесущность и пронырливость. Действительно, нет такой страны, уголка земли, где бы их, воришек-воробышков, не было). А однажды попалась целая галка, и у меня с ней вышла целая история. Она у нас очень хорошо прижилась, стала ручной, улетала и прилетала в открытую форточку, когда хотела. Однажды у мамы пропало золотое кольцо. Поскольку единственным реальным его похитителем мог быть только я, мне очень здорово влетело, как я ни клялся-божился. Через года два-три - к тому времени галка наша давно уже улетела насовсем, наверное, завела себе семью, – как-то мама капитально убиралась и за наклонно висячей на стене картиной нашла целый клад – свое собственное колечко, еще два других, чьи-то сережки, всякие цветные стеклышки, кусочки сверкающей фольги, фантики и пр. – все блестящее.
Это был далекий привет-подарок от нашей галочки. Мама все поняла, расплакалась, что меня тогда наказала без вины, «справила» мне новый костюм и вообще всячески обласкала.
А вообще-то, честно говоря, это был почти единственный случай,
когда меня в детстве отдубасили несправедливо.
Настоящие незаслуженные и жестокие наказания я стал получать гораздо позже, уже во взрослой жизни…


Пьяное

Только раз в жизни я был настолько пьян, что ничего не помню. Практически это была моя первая капитальная встреча с алкоголем. Мне было лет 15. Родственники моего друга строили дом в пригороде. По обычаю, там вся местная община неделю сообща строит дом, потом пару дней «бухают», потом опять строят, опять гуляют и т.д. пока дом не закончат. Мы там оказались во время очередного буханья. Домашний самогон и домашняя брага, брага и самогон. Короче, два дня жизни у меня выпали. Я ничего не помню. Говорят, я очень хорошо «выступал», пел, танцевал, всех веселил, по всей деревне катал девиц на мотоцикле – ни до этого, ни после, никогда я в своей жизни на мотоцикл даже не садился… Потом, конечно, было очень плохо, и на душе, и дома, и в школе…
Больше у меня в жизни такого не повторялось, хотя мне довелось каким-то образом потерять еще два дня моей жизни. Как-то, примерно, в том же возрасте, я пришел со школы, тут же улегся спать и проспал двое суток. Видимо, я так крепко и сладко спал, что мать пожалела меня будить. До сих пор у меня какое-то странное чувство, мне не хватает этих двух потерянных дней. Куда они делись?! Что это было?! Где я был?!


Разбросанное

Эк меня разбросало!
Раздуло, разнесло, развезло, разметало
по свету, по людям, по чувствам, делам…
И того мне хочется! И этого бы попробовать,
и того бы мне вкусить
(или хотя бы надкусить по-хохляцки).
И это мне интересно! И это тянет! И то влечет!
И все бы мне объять! И всех бы мне обнять!
А может, это разносторонность?
Впрочем, друзья так и считают
(впрочем, на то они и друзья, в конце концов…
им ведь вполне свойственно хорошо ошибаться в отношении нас).
Но мне-то и недругам куда виднее…

P.S. С другой стороны, подобное растекание и всеядность неизбежно приводят к дилетантизму и любительству, что само по себе тоже относительно неплохо, но главное все-таки, видимо, – следовать своей звезде, природе, призванию, наконец: кто-то глубоко роется, специализируется в одном, кто-то разбрасывается на все сорок сторон, кто-то стремится глубоко копать во всем, кто-то вообще ни в чем, но, наверное, это и прекрасно, что мы, люди, такие разные. Этим мы, наверное, каждый по-своему, и интересны, и сообща творим великую работу Познания и Созидания. Иначе, какие скукотища и застой царили бы на этом белом (скорее пестром) свете…


Развесистое

Развесьте уши! Пусть сохнут и вянут.
Раззявьте рты удивленным «О!».
И я вам песней наполню души.
Но вместо точки поставлю «но»…
Но вместо слов набросаю тени
имен великих. Потом на нет
сведу и их, чтобы в пику лени
горел лишь припев: не гасите Свет!


