Городской петербургский фольклор...

Городской петербургский фольклор, являясь в абсолютном большинстве своём продуктом подлинно народного творчества, никогда не был лишён таких замечательных качеств, как подчёркнутая откровенность и пикантное озорство, весьма далёкие от вульгарной матерщины и пошлой двусмысленности. Семьдесят лет идеологического гнёта вытеснили за пределы русского словаря целый пласт языковой культуры, который в последние годы назвали ненормативной лексикой. Уже по определению эта часть языка оказалась табуированной. Уйдя, что называется, в подполье, она, тем не менее, постоянно напоминала о себе в печати – то совершенно прозрачными, тщательно подобранными эвфемизмами, то игривыми, равными количеству букв запретного слова точками, то бесцеремонными пропусками в тексте, а то и просто беспардонной заменой неугодных слов другими, весьма отдалённо напоминающими первоисточник. Ханжеская мораль диктовала правила игры. Право на использование ненормативной лексики в быту признавалось за всеми социальными слоями общества в возрастном диапазоне от школьников до пенсионеров, однако, поскольку легализация её оставалась невозможной, формально считалось, что она, эта лексика, является собственностью исключительно низовой культуры, то есть фольклора. К печатному станку её не допускали. Причём, не только при советской власти. Ещё Пушкин мечтал о том, что когда-нибудь наступит время, когда можно будет не в рукописных списках, а в легально изданной книге прочитать всего Баркова. Между тем выпавшие из словаря вульгарные или грубые слова, как правило, более древние, чем те, которым пользуется для определения тех же понятий легальная литература. И уже поэтому они более точны и выразительны. Они самобытны и национальны. Многовековой запрет на их законное употребление наложил на эти слова клеймо отверженности, которое, в свою очередь, окрасило их в агрессивные тона боевой раскраски и превратило в ругательства. Но, став бранью, они тут же утратили свои понятийные свойства. Они уже ничего не определяли и не называли. Они просто становились знаком вражды, нападения или обороны.

Н.А. Синдаловский