Я Вас боготворю, или История одной болезни

-Я Вас боготворю, - сказала я ему, разыскивая в сумочке проездной и предъявляя его кондуктору.
Он смотрел куда-то вверх, потом слегка наклонился ко мне и тихо шепнул:
-Ха-ха-ха, это, наверное, очень забавно.
Я пыталась заглянуть ему в глаза, но он опять перевел взгляд на потолок, и тогда я таким же шепотом ответила:
-Очень.
-Не морочьте
мне голову.
Чувства для меня –
мракобесие.
-Если бы
так…
Чувства – сначала прозрачный,
а потом мутноватый от слез ручей…
-Чьей философией вы больны?
-Ничьей.
Меня к этому вели сны
и радиоактивное, заражающее все вокруг,
излучение вашей души…
-Малыши
не говорят подобной чуши.
Прекратите придумывать души
и забудьте мою.

Люди в автобусе недовольно поглядывали на нас, разговаривающих стихами. Многие находили, что стихи очень посредственные, однотипные, не о жизни и не о родине, а кое-где можно услышать вялые, слабые отголоски поэзии Марины Цветаевой. Я внимательно прислушивалась к разным мнениям, по ходу разговора что-то правила, но первая строчка мне определенно нравилась.

-Я Вас боготворю, - шепнула я, едва касаясь плечом его руки. Он вздохнул и сказал устало:
-Опять вы за старое…
Нет, это какая-то кара
за моги грехи…
-Возьмите все: стихи,
рассказы, боль…
-Позволь-
те
мне самому решать:
что брать, и что, скорее всего, не брать.
И, кстати, вам, видимо, надо,
точнее, хочется выпить яда
и заснуть навсегда..?
-Если на брудершафт с вами,
тогда – да.
Я согласна.
а вы – нет?
-Бред.
Кажется,
я все еще хочу жить…
А вопрос: «Пить или не пить?» -
оставьте себе.
Я не люблю вас.
Мы не умрем в один день.

Две пожилые писательницы, сидевшие перед нами, повернулись и рассерженно зашипели:
-Барышня и молодой человек! Потише, пожалуйста, со своими стихами! Это презентация книги прозы, а вы тут с поэзией! Хотя бы темы другие выбрали, а то мрак один: о смерти, о самоубийстве. Нельзя же так! Вы еще молоды, у вас все впереди, и пишите об учебе, о работе, о первой светлой любви.
Пока женщины, перебивая друг друга, разъясняли мне «правила российского стихотворства»,я, внимательно слушая их и следуя советам, правила текст и делала пометки на полях. Но первую строчку все же решила оставить без изменений.

-Я Вас боготворю, - произнесла я задумчиво. Моего старого знакомого передернуло.
-Это ты обо мне? – поинтересовался он нерешительно.
Я с пафосом продекламировала:
-О нет! Он – моя обреченная страсть.
Пропасть, в которую мне не упасть.
Его чувства неясны, как ночи мрак…
-Знаешь, по-моему, он дурак.
-Да как
ты…впрочем, что если и так?..
-Или ты лишилась последних мозгов?
Если это любовь,
подойди и скажи:
«Я тебя люблю».
-Но – я же боготворю
его!
-Ничего.
Отбоготворишь этого – найдешь другого.
Это просто, как дважды два.

Записывая его слов, я думала: «А что? Неплохие стишки, только как-то звучат они несколько цинично и приземлено». Я хотела было их править, но мой старый знакомый остановил меня:
-Зачем править? Писать нужно проще, понятнее, доступнее. Твои опусы никто читать не будет, потому что твоих философствований не поймут и вдумываться в них не станут.
Я согласилась с ним. Но первую строчку все-таки сохранила.


«Я Вас боготворю» - стоило только мне произнести эту фразу, как мои родные начинали сбрызгивать меня святой водой, читать молитвы, заговоры, безнадежно взывать к моему разуму, приносить мне Евангелие и читать о несотворении себе кумира, плакать, умолять меня забыть об этом человеке.
Я не разговаривала с моими родными стихами. Предпочитала прозой. Но они часто замечали, что моя проза проигрывает из-за многословности, пустословия и приближения его языка к разговорному; говорили, что писать нужно дельно, коротко, ясно, просто, но художественно. Я, мотая на ус все замечания, с усердием первоклассника вычеркивала лишнее и заменяла слова и предложения. Но первой строчке оставалась верна.


-Я Вас боготворю, - выдохнула я устало, и эхо отозвалось где-то высоко. Десятки прихожан повернулись в мою сторону. Кто покрутил пальцем около виска, особо агрессивные погрозили мне кулаками, а сердобольные с сочувствием смотрели на меня: что же со мной теперь будет?.. Батюшка размашисто перекрестился три раза.
Вдруг я почувствовала, как кто-то невидимый властно, но мягко взял меня за руку и вывел из храма. И тут я ощутила, что в меня вливаются потоки слов, добрых, однако, с легким упреком:
-Деточка,
ты же забыла меня совсем,
а я – «АЗЪ ЕСМЬ»…
Запуталась, глупя:
твой мальчик – не Бог.
Он бы не смог
быть так жесток,
если бы был Бог…
Что ты, я шучу!
Он тебя любит.
Очень.
Ночью
встает, подходит к окну,
ищет в темноте тебя,
 но видит одну
пустоту
и слышит одну
тишину.
Он часто мне говорит,
что тоже боготворит
тебя…
Но только вот –
нерешительность, страх, -
и он холоден, как лед…

Слов были те самые, те, в которые я верила, которыми так часто себя успокаивала и убаюкивала, те, которые я всегда хотела услышать. Я начала их записывать, ничего не изменяя. Только первую строчку оставила свою.


-Развяжите мне руки! – закричала я сердито.
Санитары удивленно переглянулись, медсестра заулыбалась, а врач одобрительно закивал головой:
-Кажется, она пошла на поправку и начала забывать о своем боготворении. Готовьте ее к выписке.
Милочка, вы же правда не будете никого боготворить?
-Что вы, доктор!
Я нормальный человек
и хочу нормально жить.
-Вот и славно!
Вас выпишут завтра,
а сейчас вам развяжут руки.


Наконец-то!! Свобода-а! Глупые, глупые врачи… «Развяжут руки», «Выпишут завтра», «не будете никого боготворить»! Ха-ха! Где-то под кроватью я спрятала карандашный огрызок и клочок газеты. Сегодня же, сегодня! Я начну писать, учитывая все замечания и комментарии, начну писать библию о моем боге.
…и кстати (только тсс! это секрет!), я уже придумала первую строчку!..