Реакционное

Дали по башке –
закружилась…

Дали по морде –
совратилась…

Пощекотали –
захихикал…

Похвалили –
загордился…

Возмутили –
возмутился…

Поразили –
поразился…

И т.д. и т.п...

Включая, конечно,
и хорошие вещи…

Но…

Прожил век –
так ничему и не научился…

Впрочем,

отреагировал на жизнь
правильно –

умер…


Родительское

Родители-радетели,
рыдатели мои!
Корители-каратели,
создатели мои!
Вам суждено было сойти
однажды лишь с ума…
Тогда с вернейшего пути
сошла тропа сама…
Да! Я безумен! Вне ума,
вне времени и такта.
Хочу вот сам сойти с пути
проторенного тракта.
Хочу я сам дойти туда –
до Времени, до Сути.
Чтоб убедиться до конца.
Чтоб не было сомненья
ни в том, что прав я правом прав,
ни в том, что путь мой выстрадан.
Ни в том, что главною из правд
не выжил я – а выстоял!


Роковое

Сегодня презрел я и проклял себя.
Сегодня я предал и продал себя.
Сегодня не стою я даже себя.
Сегодня я вырвал любовь из себя!

Клинок ее острый в сердце торчал.
Кровавыми ритмами боли
в висках оглушенных ночами стучал
о клетку ненужной неволи.

Я вырвал клинок, хотя клятву давал
носить эту вечную рану
до смерти. И нес эту кару.
И медленно жизнь убивал.

Сегодня ж…Сегодня позор и конец!
О боже! Последним глотком
надежды задохлось сердце,
прощаясь навеки с клинком.

Нет счастья, хоть нет и боли.
И много, казалось бы, воли…
Но, видно, такой уж мой рок:
я вновь заношу клинок…


Рыбное

Обожаю всяческую рыбку – жареную, пареную, вареную,
печеную, копченую, соленую, вяленую и пр.,
за исключением той, которая пахнет…
рыбой.


Скучное

Зеленого (как говорят поляки) понятия не имею и просто представить себе не могу как вообще можно скучать – я не имею в виду скучать по кому-либо, по родине и пр. или скучать там на скучной лекции или спектакле и т.д., откуда всегда можно уйти, а скучать от одиночества, скучать – ничего не делать, когда люди не знают, чем себя занять, и пр. Ведь столько в мире интересного, столько неувиденного, невиданного, нечитанного, несделанного! Просто не могу скучать! Зоологически не приемлю!


Славное

Я никогда особенно не был знаменит. Были, конечно, какие-то известность и слава, скажем, местного значения в области спорта, музыки или профессиональной деятельности, но в любом случае всего этого я поимел в достаточной степени, чтобы рано понять всю суетность и тщетность подобной мишуры. Для меня всегда важнее быть лучше себя прошлого, чем превосходство над другими. Скажем, если я, образно говоря, на водной дорожке (мой основной вид спорта в молодости) приду последним, но улучшу свой прежний результат, это будет во сто крат важнее и приятней для меня, чем победа со сносным результатом над какими-то слабаками. Поэтому мне всегда смешно и жалко видеть, как вполне, вроде, взрослые и зрелые люди стремятся к известности любой ценой, даже путем откровенного вранья и фальши…


Смертное - 1

«Смерть – признак слабости»
Фрэнсис (Фрэнк) Альберт Синатра

Влечет меня опыта тать
к желанию жить перестать,
твердя, что осталось-де мне
лишь смерти сюрприз испытать…

Но я не хочу ему верить.
О! Я еще здесь поживу!
Открою все окна-двери.
Друзей-врагов назову.

