Первая и последняя глава исторической поэмы Тимофеев сын Ермак

РУССКИЙ О РУССКОМ В СИБИРИ:
сокровенный голос ПРАВДЫ И ЛЮБВИ

Сергей Попов-Ладанов создал к 450-летию присоединения Сибири к России великолепную лирико-историческую поэму «Тимофеев сын Ермак», сказавшую нам сокровенным голосом русской культуры, русского духа с любовью Правду о великом, героическом походе казачьего отряда Ермака в сибирские земли, закончившегося его гибелью, но подчеркнувшего подлинное величие, мировое значение преимущественно мирного, хозяйственно-экономического и культурно-политического освоения русским народом сибирских земель, объединения их народов в единое великое государство. Сегодня Русь наша, российское государство переживает не лучшие времена, оказавшись в результате двух атак в 1917 г. и 1991 г., экспансии иноземной рати глобалистов в ХХ веке спелёнутым путами либерализма, информационными и финансовыми сетями инородцев, имеющих за пределами нашей страны свои национально-государственные образования, агрессивные центры международного влияния, ведения финансовых и психологических войн. Судьба русского государства и человека оказалась на грани катастрофы. Это особенно отчетливо, ясно видно на фоне возрождения национально-государственных основ развития народов целого ряда государств постсоветского пространства, развивающихся стран, освободившихся в ХХ веке от колониального гнета, на фоне целого ряда исторических дат, свидетельствующих о великой глобальной цивилизационной роли русских в истории Европы и Азии, Африки и Америки, совершивших исторический эксперимент по строительству подлинно справедливого общества.
Исторический сюжет с добровольным, мирным присоединением большей части Сибири к России четыре с половиной века назад сегодня видится нам знаковым, характерным для русской и мировой истории событием. Особенно рельефно это видно в сравнении с США, экспансией европейских пионеров – покорителей индейский племен, уничтоживших менее чем за столетие около 40 миллионов туземцев, коренных народов Америки.
Поэма, исторический роман в стихах Сергея Попова-Ладанова демонстрирует нам уникальную способность нашего народа к мирному сосуществованию, сотворчеству с другими народами, его дар дарить себя другим, истории человечества самозабвенно, масштабно, бескорыстно, увлекая, зовя вперед во имя жизни, социального прогресса, Добра, Веры и Правды, Надежды и Любви. Автор не столько говорит об этом, сколько вещает, поёт голосом Баяна, создателя «Слова о полку Игореве».
Это впечатление усиливает созданный и озвученный им осенью 2005 г. радиофильм по Алтайскому краевому радио о Ермаке, в основе которого историческая поэма «Тимофеев сын Ермак», прозвучавшая не только в стихах, но и в песенно-былинном исполнении автора. Великолепная вещь, возрождающая русское национальное самосознание, культуру чувствования, восприятия русским человеком своей героической истории, своей великой многострадальной Родины, ее судьбы.
В современной русской поэзии, в художественном творчестве, в историческом эпосе появилась величина, призванная стать точкой отсчета, камертоном возрождения нашей духовной и культурно-исторической мощи, наряду с творчеством таких современных русских поэтов, как Нина Карташова и Николай Костров. Очевидно, что если даже Сергей Попов-Ладанов не напишет больше ни строчки, он уже останется в русской поэзии начала двадцать первого века явлением, ознаменовавшим начало Русского духовного возрождения. И, может быть, знаменательно то, что этот первый крупный шаг нашего земляка, Алтайского поэта и композитора, оказался связанным с историей освоения русскими Сибири, с именем первопроходца нашего движения на Восток – Ермаком, выдающимся русским человеком эпохи Ивана Грозного, очерненного, оболганного сегодня мировой закулисной явно не случайно.
Мы можем поздравить себя с тем, что у нас теперь есть великолепная поэма, исторический роман в стихах о Ермаке! Но еще более нас должен радовать и усиливать тот факт, что у нас есть такой русский поэт как Сергей Попов-Ладанов, что он работает во имя освобождения от иноземного гнета нашего народа и государства, что он живет, трудится в Сибири, в нашей России, возрождающейся духовной мощью сибиряков, великой русской культурой, сокровенным русским словом, озвученной им Правдой, памятью о подвигах, исторических деяниях русского народа на громадных сибирских просторах.

