Старик

« Надо бы дровишек, тогда может и поспится чуток» - промолвил старец, натягивая на свое сгорбленное тело старую, полинявшую тужурку. « Холод-то какой, хоть окна заколачивай». Старец пытался согреть своим дыханием руки и топтался на месте. Он что-то искал, но, что именно никак не мог припомнить.

Хата старика с улицы выглядела как огромный гроб, в котором под вечер зажгли свечи, и покойник решил погреть над свечами свой замерзший истлевший прах.
« Эх, папиросок надоть», - ворчал старик себе под нос, подкидывая дров в непослушную печку. «Вот были бы папироски, и все было бы веселее» – никак не мог он угомониться. Боль в ноге мучила его нестерпимо. Он волок ее за собой как подстреленная птица в надежде на спасение. Старику, несмотря на то, что он уже давно растапливал печку, становилось все холоднее и холоднее. За окном темнела ночь, и было так тихо, что казалось, ни одна живая душа не забредала сюда уже многие тысячи лет. И никогда ни одно живое существо не касалось своим теплом ни увядших век старика, ни его обветренных посеревших губ. Старик подошел к старому комоду. Он уставился на него таким взглядом, как - будто совершил великое открытие. Как будто в этом комоде находилась неведомая никому земля, которая поможет стать людям счастливее. Комод был настолько истерт и облуплен, что было очень сложно предположить, какого он был когда-то цвета. «Доченька моя здесь» – он выдвинул ящик, и стал перебирать бумаги в поиске фотографии. Все что находилось внутри комода, было покрыто толстым слоем пыли, так, что создавалось впечатление, что его не открывали с самого рождения старика. Старик в последнее время много спал. Спал днем, просыпался ночью, так что впал в некоторое беспамятство и совсем потерял счет времени. Он встречал рассвет как закат, он заунывно и протяжно играл на своей губной гармонике в часы тоски и пил старый чай, который он заваривал с ночи до ночи. «Доченька моя здравствуй! У меня? Все хорошо. Все чистенько, гладенько. Живу, дышу, травку сажаю. Травка взойдет, а из нее цветочки появятся. А я из этих цветочков для тебя букетик каждый день делаю и вон туда на окошечко ставлю. А вот завтра надоть будет баньку затопить, напарить грешки веничком. И на Рождество в город за подарочками для тебя съездить».

Старик постоянно кого-то ждал. Он знал, что кто-то обязательно должен придти к нему в гости. Кто-то очень важный. Может быть через год, может быть через два, а может быть и сегодня. Он ждал гостя всегда, как ждал всегда свою дочь…
Старик последний раз поцеловал фотографию и, убрав ее в комод, запер ящик на замок. Ключ от замка он повесил на шею. Ключ – это было единственным, о чем он помнил всегда.
Старик решил согреть себе чаю и направился к кухне. Из крана бойко капала прохудившаяся вода, отстукивая каждую секунду прожитую, вырванную стариком у времени. « Вот все ты капаешь. Раз - перетак тебя возьми… у-у-у-у. Ох, и на тебя найдется управа. Он увидел где-то на полу старую, покрытую копотью и грязью пробку взял и одел ее на кран. Пробка как по приказу вошла в горлышко крана, и вода перестала капать. « Как я придумал! Молодец старик! Ты, видишь доченька, я еще на что-то гожусь. Мои кости еще не совсем высохли!». И старик вдохновенный и довольный своим изобретением так и не поставил чай греться, потому что вовсе позабыл, зачем и куда он шел. Маленькое живое событие всегда приносило ему детскую радость, вытесняя из его сознания все подробности его скучной и безрадостной жизни. Он совсем забыл о своей ноге и направился в комнату что-то мурлыкая себе под нос и приплясывая, - потакая своей странной мелодии. Он не успел перепрыгнуть через паребрик, как ноги его подкосились, и старик повалился навзничь. Единственный кто откликнулся ему, был глухой и тяжелый звук его упавшего тела.
Он схватил обеими руками свою больную ногу и начал ее неистового ругать. « Ну, что ж ты матушка шалая, совсем ополоумела. Старик развеселился и ты за ним вприпляску, да мордой в пол!». Но нога как будто вросла в пол и совсем не хотела оживать. « Э-э-э-э-ухнем,э-э-э-э-ухнем» – смеялся и плакал старик, потому что ярко представлял со стороны, как нелепо и смешно он сейчас выглядит. Потом он почти затих, и начал мычать от боли все тише и тише.

Тьма поглотила его тело, все свечи в гробу потухли, покойник согрел свои окоченевшие руки.