И пусть убивает любовь вражда.
Пусть дружба с коротким сроком.
Пусть голод и жажда, усталость, нужда
соседствуют рядом с пороком –

я знаю: не раз улыбнутся года
счастливейшим детским капризом.
А смерть? Ну, так что ж? Пусть маячит всегда
далеким прощальным призом…


Смертное – 2

Стояли с приятелем на Невском на высоком крыльце магазина. Прямо перед нашими глазами, как на сцене, разыгралась настоящая трагедия. Какая-то бабулька перебежала перед машиной в первом ряду и тут же попала под машину во втором (типичная гибельная ситуация в городах). Глухой стук… Даже не дернулась, уткнулась в асфальт. Разлетелись какие-то булочки (видимо, выскочила на минутку в магазин). Бледный водитель, какой-то солдатик, вышел из машины, потрогал ее пульс, безнадежно опустил руку. Как же все это быстро! Вот была – и нет. Великое таинство смерти. Мгновенно. Я тоже хотел бы так. Когда-нибудь…


Смеющееся

Как же юность, молодость готова к счастливому, радостному смеху в любой момент и по любому поводу! Помню в Киеве со своим другом детства Володей Арановичем (сейчас он где-то в Америках…) гуляли по Крещатику и до коликов, до упаду беспрерывно смеялись, хохотали, по-моему, просто без всякой причины. Видимо, такая была огромная потребность. Нас смешил любой пустяк, любой прохожий… Думаю, от этого и пошли мои первые морщинки возле глаз (в разных культурах их называют то «гусиные», то «куриные», то «вороньи» лапки). Конечно, потом я уже никогда так много и весело не смеялся, не говоря уже о том, что порой просто было не до смеху…


Смурное

на телеантенне
здания милиции
вороны крутят
ЛЮБОВЬ
может, им 300 лет
и они уже мудрые
все, как в сказке,
завтра праздник
мне идти некуда


Совпавшее

Как все любопытные и любознательные, много думающие, жадно читающие, внимательно присматривающиеся и прислушивающиеся ко всему, прежде всего к себе, природе и естественному, к людям и человеческому, вообще, много и интенсивно живущие люди, я, конечно, не верю ни в бога, ни в черта, ни тем более, во всякие там приметы, сглазы, предсказания, предрассудки, знаки зодиака и прочую муру (хотя, конечно, всегда любезно уступлю другому дорогу, через которую пробежала черная кошка, плюну через левое плечо, глупо порадуюсь какому-нибудь не менее глупому предсказанию скорпионам т.д.; но это уже, конечно, скорее сродни тому, как мы, атеисты, в своей речи повседневно – всуе, конечно, - упоминаем имя божье и пр.). Но в моей жизни есть одно случайное совпадение – я родился в Международный день студентов, 17 ноября, и действительно, я вечный студент-скиталец, искатель истины и красоты, я чувствую, что родился, чтобы вечно учиться и познавать, и в этом и состоит мое, в общем-то, маленькое, но для меня лично бесконечно Великое и Вечное Счастье.


Сонное - 1

Говорят, старики спят совсем мало.
Думал: вот постарею,
буду мало спать,
много читать,
музицировать,
соберусь с мыслями
(что, конечно, невозможно),
упорядочу, наконец, свою писанину
(что тем более невозможно),
приведу в порядок
свою квартиру
(что вообще невозможно никогда),
займусь дачей и пр.
Черта с два!
Вот я уже совсем старик
(куда еще дальше!),
а продолжаю спать,
как сурок
(надеюсь, хоть бетховенский).
Ненормальный какой-то!
Просто малохольный!


Сонное – 2

Сны приносят мне страшные огорчения, но иногда и огромную радость. Первое, когда снится что-то очень-очень хорошее, когда ты счастлив (как правило, это связано с некоей почти осязаемой прекрасной и любимой женщиной), и тут вдруг просыпаешься и убеждаешься, что все это всего лишь сон, и страшно жалеешь, что проснулся… Второе, когда снятся какие-то ужасные вещи, ты в тупике, все, конец света, страшная безысходность, бездна…, и ты вдруг просыпаешься, и страшно счастлив, что это был всего лишь сон… Как же все относительно! Приведу, может быть, примитивное, но где-то сходное сравнение. Это как при потере там кошелька с деньгами, кредитки, документов, ключей и прочей важной ерунды. Когда их вдруг находишь, страшно радуешься тому, что было до потери, и чему тогда совершенно не радовался. Оказывается, чтобы радоваться тому, что есть, надо его хоть на время утратить? Не в этом ли также и прелесть разлук с действительно любимым человеком?


