Вечность памяти

ПОВЕСТЬ 2. СЕРДЦЕ НА ЛАДОНЕ (ЭНТРОПИЯ СТИХА)
Вполне эмпирическое исследование *

Ужасней нет предназначенья
искать слова и слов значенье,
и даже тренинг на рояле
ужасней этого едва ли...

1. ВЕЧНОСТЬ ПАМЯТИ


...Чего-то не хватает каждый час:
Любви? Мечты?..
Но, может быть, другого?..
Непознанного?.. Ощущенья слова
огромного, как взгляд любимых глаз?..

Сознания себя или былого?
рукопожатья дружеской руки?…
В подушку бросив яростную голову,
услышишь, как эпохи коротки.

Не кротки, нет:
жестокость резче вопля,
Летящие секунды дней – как гонг.
Но где, Поэзия, твой ясный гордый звон
и рифмой оконеченные копья?

Что?.. Нетерпенье прожитых минут
задавлено обыденностью гомона?
Сегодня стайер просит: «Гона, гона бы!»,
но гон и тот – житейский пересуд.

И скомканным бежишь от слов и тел,
от суеты, от пустозвонной склоки,
сквозь день себя протаскиваешь волоком
и бьешься рыбой о коробку стен.


…Полет сердец,
на что растрачен ты?
На мерное изъятие возможностей?
Мир «ползновений» – ровно осторожный,
потухший мир без песни и мечты.

Или уже не стало забияк,
способных над убожеством смеяться?
Поэзия! Пора бы подниматься!
Пора свернуть насиженный бивак,
где в пол не дует, с крыши не течет,
зато течет из рога суесловия,
где творчество - всего лишь строк подсчет,
а мысли штамп – позорней штампа слова.

Еще пробьется вдохновенья блок
среди томов случайной периодики,
но, где, Поэзия, твой ясный гордый слог
и мыслью отороченные строки?

И наш Пегас - как мерин в удилах
привычных схем и меркантильных баллов-
грустит о том, что жизнь не родила,
не потому, что нет материала.

Он есть всегда, но не ему входить
униженным рабом в врата чистилищ,
в поэзии возможно только жить
все двадцать - и во сне еще четыре.

А он, как бегунок: туда, сюда -
курьер-мальчишка, принц от дилетантства, -
процентов тридцать глупого труда
уходят в консервацию таланта,
Еще процентов тридцать – на разгон,
так что потом не остановишь ночью.
И что же остается? Звона гон?..
а по утрам – всего лишь строчек клочья?

Стрела в стене – страшна своей судьбой.
Зачем кричать: «Остановись мгновенье!»?
Любой со скуки лапает рукой,
а жало – мёртво, символ – без движенья.

В туманах мысли бледен даже цвет,
дерзания скисают в полумеры,
и так, промаявшись с десяток лет,
поэзия идет в пенсионеры.


… Держатели,
вам направляю стих,
вам должное бросаю обвиненьем.
Вы – свойство той просмоленной доски,
где жало мысли вязнет без движенья.

И вы, проводники покойных тем,
не терпящих от русел отклонений,
в бетховенской виновны глухоте
и Пушкина в России онеменье,
В уставших судьбах, в пламенных речах,
неслышных за потоком политуры.

Увы, не вам придется отвечать
за пошлость партитур в литературе,
за буреломы, надолбы и рвы,
поставленные на пути сознанья,
за струнно-евтушенковский надрыв,
за слово-вознесенско-осязанье…

Живущие устроенной судьбой,
сливающие в пошлость рифмы похоть,
вы прижились, вас не зовет эпоха,
и вы довольны жизнью и собой.

Сегодня у меня, а не у вас,
от плоской жизни пересохло нёбо.
От плоских мыслей и от плоских фраз
не вам, а мне противен каждый час,
и сердцу тесно
в оболочке рёбер.


* Полное изложение повести "Сердце на ладони" преведено в конце авторской страницы.