С.И. Григорьев,
д.с.н., проф.. чл.-корр. РАО, декан ФС АлтГУ,
председатель Координационного совета
МОО «Объединение социологов Сибири»,
вице-президент Российской социологической ассоциации и РОС,
академик Петровской академии наук и искусств.

Глава первая

 1
Как пологом пурпурной ткани
Сгоревший день накрыл закат,
И ночь с черты восточной грани
Бросала темноокий взгляд.
В реке зеркально отразилась
Луна. По берегам стелилась,
Синея, дымка от костров,
К ухе присевших рыбаков…
Движеньем вкруг себя и Солнца
Земля свершала в звездах путь,
Мигали светом им чуть-чуть
Там, из земной дали оконца,
И в тех оконцах деревень,
Лампадкой, тлея, гаснул день…

 2
Кровавый, гас закат в секире
Последних Иоанна лет,
Вдруг доброй вести из Сибири
Россию озарил всю свет.
 С победы духа над коварством,
Владеть татарским третьим царством
Взмог царь, ко всем венцам при том,
Ещё сибирским став царём.
Коль Польша с Швецией нам море
Балтийское закрыть смогли,
К движенью русские нашли
Весь северо-восток в просторе
Краев, на зависть униатств,
В сокровищах пушных богатств.

 3
Как с покорения Казани
 Ещё ногайские князья
И прикавказцы с миром дани
К Москве шли, подданства прося,
(Для помощи ль друг против друга,
На всякий ль случай, иль с испуга,
О Грозном слухов убоясь),
Так вслед им и сибирский князь –
Царь Едигер смекнул: насколько
В прищур татарского юрта
Сибирью давит пустота,
Где царства крошечная долька,
Что месяц в тучах злых ветров,
Как искра сгинет в тьме лесов.

 4
Вот, в летописи, для примера,
Читаем: в январе пришли
В Москву от князя Едигера
Послы сибирской всей земли.
С Казанским царством государя
Поздравив, дружно в пол ударя
Челом, просили, чтобы он
Как в имя взял их под закон
С землёй, с местами общежитья,
Чтоб данью царь их обложил,
Но от врагов их заступил.
Усердный приступ челобитья
Взял в милость Грозный Иоанн:
Посол и сборщик был им дан.

  5
Был сборщик дани Дмитрий Куров.
Помянем, дбре дело знал.
Не раз татарских глазощуров
Он в хитрых змействах уличал.
Всего семьсот собольих шкурок
Привёз прижимистый, как турок,
Боянда, сибирскй посол.
И, было, речь к царю повёл:
Что, мол, царевич их Шибанский
Уж год как крепко воевал,
Людишек в плен, мол, позабрал.
Где меха взять? Тут дух славянский
Правдивый Курова взыграл,
И он царю так подсказал:

6
«Не верь, царь, брешут басурмане,
Хоть ты меня кнутом ударь!
Они б довольно дали дани,
Но не схотели». Грозный царь
Забрал Бояндино именье,
Его ж под стражу, в заточенье,
Да и про дань-то не забыл:
Татар служилых снарядил
В Сибирь он с грамотою царской -
В Москву до полной выслать дань.
Что делать? Едигер, не стань
Рядиться, с грамотой татарской
Холопом вечным шлёт скорей
С посольством новым соболей.

  7
По соболю и белке взяли
Платить с души (таков уж век),
Татары за собой сказали
Их тридцать тысяч человек.
Была ль зависимость Сибири,
Далёкой столь и много шире
Самой Руси, пред ней прочна?
С царём кайсацким шла война
Тогда у князя Едигера,
Под Русь пошёл он, помощь зря,
А не для службы за царя.
Всё больше в помощь гасла вера.
Напротив, отдалённость страх
Уменьшила в его врагах.