Сослагательное

Если б не был я поэтом,
я не стал бы пахарем.
Если б не был я поэтом,
не стал бы и знахарем.

Если б не был я поэтом,
я не стал бы хулиганом.
Если б не был я поэтом,
я б не гас в угаре пьяном.

Если б я не был поэтом,
не стал бы я и солдатом.
Если б я не был поэтом,
не расщеплял бы и атом.

Если б я не был поэтом,
боль моя – быль или небыль…
Я не писал бы об этом…
Попросту я бы не был.


Социалистическое

Когда-то в свои аспирантские годы я выиграл конкурс на лучшую социологическую статью, представив некоторые свои размышления под заголовком «Может ли социализм победить в отдельно взятой семье?». Несмотря на успех и даже определенные почести, мне потом довольно-таки сильно трепали и уши и душу вплоть до вызовов и «бесед» в парткоме и райкоме партии за мое некое «диссидентство», хотя я тогда (впрочем, и сейчас) совершенно искренне верил в идеи социализма, хоть и натерпелся в свое время от так называемых «коммуняк», с настоящими Коммунистами, конечно, ничего общего никогда не имевших.
А суть моих размышлений вкратце сводилась примерно к следующему:
действительные социалистические или действительно демократические отношения (как я понимаю, по большому счету – а счет, безусловно, может быть только большим - это одно и то же) в обществе в целом могут быть построены или сформированы лишь только тогда, когда они изначально возникают и развиваются в семьях людей. Ведь посмотрите: за весьма редкими исключениями, что ни семья - то это в различной степени либо диктатура, либо деспотия, либо откровенная тирания, ложь и притворство, фальшь и обман, порождающие у нового поколения рабский менталитет, признающий лишь отношения господства и подчинения, приспособленчества и беспринципности, гнилых мещанских идеалов, что соответственно потом в разных формах переносится в большую общественную сферу и в зависимости от судьбы, обстоятельств и особенностей характера и темперамента трансформируется в несправедливые экономические, политические, социальные и иные отношения между людьми. Все необходимо начинать снизу, с себя, со своей семьи, тогда и все общество будет здоровым и нормальным. Сверху, да еще силой или давлением ничего хорошего не получится. Настоящий добротный добрый дом строится по кирпичику и снизу вверх, с фундамента. Если еще не ниже… т.е., вернее, глубже.


Старое

Знай себе, рубит топор.
Тоненько пилит пила.
Опыта в сердце потоп.
Юности лишь до утра.

Так до каких же мне пор
грызть и кусать удила?
Если все ценности вор
перетащил во вчера.

Вор этот – время седое,
мудрый, но все же старик,
тихий, но все-таки крик
о громком, но бывшем герое…

Лес моей старости сник.
Рубит его молодое…


Суеверное

Споткнулся на левую ногу –
к счастью!
Споткнулся на правую –
горе! Беда!
И сонм состояний
свирепствует властью –
гордыня, покорность,
беспечный кураж…
Шагаю по свету
в блаженстве и боли
то левой, то правой…
Марш! Марш!


