Кармэн

Колесит по белу свету их кибитка кочевая,
Перед ней бежит дорога, степь от края и до края.
Солнце из своей постели поднимается едва,
Чу, уже цыгане едут ниоткуда в никуда.
Слышит степь напев цыганский, в нём и удаль и тоска,
Бесконечно эхо вторит песне той из далека.
Так, внезапно появляясь, тысячу возможно лет,
Провожают и встречают будни, праздники, рассвет.
Незаметно, год за годом, жизнь течёт без перемен,
В таборе царит цыганка с гордым именем Кармэн.
Вьётся парусом на ней сканью вышитая юбка,
Как у боцмана горит, чуть попыхивая, трубка,
Сноровисто управляет полужестом, быстрым взглядом,
Цыганятами лихими, что повсюду с нею рядом.
От движений ловких рук, быстрых, резких поворотов,
Бижутерия звенит всех времен и всех народов.
На короткое мгновенье, вдруг, почудилось, а жаль,
По плечам змеёй скользнула посеребренная шаль.
Вот дымящуюся трубку наземь рядышком кладёт,
В медный таз, как будто в бубен, звонко и ритмично бьёт.
И, зевак подогревая, птицею забилась, вдруг,
А толпа тотчас сомкнулась, образовывая круг.
Вот пошла она по кругу, бижутерия звенит
И на солнышке играя, бубен весело блестит.
Цыганятам быстроногим тоже танцевать охота,
Но толпа редеет быстро, а работа есть работа.
Здесь они в своей стихии, споро ладятся дела,
Трёшка- амулет от сглаза, приворот и ворожба.
Вот Кармэн на миг застыла, снова выгнулась дугой,
Переменчив словно ветер танец этот огневой.
Атмосферу накаляет этот рыночный балет,
 Мельхиоровые ложки служат вместо кастаньет.
Наполняясь медяками, по толпе гуляет кружка,
Танцовщицу озорную крестит истово старушка.
Бьёт в ладоши не жалея даже строгий полисмен,
Эх, давай, танцуй, цыганка, ну, давай, давай, Кармэн.
Вот последний раз взметнулась и плечами повела,
Недокуренную трубку, словно розу подняла.
От запястий раздаётся мелодичный перезвон,
Вот на медный таз садится, как на золочёный трон.
И в толпе зевак мгновенно растворяются артисты
И на сцене остаются только зрители-статисты.
Картой вновь легла дорога, но откуда и куда,
Знает только ветер в поле, да цыганская звезда.
 



,
,