8
Тогда же одному из русских
С тревогой Едигер сказал,
Когда в глазах, по-рысьи узких,
Огонь надежды угасал:
«Вот, дань царю я собираю,
Послов отправил, только знаю:
Кайсацкий царь поднялся вон,
И на Сибири сядет он.
Как я, он дань платить не станет…»
И вот Кучум, князёк степной,
Взял Едигера головой
На кол торчать. Кучум обманет
Москву, сказав, что дань идёт,
А царского посла убьёт.

 9
Сибирь, казалось, потеряли.
Но долго ль воля на юрту?
Пермь Строгоновы промышляли
Впритык Уральскому хребту.
Ещё в одиннадцатом ль веке
В сей край шли Божьи человеки,
За ними люд и всяк народ,
Откуда вольница течёт.
Край принял, хоть и со свободой
Под Иоанном Третьим власть,
Феодор Пермский с войском в часть
Здесь утвердился воеводой,
Потом и Строгоновы здесь
Вели от Соликамска весь.

 10
Род Строгоновых из Ростовской
Земли, на промысел живой.
Пятнадцатый шёл век… Московский
Великий князь в беде большой.
Василий Тёмный в плен к татарам
Попал, и Строгонов не даром
(Тут большего, чем деньги грань),
Дал выкуп чуть ли не с Казань,
И в благодарность за услугу
Весь край на северо-восток
Под содержание в оброк
Дал Строгонову князь, как другу.
Сей факт царь Шуйский поминал,
Когда о ссуде хлопотал.

11
Из Строгоновых, из фамильи,
Иваном Третьим был Лука
Землёй одарен в изобильи.
И дальше - царская рука
Василия, Ивана сына,
Луки уж внуков заедино
Ласкала к освоенью мест,
И к царству Грозного наш крест
Высокой веры православной,
Уезд Устюжский просветив,
За тем, кто верой с делом жив,
Пошёл, как смысл Руси державной:
Приять, освоить, населить
И верой нашей победить!

 12
Пятьсот, полста, ещё к ним восемь
И тысяча – в таком году
Как дело делали? мы спросим
Письмо купца к царя суду.
Григорий Строгонов челом бил
И ясно сказывал, как днём был:
«Вёрст восемьдесят восемь вниз
Перми, по Каме и по мыс,
Где дальше речка Чусовая,
На обе стороны без края
Леса черны, в них реки есть
Вкруг места вёрст сто сорок шесть.
Ещё не паханы там пашни,
Дворы не стаивали там,
И царская казна к счетам
Не знала пошлины незряшней.»
Царю Григорий бил челом,
Что хочет он на месте том:

13
«Поставить городок. По лесу
Дать пашне ход, поднять дворы,
Искать рассол для интересу,
Способя к варницам пары,
Варить в них соль.» Разведав точно,
Все оценив весьма несрочно,
Что искони лежат впусте
И вне казны места все те,
Григорию царь отдал в дело
Пространство, чтоб вернуть назад
Не пустошь, а богатый клад:
«Чтоб действовал Григорий смело
Царёвой властью», - но притом
Оговорил вопрос во всём:

14
«Чтоб с мест других людей податных
Не привечал из тягла он,
Приписанных же и возвратных
Держал для взятья под закон,
Как и воров, людей боярских
Для высших интересов царских,
Разбойников и беглых всех,
Кто шёл с именьем с дальних вех.
Купцы ль приедут в городок тот,
Беспошлинно торгуют там.
Григорий без оброка сам
(Поскольку край лежит далёк тот)
Цепь варниц ставит, варит соль
И промышляет рекам вдоль…

15
Руду ль найдёт где серебряну
В змеистых трещинах камней,
Иль медную, иль оловянну, -
Дать знать до царских казначей.
Без ведома к тем разработкам
Приказа нет. Счёт самородкам
Царёво око лишь ведёт,
Казна же любит строгий счёт, -
Чтоб по наследству царство сыну
Вознёс Помазанник-отец,
Чтоб царство, сын, приняв венец,
Как веру в Троицу едину,
Хранил, с любовью умножал
И сыну в свой черед предал.»

