Золотая рыбка

 - Золотая рыбка…
Опустив голову вниз, Марта смотрела на воду.
 - Золотая рыбка, - тихо прошептала она.
Ее хрупкие руки облокотились на перила крохотного деревянного мос-тка через ручей в парке. Она наклонилась чуть ближе к кромке воды, стара-ясь не дышать. Ее сердце замирало в надежде дотянуться до прозрачной, целлофановой влаги. Вода всегда напоминала ей пластиковый пакет, для нее она не имела ни цвета, ни запаха, ни вкуса… пустая вода. Будучи еще 5 летней девочкой она любила смотреть на море, реки, океан, озера, на гладь воды. Да, ее прельщала именно ее поверхность. Она не задумывалась над тем, что существует глубина, так называемая «толща воды», а дна же не было по той простой причине, что его просто не было. И все. Вода, как блюдце. Мир, который был плоским, прозрачным, пресным, нет, даже не пресным. Пресность – разновидность вкуса, а он его не имел. «Просто» не имел.
Стоял солнечный день. Про такую погоду следует говорить именно «стоял», хотя Марта никогда не придавала значения погоде, она никогда не смотрела в небо, в воздух, она жила и не видела звезд по ночам. В ее ма-ленькой вселенной неба тоже не существовало, она его вычеркнула, сама, в один «прекрасный день». Небо – было для Марты чем-то пугающим, ведь люди всегда бояться того, что не могут объяснить. А оно не подходило под сис-тему ее мира. У неба была высота, и любой человек способный здраво мыс-лить смог бы ей это доказать; дома уходили в небо, самолеты летали в небе, птицы жили в небе. Поэтому она никогда не поднимала своей головы и ни с кем не говорила о небе или же звездах.
На Марте был легкий летний сарафан из жатого хлопка, белого хлопка, однотонно белого. Она любили надевать белую одежду легких тканей. Сверху был накинут шарф, большой и грубый шарф ярко фиолетового цвета. Это не был ее шарф. Этот шарф был не ее. Но она его любила и постоянно куталась, хотя «стоял солнечный день».
В парке сегодня почти никого не было. Были рабочие будни, и лишь пара людей гуляли со своими собаками. Марта не любила собак, она не люби-ла кошек. Ей нравились рыбы… золотые рыбы.
Она решила спуститься чуть ниже, ближе к воде, чтобы поцеловать ее. Впервые Марта не смогла поверить в то, что вода не имеет вкуса. Она пой-мала себя на мысли, что если в этом ручье, единственном ручье в парке, водятся золотые рыбки, то вода просто обязана пахнуть солнцем. Она робко спустилась вниз. Берег был слегка обрывистым, слегка влажным… слегка. В ее жизни все было слегка, даже не чуть-чуть, нет. Существовала легкость и простота, «простота», как синоним красоте, «красота», как часть легкости.
Тихо ступая дальше, совершая робкие и слегка неловкие шажки Марта приближалась к «заветной влаге». Но неожиданно, она остановилась. Точнее ее остановили, остановило.
Начался дождь.
Капли стали падать с неба. Медленно. Им было некуда спешить. И за-чем спешить? Тот, кто ими правил не знал чувства времени. Капли были чуть теплые. Такой дождь бывает в межсезонье, а сейчас только - только зарож-далось лето. Марта не любила лето. Летом было слишком. Слишком жарко, слишком солнечно, слишком ярко, слишком много… а капли не знали, хотя быть может они подозревал о существовании лета, да, они подозревали при-роду в таком страшном заговоре против воды, ведь когда становиться слиш-ком жарко, то вопрос ставиться ребром: или вода или воздух, и побеждает небо.
Марта вдруг поняла, что на нее упала капля, большая и мокрая капля, она упала с неба. Но как же это было нечестно!
А дождь не знал и падал… Капель становилось все больше и больше, они росли и множились, казалось, что вода взбунтовала и решила вступить в решающую битву с небом. Но лишь одна Марта понимала, что эта вода, она упала из неоткуда, это совсем не та цельная гладь, это рваные куски чего-то. Рваные куски ее памяти?
Тогда Марта обнаружила на своем лице еще оду каплю. Эта капля уже появилась не из «неоткуда», а из ее глаз. Марта плакала. Ее худая ножка в бежевых мокасинах так и не успела коснуться, разрушить прозрачное блюдце воды.
Марта отдернула тянувшуюся по-прежнему ногу и уверенным и быстрым шагом направилась к дому.
Нужно сказать, что она жила, не так далеко, буквально в трех квар-талах от парка. В двадцатиэтажном доме, она жила на 17 этаже. И того ров-но 41 метр над землей, 44,84 ярда в небе. Окна в ее квартире всегда были слегка задернуты полупрозрачными занавесками, тюлью. Мебели в квартире почти не было, Марта существовала в полу обитаемом мире, который был по-стоянно готов к переезду, но никто никуда не съезжал. Марте не хватало смелости уехать, уехать в первую очередь от самой себя.
Так она уже дошла до входной двери, вошла в лифт. Она любила лифты, эти ровные металлические коробочки, в которых можно было всегда спрятать-ся, которые всегда были рады приехать, если это нужно, которые «возвыша-ли» или же «опускали», и все зависело только от одного желания их времен-ного хозяина.
Марта доехала до своего этажа, открыла ключом дверь. Вошла внутрь. Она всегда наслаждалась именно этим моментом, моментов вхождения, погру-жения в новую атмосферу, когда комната с застывшей реальностью вновь оку-тывала ее. Возможно воздух в ее квартире был единственным, кого она люби-ла. Во всяком случае он всегда был ей рад, всегда принимал ее, не о чем не расспрашивал, если она хотела побыть в тишине.
Она вошла, опустилась на ветхую тахту, взяла в руки коробку конфет. Она смотрела на голую стену и куталась в чужой шарф. Когда-то это был шарф ее мужа. Они вместе поселились в этой квартире, хотели вместе вы-брать мебель для такого «уютного гнездышка», но в «один солнечный день» он не вернулся. Он просто не вернулся домой. Тогда Марта не стала задумы-ваться почему, она не станет задумываться над этим и сейчас. Для нее мужа - летчика «просто» поглотило небо.
Возможно, так оно и было, он никогда не замечал золотых рыбок, ему нравились птицы.