Счастливое - 1

- Ну, как дела?
- Да, как сказать? Лучше всех, только никто не завидует…

У меня же как-то все получается наоборот: хуже всех, но все почему-то завидуют… Видимо, потому что я никогда не ною, не жалуюсь и всегда довольствуюсь малым и, во всяком случае, тем, что есть (по Марку Твену, богатый человек не тот, у которого много денег, а тот, кто доволен тем, что имеет. Думаю, это вполне применимо и к понятию счастья), и вообще, очевидно, выгляжу счастливым. Ведь счастье, по-моему, - это прежде всего более-менее устойчивое внутреннее душевное равновесие, гармония и согласие с собой, со своей совестью и мировоззрением (не пресловутое осмеянное Ницше обывательское «жалкое довольство собой»), великое единство чувства, мысли и дела («Practice what you preach», - говорят те же американцы, - практикуй, что проповедуешь). Из многих разновидностей счастья это представляется самым истинным, самым (вынужденная, но верная тавтология) счастливым счастьем, совершенно не зависящим от всяких там внешних обстоятельств, вещественных побрякушек, материальной мишуры, социального положения и прочих разных фиктивных финтифлюшек.
Внешне, объективно такие, как я, может быть, действительно выглядят иногда откровенными неудачниками, но ведь в том-то и дело, что счастье – штука совершенно субъективная…
С другой стороны, счастливый человек, как я заметил (пусть он даже держится в тени, не выпячивается и не кичится своим счастьем – все равно он так или иначе светится им, особенно когда вокруг такая темнота…), невольно, но неизбежно раздражает многих людей и даже вызывает какое-то злое, часто почти неосознанное желание как-то нарушить, подорвать и подпортить это счастье.
Но истинно счастливый человек где-то по своей сути и чистоте подобен ребенку, а дети в таких случаях выражаются вполне однозначно, прямо и кратко:
ФИ-ГУШ-КИ!


Счастливое – 2

Саше Невскому

«Истинное счастье внутру нас есть»
Григорий Сковорода

17 декабря 1969 года
в зале Чайковского
я был счастлив…

Целых два отделения…

Я сидел рядом
с чужой женщиной
и любил ее…

И потом я любил ее.
Еще и еще.
Очень долго.

Но она об этом
никогда не узнает…

При чем тут она…


Счастливое – 3

Есть и в моей жизни такие моменты, вещи, которыми я искренне горжусь:
когда я вызываю у людей улыбку или смех (своим или чужим остроумием); желание танцевать (своей музыкой); слезы - хорошие, очищающие (тоже музыкой, чаще песнями); заставляю задуматься (стихами); и самое-самое: когда я своим добрым словом или поступком вызываю других на добро, которое, я уверен и знаю, кроется в той или иной степени в каждом из нас. Надо только разбудить его (хотя у многих оно – большая соня)…


Атехническое

Хотя я и имею техническое образование, неоднократно работал по техническим специальностям и делаю технические переводы, я совершенно равнодушен к технике. В этом плане я совершенно не мужик – я не люблю копаться ни в радиоприемнике, ни в телевизоре, ни в компьютере, меня совершенно не волнуют машины, самолеты и пр. Конечно, приходится иногда, вынужден, но никогда по своей собственной доброй воле…
Но я бесконечно восхищаюсь техническим гением Человека.
Такой прогресс!
Но без меня…


Тополиное

Кажется, на Востоке говорят, что мужчина за свою жизнь должен, как минимум, выполнить определенный набор каких-то обязательных вещей. Посмотрим, как получилось у меня:
1. Убить змею – в детстве в деревне у родных убивал много, но теперь каюсь и раскаиваюсь…
2. Вырастить сына – трое, растут сами… Воспитываю, прежде всего стараясь, пытаясь быть таким, какими хотел бы и их видеть…
3. Построить дом – ну, какую–никакую (скорее, второе) квартиру имею, хоть и к концу жизни…
4. Посадить дерево – об этом хочу поговорить особо:
Конечно, я много деревьев сажал в детстве, нас заставляли в школе, всякие общественные организации во дворе, районе, городе и т.д., потом уже по работе вместе с разными почетными гостями сажал в разных уголках страны (Советов), на даче посадил не одну сотню для изгороди, красоты, фруктов и пр. Но запомнился особенно и навсегда один тополь, один из растительных символов Украины. Я его посадил еще мальчишкой более полувека тому назад на Родине, в Днепропетровске, во дворе дома, где провел бльшую часть своего детства. Сейчас это мощный гигант, выше нашей пятиэтажки, обхватить его ствол я не могу, хотя каждый раз и пытаюсь, когда обнимаю его при встрече. Он для меня как родной брат-близнец. Интересно, узнаёт ли он меня? Где-то в глубине души я думаю, что, возможно, когда-то, когда он рухнет, свалюсь и я…, но пока мы оба держимся, и, скорее всего, он переживет меня. Будет ли вспоминать меня?


