Аритмия

 
И в юности, отлетевшей комом,
и в старости,
и в зрелости творчества
Вы, поэты, вам ли не знакома
Аритмия одиночества?


Вы, Поэты,
Под вами планета колышется,
Ваши береты – бесформенны:
из шевелюр и лысин,
но слово слышится, как сапога удар.
Божий ли дар?

Как вы пишете стихи?
Как находите рифму, то корявую, то острую?
Как вам пишется: гладко ли? косо ли?

Хотите знать, как пишу я?
Я – когда сомненьями источенный,
рушусь и кричу: «Кончено!»?

…Кончено.
Нервы обесточены.
Устал.
Где-то,
у ресторана «Кристалл»
живут Володя и Вета,
семья прекрасных людей людей.
Еду к чужому дому, к ней.

Зачем еду?
Не знаю - хочется.
Людей за день переворочено,
сколько за неделю, бывает, не ворочается, -
от этого и устал.
А где-то, у ресторана «Кристалл» -
семья близких людей.
Еду за передышкой,
вконец замучила одышка
«вселенских» мыслей и тотальных страстей.

Воскресенье, вечер.
Москва опускает плечи,
мятая и всклокоченная - тоже устала.
По улице Горького (теперь – Тверская) –
группки молодежи,
от витрины – к витрине,
от пьедестала к пьедесталу,
у кафе – толпами.

Только бы…
Только бы не одному на стремительных улицах
издали людей наблюдать.
Хочется расслабиться, рассутулиться,
улыбку кому-то дать.

Машины
шелестят шинами,
отсвечивает лак капотов.
Коварный вечер женщин очерчивает:
талии, лица, глазами увенчанные,
лучезарные улыбки кокоток.

А может быть, женщины,
разноцветные, подвенечные, -
на миг прижать, и ночь попутчица?
А может быть, стоит, а может быть, лучше
подхватить любую с глазами заблудшими,
на миг любя?
Ресторан? театр? Такси по городу?
И мысли отлетят детскими горками…
Ах, как просто тем, кто не гордый,
забыть себя.

Не получится у тебя.
Не получится, не тот случай,
Или ты совсем не тот?
Хронологию скручиваешь и раскручиваешь:
неделя, месяцы,за годом – год.
Детство…
тоже было когда-то.
А тридцать лет – неясная дата:
на что оглядываться? и куда вперед?
Или снова - поворот?
или снова - перекладываться
всей утробой наоборот?

Но вот - память,
горячая как пламя,
вылизывает внутренности,анализирует частности,
словно этим детальным самоанализом
пытается убедиться в своей непричастности
к миру квот.

А, помнишь, писалось,
самую малость, простым стихом?..
Всего пять строчек
и - многоточие,но как легко?

«Может, солнце не садится,
Растуманило его?
Угораздило влюбиться
В рыжеглазую девчонку,
В восемнадцать лет всего…»

Теперь мутными,рваными минутами
дергаешься,отыскивая слова.
Лгут они или жгут они, -
носит в себе их путами
опостылевшая голова.

Мозг – в кулак, чувства – стреноживаешь,
волю ожесточением для,
А где-то спокойненько пенсию подытоживает
маленькая и зелененькая тля.

Живет животно, не сомневается,
в тепле болотном жизнь не икается.

…Но сытым небо не дается,
И мысль мятежная не бьется.
И сердце ровненько стучит,
И голос совести молчит...


И снова время надавит, как бремя,
горбом навалится на плечах,
И снова думаешь: стоит ли дела
время растягивать и сжимать до предела,
в себе самом проворачивая рычаг?

И тошно,
как натощак,
и путано, как околесица.
И броситься
каждая клетка просится
в ладони тепла чужого.
И хочется очищенного и большого, -
О"т сердца.

А Москва – певичкой на эстраде,
в огнях угарных – рок со смыком.
И электричка на эстакаде
отгрохивает ударником
по рельсам, по стыкам:
«Ох-ха-ха!» - несется.
И в такт ей, стихией, - ритма строка:
моя аритмия,
аритмия моего стиха рвется.
Гаденько.

Только одно и давится гладенько,
можется сказать:
и утром хмурым, и светлым буднем,
и ночью муторной, как потная блудня,
вы знаете, люди, как это трудно
про боль четыре строчки связать?

Кончено…
Кончено…
Устал помнить, искать…

Кончено, снова нервы всклокочены.
Надо срочно поехать к людям
и просто посидеть и помолчать
о месяце этом,
поисками искорченном.

Кончено.