любовь

Когда мне было чуть больше четырёх лет, я ходил в детский садик при заводе, на котором работала моя мама. Среди всяких историй, случившихся там со мной, особняком стоит моя Большая Любовь Очень Похожая На Взрослую.
Собственно говоря, назвать это историей нельзя, потому что никаких особенных действий в ней нет. Зато есть состояние. Состояние полнейшего изумлённого восторга, в которое я впадал каждый раз, когда видел эту девочку.
 Мне хотелось, чтобы она всегда жила в моей груди. Я бы для этого разрезал себя и посадил бы её к себе внутрь. Чтобы она там жила.
 Такие мысли приходили ко мне из-за того, что наружу из меня рвалась огромной силы волна горячей нежности к этому, другому, чем я, человеку. Меня потрясало, что человек этот - не я сам.
 И от этого чувства я становился другим, совершенно не похожим на себя человеком. И меня это тоже изумляло. И вся эта куча совершенно новых для меня ощущений приводила меня в состояние полнейшего восторга.
 Внешне это почти никак не выражалось, кроме, разве, одного случая, когда я, не в силах выносить такое, на глазах у воспитательницы и своих товарищей подбежал к ней, крепко обнял и поцеловал прямо в губы…
 Потом я подолгу стоял у её окон и просто смотрел на них.
 Окна были не её, да я и не знал, где они, её окна, не мог я и подолгу стоять, поскольку маме всё время нужно было куда-то идти: просто, если представлялась такая возможность, я на несколько мгновений замирал перед любым горящим окном и думал что это окно – её.

***

 Из песни слова не выкинешь. Расскажу уж и ещё про одну свою детсадовскую любовь.
 Впрочем, мои отношения с той девочкой назвать любовью в полном смысле этого слова нельзя, так как они носили исключительно деловой характер и были на самом деле тем, что сегодня называется модным словом "партнёрство".
 В нашем детском садике, как и во всяком другом, был установлен послеобеденный тихий час. Специального спального помещения в саду не было, а просто в игровое помещение вносили раскладушки и укладывали на них ребятишек. Раскладушки стояли тесно друг к другу, и можно было, протянув руку, похлопать соседа по плечу.
 Туалет был общим и особенного секрета из того, кто из какой дырочки писает, никому сделать не удавалось. Всем всё было в общих чертах понятно. Однако самых любопытных продолжали терзать сомненья. Таких в нашей группе было двое: я и та девчонка. Нам обоим нужно было убедиться во всём непосредственно на собственном опыте. И поэтому всякий раз, когда представлялась такая возможность, мы, честно договорившись, запускали руки под одеяло друг другу.
 Я совру, если скажу, что нами двигало исключительно любопытство. Конечно же, мы получали от этого удовольствие, причём удовольствие от нарушения запрета было не меньше, чем удовольствие от непосредственного телесного контакта, а может даже и больше! Это было почти так же приятно, как перелезть через ограду детского садика или показать товарищу голую попу.

***

 
 Прошло время, я сделался взрослым. В жизни моей уместились и беснования юношеских любовей и, теперь вот, более или менее ладная семейная жизнь, но то первое, что было у меня тогда, вдруг вспомнилось так ярко…

(девяностые годы, Москва, Карачарово)