Вдруг старик открыл глаза и увидел, что вся его комната действительно уставлена множеством церковных свечей. Старик очень легко поднялся с пола, даже подпрыгнул и сам удивился этому. Тело его совершенно не болело и благоухало приятным запахом молодости и здоровья. Старик проверил ногу. Она была совершенна здорова. Он взглянул на свои руки и увидел, что кожа на них белая, гладкая, упругая, как, когда-то в молодости. Он почувствовал необыкновенный прилив сил. И долго игрался со своим вновь возрожденным телом как маленький ребенок, исследуя на нем все царапинки и шороховатости. Он вбежал в комнату и увидел посередине зеркало. А в зеркале увидел себя молодым. Единственное, что до сих пор смущало старика и причиняло ему внутреннюю боль было несоответствие между его прожитой жизнью и оставшимся внутри него опытом, разочарований и счастья и оболочкой которую он сейчас приобрел. « Чудеса»- протянул старик и услышал раздавшееся эхо его дребезжащего, старческого голоса. «Чу-де-са, Чу-де-са, Чу-де-са…». Эхо пропало. Старик перекрестился и прислушался. В комнате была мертвая тишина и чуть слышно капал воск со свечей, разжигая внутри томительное предчувствие. Старику стало очень страшно. Он никогда не встречался со своим отражением уже многие годы и что делать с таким подарком-молодостью, сейчас он уже не знал.

Он распахнул входную дверь и выбежал на улицу. Ему безумно захотелось куда-нибудь убежать, спрятаться от самого себя. Найти какое-то маленькое, ограниченное пространство, в которое помещалось бы только его тело, какое-то пространство, за которым его будет не видно, но ему будет видно все. Как в детстве. Почувствовать себя маленьким, а этот мир чудесным и полным открытий. Но бежать было некуда, плотной стеной шел снег, ничего было не видно никого не было рядом. Всегда всю свою жизнь, хоть он и жил один много лет он ощущал незримо присутствие своей дочери. Какие-то ниточки связывали их и они помогали друг другу. Он вспомнил тот день когда отправил свою дочурку учиться в городскую школу. Он вспомнил ее большие глаза, которые были полны слез в ожидании долгого расставания. Для дочки это было вечное расставание, потому что в детстве ей казалось, что все, что с ней происходит, происходит безвозвратно. Он вспомнил ее маленькие ручки, которые вцепились в него и никак не хотели отпускать, вспомнил ее маленькие губы, которые впились в его щеку длительным, жарким поцелуем. Потом, он узнал страшную правду о том, что его доченьку изнасиловал ее учитель. Но это дело замяли, потому что старик чуть не лишился рассудка и никто ему не верил. Девочка вскоре умерла в школьной больнице, будто бы от лихорадки. Простудилась, купаясь летом в озере. А старику стали снится странные и страшные сны.

Старик стоял у входной двери весь заметенный снегом. Перед ним так ясно возникал образ дочери, что он пытался дотронуться до него рукой.
Он вбежал в комнату и со всей молодецкой силы имевшейся сейчас в нем начал скидывать с комода, со шкафа, отовсюду горевшие свечи. Он ломал их, топтал ногами. Но откуда-то появлялись новые. Он скидывал их быстрее и быстрее. Огонь ухватился за штору, вспыхнули бумаги и вся комната наполнилось сжирающим огнем. Он чувствовал как тепло и жар наполняют комнату. Он понимал, что он тоже горит, но не чувствовал боли. Ему наоборот было очень хорошо, он увидел как мама купает его в ванне, как он играет в классики, лазает по деревьям, дерется с девчонками. Он полностью отдался во власть огня. Вдруг он услышал какую-то музыку, которая приближалась откуда-то издалека, это был Свадебный марш. Увидел свою жену, погибшую при родах. Эта музыка не мешала ему, она как - будто дополняла это приятное тепло разливающееся у него внутри. Вдруг музыка пропала, и послышался слабый детский голос, который звал: « Папа! Папочка! Забери меня отсюда папочка! Мне страшно. Здесь злые учителя они хотят меня съесть! Папа! Папа!»

Старик увидел перед собой новую, детскую пластмассовую игрушку. Куклу, которая моргала искусственными голубыми глазами и тянула к нему свои детские ручки. Он отшатнулся от куклы и вдруг вспомнил давно забытый голос. Голос его дочери. Он упал на колени и стал всматриваться в куклу. Кукла начала плакать. Старик подставил руки и ловил эти слезы. Кукла с жестоким хрипом начала читать предсмертную молитву, затем девочка-кукла покрыла голову стоящего на коленях старика черной мантией.