Предновогоднее, продолжение 4. Застольное

Начало можете почитать здесь:
http://www.stihi.ru/2006/12/13-151
http://www.stihi.ru/2006/12/16-1609
http://www.stihi.ru/2006/12/18-1367
http://www.stihi.ru/2006/12/20-302

...Уф, наконец-то добрели до нашей квартиры… Два усталых пингвина упираются лбами в дверь, откуда доносится оживлённый разговор, смех, крики (праздник в разгаре). Колотим в дверь…
Отступление.
Квартирные звонки (рАвно – квартирные телефоны) в те времена были далеко не у всех, и почитались за баловство. Они выделялись, как интересный признак (а у Беги дверь со звонком, а у Братухи дома телефон, и т.п.), но в детской иерархии значения практически не имели. Гораздо важнее почиталось наличие качественного мяча, клюшки, или интересной книжки. Завидовал другу Витьке – в его личном распоряжении была вся подписка «Весёлых картинок», "Мурзилки", Детская энциклопедия! Гостил у него напропалую. Витькины родители, видя моё рвение, оставляли меня в покое, пока мама сама не приходила забирать, с извинениями, и просьбой "выгонять, как надоест". Слава Богу, каким-то неведомым образом «не надоедал»))). Витькин отец был из репрессированных, однако сидел не долго (выпустили сразу после смерти Сталина). Был весьма не многословен, поэтому я его так и не познал, но навсегда запомнил его добрющие глаза, изредка наблюдавшие за мной из-за двери. Витин папа, память не сохранила твоего имени, но ты для меня остался, на всю жизнь, самым настоящим Дедом Морозом (наравне с моим дедом)...

Дверь открывается не сразу. Мама традиционно всплёскивает руками – «Боже мой, опять ни глаз, ни рожи! Стойте, никуда ни шагу». Через секунду возвращается с веником и обметает наши тела, последовательно, начиная с шапок. Пол перед дверью покрывается снегом,...со стуком слетают варежки. Шагнув в квартиру, тут-же сбрасываем закаменевшие валенки. «Горе вы моё. Марш на кухню, немедленно»… Здесь главный момент – сразу «притулиться» как можно ближе к батарее и, не касаясь её, «отойти» от мороза (в сталинские времена топили очень горячО). В пальцах рук, ног появляется несильное, но неприятное жжение. Главное - немного претерпеть…
Нас наскоро переодевают во вторую смену праздничных рубах и вот, мы, красные от мороза, предстаём пред гостями. Два маленьких символа Нового года. Несколько минут всё внимание на нас. Разом отовсюду тянутся лица, руки. Шквал вопросов, подхалимских заявлений («Серёга, иди ко мне, у меня что-то интересное есть»). Дурацкие взрослые вопросы (А кого больше любишь?…А сколько тебе лет?... Да ты, уж, школьник? А читать-то научился? А ну прочти? Пральна – «Беломор-канал. Табачная фабрика Дукат. Москва»!... Вот дурень, ты что ребёнку даёшь читать? Ээээ нет - «Мама мыла раму» любой знает, а Серёга, вишь, уже всё умеет. Хоть, газету подавай... Попросил бы, лучше, стишок рассказать…). Мною, про себя, твёрдо решено - стишка не будет, ни под каким расстрелом. Брат (на год младше) кидается в неожиданный рёв. Это тётя Апреля, надев маску кота, хотела взять его на руки. Всё бы ничего, если бы не кроваво-красный маникюр длинющих ногтей. Маска тут же слетает, брату вручается невиданная конфета, «инцидент» исчерпан (исчерпан ли – детские страхи впечатываются надолго). Бедная Мурка, как мы понимали тебя, в такие минуты.
После рёва брательника, праздник резко меняет курс. Нас сажают на колени (свободных мест всё равно нет), произносится очередной тост - «За детей», при этом, глаза многих гостей почему-то сильно увлажняются, и взрослые совершают немыслимое действие («опрокидывают белое, красное»), а нам предоставляется выбор с новогоднего стола. Выбираем то, что видим только раз в году, либо видим впервые: янтарную стерлядь, сёмгу, красную и чёрную икру, варёную колбасу, сладкую газировку и прочее, памятуя о том, что надо оставить место и для торта. Горячую разваристую картошку, вкуснейшую капусту, жареную рыбу, крупную жирную селёдку в постном масле, домашний клюквенный компот конечно игнорируем.
Отступление.
Замечу, что тогда, раз в год, стерлядь, икру могла позволить себе практически любая семья. А, вот, ананасы... Да, ананасов у нас, конечно, не было... Как-то раз, друг дал попробовать, после нового года (ему отец привёз из командировки!). Вообще-то, так ни черта и не понял, но «приобщился». А потом, уже, в хрущёвские времена, как то сразу стало не до ананасов, и не до икры,... и уже не отпускало, вплоть до 90х г.г. Продовольственная программа сворачивалась на моих отроческих глазах. Первый звонок, в начале шестидесятых - утренние очереди за хлебом. Приходилось, по просьбе мамы, вставать перед школой пораньше, и идти занимать очередь, до открытия магазина). Потом, с приходом Брежнева, чуть отпустило (не вернулось, а приостановилось), но не надолго. Говорят, что первый послесталинский продовольственный кризис спровоцировал Брежнев. Народ видел глубже. Уже тогда, не смотря на все «разоблачения сталинизма» (а потом, позже, и "хрущёвского волюнтаризма"), я услышал отчётливый ропот - «Сталина на них нет». В те времена народ хорошо помнил Сталина, и ему было с чем сравнивать...

Наконец нас «выпроваживают» из-за стола и детский праздник перетекает в самую интересную фазу - подстольную.

Продолжение следует.