Топорное

Людное место - лобное место…
Здесь в шею нагих моих чувств
В каком-то беспечнейшем бешеном престо
Вонзают топор людских уст…

В потемках молчанья мечусь.
Взбиваю себя, как тесто.
Со стоном от смеха мчусь,
Шатаясь шаром между луз…

И все ж, мои верные судьи,
Купаясь в словесной мути,
Вы ржете, дрожа от жути
Единственной вашей сути:

Рубили б вам головы с плеч,
Да не с чем на плаху вам лечь.


Точечное

Я очкарик почти с детства. Но окончательно я себе испортил зрение, когда стал усердно заниматься семитскими языками, в частности, когда писал диплом по арабской идиоматике. Как всегда, запустив дело, оставив все на последние деньки, я вынужден был в последнюю неделю до защиты спешно заканчивать работу, в основном, по ночам. Это было чрезвычайное напряжение для глаз, потому что приходилось работать со старыми рукописями, где не очень четко просматривались точки (одна, две или три) под или над буквами, что крайне важно в семитских и иранских языках, поскольку смысл слова от этого может меняться порой в совершенно противоположную сторону. (У арабов есть много забавных притч, легенд и сказок, свидетельствующих о важности наличия или отсутствия, размещения и количества точек в арабской письменности, вот одна из них: какой-то султан решил пойти войной на соседа, написал приказ переписать всех мужчин в стране, чтобы точно знать, сколько у него сабель, оставил приказ высохнуть на солнце, на окне и ушел, села муха, поставила над одной буквой точку, что в корне изменило значение слова, пришел визирь, прочитал приказ и отдал распоряжение исполнить его, в результате чего всех мужчин в султанате… кастрировали).
Диплом я защитил с отличием.
Но пришлось покупать отличные очки.


Традиционное

Старый традиционный поезд
под добрый зеленый свет
холодной морозной ночью
увозит меня в рассвет.

А мысли на стыках сомнений
стучат. И совсем не мирно
за поездом тянется ночь,
цепляясь рукой неверной.

Бетонные шпалы грохочут,
бунтуют, шипят, хохочут.
Гневом горящие очи,
мечут колеса звезды.

Но в вечность они все канут,
как оспа, изрыв лицо ночи…


Нудист поневоле

Во время студенческой практики в Никополе (Днепропетровская область) часто ходили купаться ночью на местное огромное искусственное водохранилище (Каховское море). Как-то пришли на берег. Тьма кромешная. Летняя ночь теплая. Решили купаться голяком. Как всегда, девочки налево, мальчики направо. Впрочем, даже силуэтов почти не было видно. Побарахтались вместе, потом как-то получилось, что я отделился от нашей группы, остался один и, по обыкновению, заплыл очень-очень далеко. Настолько далеко, что совсем потерял ориентир. Огней на берегу никаких, никакого берега не видно. Кругом темнота… Куда плыть-то?! Каким-то подсознанием, инстинктом, то ли от страха почувствовал, мне показалось, что с одной стороны вроде как бы идет какое-то тепло. В том направлении и поплыл. Действительно, где-то через час показались смутные очертания домов и деревьев. Берег!!! Но совершенно незнакомый какой-то. Долго бродил, сначала в одну, потом в другую сторону – голый! – пока не нашел наконец какое-то знакомое место, откуда можно было уже добраться домой. Но опять же – голый! Долго искал, чем бы прикрыться, нашел какую-то тряпку. Оказалось, что я пришел в общежитие первым, ребята и девчонки разбрелись кто куда, ни мое отсутствие, ни приключение, ни позор никем не были замечены. Хорошо, была ночь. Впрочем, днем такого и не могло бы произойти. Одежда моя тогда, конечно, пропала. И с тех пор ночью я так далеко уже нигде и никогда больше не заплываю. Не дальше пределов видимости.


Тридцатилетнее

Кто-то скажет мне: "Милый сыночек…"
Кто-то бросит приветственно: "Дед!"
Ни сынов у меня, ни дочек…
Мне не три-девять - тридцать лет…

Проскочила жизнь без проволочек
Сквозь наивных надежд турникет.
Время, время… сухой учетчик!
Все собрало в единый букет:

Черный-черный тюльпан отчаянья,
Голубой василек чистоты,
Пожелтевшие листья чаяний,
Золотистую розу мечты…

Я, ответов не слушая, звал…
Лишь растил я цветы - не рвал...


