И не нужно разговоров откровенных

Вместо эпиграфа:

«Дотронулся, дотронулся,
узнал. Какая-то негромкая, одна
неласковая за чертой,
какая-то не ты.
Оспаривать не стал.
Закрался, стих
и невпроворот поплыл. Без дна.
Без рук и губ, дыханье утопив».

 (Гл. П.).
***
...Ты ускользаешь, уплываешь
с течением живой реки.
А я, как пристань, неизменна
на отмели твоей руки.
Надежды детства далеки.
Свободны мы - и вновь едины.
Как свет прозрачны и легки.
Как смерть уже непоправимы.

***
 
От моей души распахнутой
До глубин твоих распаханных
Было много нагорожено.
Оба стали осторожными.
И теперь, когда мы видимся
Под звездой небесной,
Нам с тобой спокойно.
Нам с тобой не тесно.
 
***
 
В этом городе надежда поджидает
в самых неожиданных местах.
Старая дворняга у подъезда лает.
Ветер теребит канадский флаг.
Шелестят булыжной мостовой
шины респектабельной машины.
Я с тобой прощаюсь, дорогой.
Отвечаешь: "Что ты, Бога ради..."
И печаль растворена во взгляде.
Обещаешь привезти домой.
...Над Канадой осень догорает,
над Москвой оранжевый туман.
Мой родной! Чего нам не хватает?
У канадского посольства ресторан.
Или нет, я путаю, конечно –
твой подъезд, поземка из листвы...
Я с тобой лукава и беспечна.
Бережен и безогляден ты.

...В этом городе давно мы заблудились,
И глухими переулками плутаем...
 
***

От моей далекой близости
До тебя рукой подать.
Попрошу у Бога милости –
Ниспослать нам благодать.
Расскажи мне про хорошее,
Промолчи о чем-нибудь.
А под вечер, расставаясь,
Попрощаться не забудь.
Потому что воля вольная
И прозрачна, и светла.
Потому что доля общая -
Далека от нас пока.

***

Ты, как заснеженный глухой овраг,
себе не рад, всем проходящим враг,
и над тобою, в тёмных небесах,
покачивая пламя на весах,
созвездие мерцает. Но не греет.
И ёжится душа. Душа болеет.
А у лица вприпрыжку, торопясь,
несётся ввысь, дымками белых кухонь.
Где чай гоняют сплетницы старухи.
И девочку бранит сурово мать.
Где в тёплой люльке ты бы мог лежать,
перерастая холода и слухи.

***
 
 ...Хорошо -
до мороза проваляться бы в постели!
А потом, по первопутку - да в бега,
чтоб добраться до краев отдохновенных.
Там звенящая от смеха голова.
И не нужно разговоров откровенных.

***

Мы не решились разлучиться,
поскольку стали неделимы
с пространством,
знобким и прекрасным,
равновеликим в половинах.
Где ночь и день в переплетенье
огня, воды, уединенья,
вошедших в ткань повествованья,
проникших в суть стихотворенья.
Пора понять, пора расслышать
и скрип сосны, и всхлип уключины...
Уже угадана судьба,
и жизнью намертво заучена.

***

Долго мы с тобою будем жить.
Горькой нашей памяти служить.
Трудно нам встречаться не в дому.
А в дому встречаться ни к чему.
Потому что дом оглох и нем.
Радости и счастья нету в нем.
По чужим встречаемся углам.
Господи, пошли надежду нам.

***

Из прошлых дней растущие слова
Заполонили наши сутки.
Ты жив вполне. И я вполне жива.
...А пес цепной скулит в промерзшей будке.
Уж лучше б выл. Мы знаем, по кому.
Слова с такой соединило силой,
Что ты молился: «Господи, прости!»
И я просила: «Господи, помилуй!»

***

Мы не помним, во что мы проснемся потом.
Наше прошлое скрыто подтаявшим льдом.
Ах, как хочется быть. И как нравится петь.
И не помнить о том, где и как умереть.

***

Москва. Июньский зной.
А у тебя в зрачке
Осколок голубой
На ледяном крючке.

Опять ты смотришь вглубь,
Прислушиваясь чутко.
Но музыка молчит
Торжественно и жутко.

И в этой тишине
Я паузу держу.
И музыке твоей
Молчанием служу.

Вокруг метет метель
Древесным спелым пухом.
...Мой Моцарт был глухим.
С немузыкальным слухом.

***

Живу на пепелище
и здравствую. Пока.
Печаль моя сильнее смерти.
Любовь моя - те облака,
что прилетают, улетают,
и нет им дня, ночей не счесть,
и в этом непрестанном бегстве
надежды нет. А счастье - есть.
 
***
 
Открываю окно - словно ворон, врывается полночь,
и бессонницей метит, и кличет по-птичьи беду.
Мой будильник стучит. Он старательно стрелочки точит.
Год за годом по ходу часов удивленно иду.
 
Я не знаю сама, отчего во мне бездна все шире.
Смысл от слов отлетает и стелется комнатой дым.
Подступила болезнь, покачала на лезвиях синих
и пометила волосы прошвой седин.
 
Память бродит по жизни, в цейтнот безысходный попав.
Рвется сердце за клетку, рассыпав запретов основы.
Все тебе расскажу. Но спекаются губы над словом,
когда корни взрывают надежный домашний капкан.
 
Каждый лист прошуршавший - моих сновидений свидетель,
и доносчик, и враль, он сумеет тебе рассказать,
как вчера, в листобой, я слова разбросала на ветер,
и на цыпочках ливень пришел, чтобы снова собрать.
 
Уговаривал, вел свою линию гибким пунктиром,
сквозь который боялась я твой силуэт проглядеть.
Ты мне виделся - весь - в промежутках особенно длинных,
и, наверное, нужно в длиннейшем из них умереть.

***

 " В смерть ляжем вдвоем".

 (Гл.П.)

Свидания оборвались. Душа отпрянула
от чьих-то любопытных глаз, как черт от ладана.

Беспомощен молчанья звук. Корежит щелканьем
пружин в замках, зрачков тугих сквозь двери щелку.

О, плач души моей! О, свет на слове резком:
я и вдова, я и жена, я и невеста...

***

Жить - это значит ждать
под угрозой семи жал.
Значит, любить и взять
то, чего Бог не дал.
Струны зажать в горсти,
выпустить птицу "жаль",
выпустить птицу "соль",
мучая птицу "си",
мучая птицу "до",
выпустить птицу "ля".
И головы не снести.
Жить - это свечку жечь
денно и нощно, чтоб
белым лицом лечь
в день, словно в светлый гроб.

 
вместо эпилога:

 Глеб Павловский.

 
Расстанемся. Уйдем в неодиночество.
Ведь – северно.
А души
Спят, торосами.
Скажи: ты хочешь, чтоб они растаяли?
Уходим.
Из любви, в неодиночество.

***

За что я жил? За что люблю
и к стенке постоять готов?
За что в зеленую траву
я окунаю руки - и отвожу беду?
За что росу дрожу разбить?
С кастрюли муравья сдуваю?
За что я не боюсь?
За что мне сын?
О чем я жил?
Кого еще благодарить,
скажи?

***

Смерть? – Логика. Если уйти
невмочь – любви не будет
и воли – будут люди, лестницы,
дождь..
как с Луны свалился –
И студит, и студит.
 ... Дай руку, подую – мне
холодно и жалко
тоски, которой тоскуют –
а я не имею права –
ни справа вильнуть, ни
слева; ни смерти посметь
впустую.
 Позволь, я тебя поцелую...