пароль

Как известно, многие перверты от с/м договариваются заранее о «пароле», о слове, сказав которое, играющий тем самым просит о прекращении игры. Понятно, что такой пароль не может быть «больно», «не надо», «нет», «я не хочу» и так далее, понятно также, кто из обычно двоих чаще вынужден говорить этот пароль. Выбирается, таким образом, не имеющее отношения к сексу слово или словосочетание. И так бесконечно: истязание – пароль. Но разве есть вообще такие слова, и разве здесь, на мокрых простынях, не действует закон инерции?

Вот Евдокия бежит на легких ножках с кучей сумок в руках, потому что уже начала вить гнездо на чужом пепелище, где еще башмаков не износив, в которых и тому подобное, так. Ей видится прекрасная новая жизнь, полная приготовлением обедов, сном в объятиях, оргазмами, прогулками в парке, заведением собаки, ребенка, мебели. Но прежде, думает Евдокия, надо устранить помехи, и достает она своими узловатыми пальцами из пепелища кости и останки и думает, что с ними делать, и не сварить ли из них суп?, хозяйственная. То там, то здесь натыкается Евдокия на плохо прикопанные могилки с добром – чье это? кто это? И щиплет, щиплет ей глаза, тем более, что новый этот мужчина слегка истеричен - то весел, то молчалив, то рад всему, то не рад, и не любит, когда она начинает неловко подметать, и суп ее не ест. Да и сама Евдокия места не находит и начинает жаловаться на работе на разные недомогания, «как будто кто-то иголками тычет, прямо под дых, вот сюда». Она и сама догадывается, конечно, и про привидений не из мертвецов, и про иголки, не лыком шита – у нее у самой бабка грыжу заговором лечила, жаль, померла уже. Неопытная Евдокия, как мы видим, обращается в специальную контору с известной целью, там обещают помочь, все устроить, от нее даже ничего не потребуется, только фотография, и всё. Она извлекает из супа уцелевшую какую-то, приносит, дурочка, ей тут же отказывают без объяснений, едва взглянув, и совсем страшно делается нашей Евдокии. Она начинает поджидать развязки, мрачнея с каждой неделей, месяц, другой, пока однажды, вдруг, не исчезает мгновенно, не улетает со всем своим скарбом в никуда, чтобы потом опять начинать все заново, опять пытаться пригреться на чужой незажившей еще боли своим плотным задом.
«Что же тебе сказали такого?» - спрашивает она, растворяясь.
«Дикобраз!»... Дикобраз.

Все просто, жить - просто.
Ну, жить, жить, чего же тут остается.