Тугодумное

Не перестаю восхищаться, восторгаться, завидовать и радоваться людям,
обладающим искрометным остроумием, готовым мгновенно метко и красиво
отреагировать на что угодно, блистательным мастерам импровизации.
Мне этого дара Бог не дал. Самые мои убедительные, блестящие и убийственные, на мой взгляд, доводы, аргументы и реплики, если и приходят ко мне, то, как правило, уже только потом, когда поезд давно ушел, обычно ночью, когда я вспоминаю, вновь переживаю и пережевываю прошедшие диалоги, беседы, споры и пр. В общем, тут у меня туго.
Глухо…


Мое первое и, скорее всего, последнее форсирование Днепра

В Днепропетровске, где я вырос, умение плавать у мальчишек ценилось превыше всего, хотя и считалось чем-то само собой разумеющимся. Учили довольно жестоко. Когда ты уже, по наблюдениям старших мальчишек, был физически и где-то психологически (это, как правило, в меньшей степени, и малыши хоть и нетерпеливо, но с ужасом ждали такого «крещения») был готов, в один прекрасный (не очень) момент тебя бросали на самую что ни на есть глубину, где ты, визжа от страха, глотая слезы и воду изо всех сил начинал барахтаться, спасаться и … плыть! Конечно, старшие зорко следили за тем, чтоб не дать тебе утонуть в случае чего, но на моей памяти не было ни одного случая, чтобы кто-то действительно начал тонуть. Расчет был точен. В принципе, как это часто бывает во многих областях человеческой жизни и деятельности, когда человек уже практически готов к какому-то новому шагу, ступеньке, уровню своего развития, остается лишь преодолеть некий психологический барьер, для чего иногда нужен также определенный толчок извне. Часто вспоминаю свою первую кабину синхронного перевода, куда меня неожиданно (это всегда неожиданно) толкнули обстоятельства, как я, потея, весь дрожа от страха, начал робко переводить, и потом пошло-поехало… Вспоминаю свой первый прыжок с парашютом, первые серьезные соревнования по плаванию и многое-многое другое. Так вот, а научиться плавать всем мальцам во дворе очень хотелось, потому что это автоматически давало тебе право перейти в другую группу-касту мальчишек, где рассказывали всякие страшные истории, организовывались набеги на соседские сады, походы на Днепр и прочие авантюры. Было несколько таких степеней, уровней. Чтобы попасть в самую высшую и почетную команду, надо было наряду с разными другими условиями (например, набить морду какому-нибудь местному известному драчуну-забияке, вытерпеть определенные виды боли и не заплакать, не струсить; спрыгнуть там со второго этажа на землю, перелезть через какой-то высокий забор и многое другое – потом вспоминал, кстати, об этом, наблюдая очень похожий обряд посвящения мальчиков в охотники, в мужчины в бразильских джунглях) переплыть Днепр (около 1,5 км). Тут была целая комиссия арбитров, они шли по мосту и несли мои трусики, а я внизу, упрямо пыхтя, плыл по-собачьи. Начало было ничего, но, добравшись до середины, я струсил, а тут еще какой-то огромный трехпалубный пароходище приближался. Паника. Слезы на глазах. Глянул назад-вперед: расстояние примерно одинаковое, что уж тут, решил продолжать вперед, все равно уже. Так я покорил Днепр, страх и себя и еще много всяких недостойных настоящего мальчишки вещей. На берегу меня чествовали мои босоногие судьи, отдали мне трусики, а вечером я уже сидел в компании самой высшей нашей мальчишьей лиги и, покашливая сквозь слезы, покуривал свою первую (не первую, конечно) официальную сигарету (какую там сигарету, окурок, конечно), смотрел какие-то тайные картинки с совершенно не волнующими меня голыми тетями, слушал жуткие истории и тихонько балдел…
Это была самая первая крупная победа-признание в моей жизни.


