Insanity

Мир, который она спасала от одиночества,
был её домом.
Только дом этот был сумасшедшим.
Пришедший
пьяный врач ей сказал:
-Тебя больше нет.
А кто-то с соседней полки добавил:
-Будешь уходить,
погаси, пожалуйста, свет.
И не хлопай дверью –
так хочется спать с утра.

Это была игра.
Но игра без правил.
Её жизнь кто-то направил
по этому пути.
И, конечно, с него не сойти.

…А она уже сходила
в соседнюю палату,
чтобы посмотреть на бога.
Ведь ей нужно было немного –
увидеть бога и умереть.

Но смерть
мешкала,
А бог молчанием, равнодушием и насмешками
доводил ее до слез.
В её глазах застывал вопрос:
«За что?»
Но бог молчал.
Молчал…
Хотя сам периодически кончал
жизнь самоубийством,
доводя до нервных срывов медбрата,
который,
ругаясь матом,
подключал к богу специальные аппараты,
и бог что-то мычал,
гневаясь и скорбя.

…А она брала острую бритву и правила себя.
Это напоминало ей какой-то там религиозный
кровавый путь-дорогу.
И ещё – резала пальцы за то, что они
никак не могли прикоснуться
к её богу.

У неё были склонности к мазохизму,
предпосылки вялотекущего атеизма,
приводящего к оптимизму.
Ей нельзя было давать бублики и сушки,
потому что
сквозь них она видела пустоту.
И часто весь мир казался ей бубликом или сушкой…
И она подолгу плакала в подушку,
когда боль от осознания
становилась слишком острой.

…А медсёстры
смеялись, глядя в дверной глазок.

Потом приходил врач,
заговорщически шептал ей:
- Вас ждёт бог.
Он нам не сказал…но…
мы догадались сами!..

И часами
она сидела рядом со своим богом,
не смея его коснуться,
боясь отвернуться,
ловя каждый вздох и взгляд…

…Ночами,
когда все уже спят,
она спасает мир от одиночества –
вяжет белый плед,
которым хочет
укрыть все больные, простуженные души.

…А когда она засыпает,
приходит врач
 и всегда распускает
плед
немного,
чтобы после сушек, пустоты и бога
каждую ночь она снова вязала
белый плед,
начиная почти сначала…