Умилительное

Меня всегда умиляет и глубоко трогает, когда совершенно незнакомые мне люди, порой просто прохожие, вдруг как-то необычно (для меня) приветливо, доброжелательно и улыбчиво встречают меня (к сожалению, это в основном почему-то встречается за границей, и вообще, похоже, там это чуть ли не норма). Мне всегда в таких случаях кажется, что они просто обознались. И так не хочется, чтобы это была правда!


Футлярное

За свою жизнь я перетаскал туда-сюда тысячи разных чемоданов. И никто никогда ни разу, ну ни разочек не поинтересовался (кроме таможенников, разумеется), что там внутри. Но стоит только выйти из дому с гитарой в футляре, точно, кстати, повторяющем, копирующем форму инструмента, как тут же непременно (это случалось сотни раз) какой-нибудь болван нет-нет да и спросит, что у меня там в футляре…


Хроническое

Чтоб выбить хронический сплин,
я взял оптимизма клин.
Но в горле застрял уж комом
надежды последний блин…

И вот пред запретным забором,
как перед кричащим укором
былого, стою один,
блуждая болезненно взором.

А что если перешагнуть?
Что если плода отведать?
Мне только б хандру спугнуть.
Мне б только тоску развеять.

Странно: пора уж мне жизнь порешить,
а я начинаю вдруг робко грешить…


Честное

Мне нечего терять.
Я смерти не боюсь.
Хочу – шагаю вспять.
Хочу – с ветрами мчусь.

Я знаю, совесть чистая –
крепчайшая основа.
И счастье мое честное –
свободной мысли слово.

Рожденный, чтобы дать,
я не сумею брать.
Я неспособен врать –
хоть верьте – хоть не верьте.

Мне нечего терять.
Я не боюсь и смерти.


Шестьдесятка
(Genethliacon)

«На старости я сызнова живу…»
Летописец Пимен

Мне 60.
Вернее, третий раз по 20.
Вернее, второй раз по 30.
Вернее, первый раз по 60.
Вернее, еще ни разу по 90.
Что тут сказать?
Все можно сказать…
Все было…
Все есть…
Все будет…
И пусть мне сил не убудет.
Чудесный баланс!
Чудесный расклад!
Гармония неравновесия:
и Жизнь еще манит…
и Смерть уж маячит…
Ибо все уже было…
И все еще есть…
И все еще будет…
А что не прибудет –
пребудет!


Шмельное

Шмель-медвежонок.
Такой мохнатый!
Милый малый!
Солнышко любит
цветы и труд.
И я ему верю.
Деловому парню.
В копченой тельняшке,
в рабочих крагах,
в нечистых бутсах
он мне сродни.

Сколько я спас жизней?

Я был членом юношеской сборной области по плаванию. У нас было такая почетная и приятная обязанность: по очереди дежурить спасателями на городском пляже. Мы очень гордились этим. Во-первых, была дополнительная возможность знакомиться с девочками, «учить» их плавать и т.д., а порой и спасать. Но в основном тонули мальчишки, отчаянные самоуверенные пацанята, рвущиеся на глубину, а потом пускающие пузыри, тонущие молча (опасней всего!) или орущие благим детским матом. Нам с вышки все было видно. Из взрослых мне лично довелось спасти, вытащить из воды только троих (пьяных и очень тяжелых) мужиков (одного даже пришлось откачивать), а мальцов-мальчишек – сам был не на много старше – я выудил с десятка два. Иногда было опасно, когда уже почти потерявший сознание обезумевший тонущий судорожно цепляется за что угодно (иногда за твое горло, за что приходилось давать и по морде – нас так инструктировали, и мы это охотно выполняли). Но зато потом мы были героями. Мамаши спасенных своих чад забрасывали нас мороженым, конфетами и т.д., в городе на нас указывали своим знакомым: «вон тот мальчик, который спас моего Сережку…» и пр. Только позже, уже взрослым дошло до нас, что мы ведь действительно многим спасли жизнь…


ХХХХ ХХХХ ХХХХ ХХХХ