16
И царь дал Строгонову льготу:
«Беспошлинно на двадцать лет
Работать всякую работу,
Приют дав пришлым и привет.
Кроме приписанных, тягловых,
Людей, сноровистых и новых,
Работой щедро окормить,
Чтоб в трудном деле силой быть.
Душа ж и ум делам – Григорий -
Главой ответчик пред царём,
Но судит сам своим судом
Вплоть до Урала от предгорий
Людей своих. Закон простой –
Работай в поте и с душой».

17
Конечно, разное бывало
В судах тех, что греха таить,
Но к Строгоновым под начало
Шли люди – шли, чтоб лучше жить.
Шли в город, на посад, на пашни,
Починки в пустоши вчерашней,
Деревни встали на нови.
Оброка нет, есть ум – живи.
Тиун ли, пермский ли наместник
Людей не судят тех ни в чём.
Григорий Строгонов во всём
И суд им и расправы вестник.
Коль с ним кто судится чужой,
Тогда порядок вот какой:

 18
«…Чтоб грамоты взяв управные,
По ним ответчик и истец
Пред казначеем при скупные
В Москве решали, наконец,
Без приставов», - как мысли точны:
«Пройдут года ведь безоброчны,
Те двадцать лет, чтоб делу встать,
Окрепнуть и людей занять.
Тогда, коль время не достанет,
Иль с пеней в суд тащиться лень,
На Благовещеньев же день,
Григорий заодно уж станет
В путину долгу, но одну
Возить и подати в казну…»

 19
Приказ царя не либо-либо,
Чтобы гадать одно из двух, -
У Строгонова соль и рыба,
Но к нуждам власти чуткий слух.
В торгово-промысловой зоне
Нет пошлин, там торгуй в законе,
А вне кто хочет торговать,
Хоть Строгонов, хоть кто – взимать.
Здесь все на общих основаньях:
Дай предложение на спрос,
Товар в цене, барыш чтоб рос;
Всё остальное опыт в знаньях,
Как голод рынка возбудить,
Кого подмаслить, с кем дружить.

 20
А как же? Строгонов не просто
Стал в силе целый край тряхнуть;
Там деньги, как в печи берёста,
Горели, пролагая путь.
Будь Строгонов хоть в чём разиня,
Тогда б Прикамская пустыня,
Опасных дикарей полна,
Была бы ль им заселена?
Царь населителям дал льготы,
Но защитить он их не мог.
Там городок, там острожок –
Своими средствами работы
Вёл Строгонов к защите сам,
Глава и ратным всем делам.


 21
Вот тут значенье именитых
России деловых людей,
Не праздной жизнью знаменитых,
А пользой родине своей.
По средствам Строгоновым было,
Но паче тем, в душе что жила
Золотоносная была, –
Размах с смекалкой на дела, –
Продвинуть поселенья русских
К Уралу, тем возможность дать
И дальше их распространять, –
За Камень, в глубь пространств неузких,
Но сжатых сроках временных,
Служа царю без выходных.

 22
Воздвигнув, Строгонов нуждался,
Чтоб городок оборонять,
В селитре, (порох заряжался
В пищаль иль пушку, чтоб стрелять).
Что Строгонов просить изволил
По челобитной, царь дозволил:
«Посад где Вычегодский, знам,
В уезд Усольский входит, там,
Сварить селитры, но не боле,
Чем только три десят пудов».
И старостам приказ суров:
«Чтоб никому без царской воли
Не смел Григорий продавать
Селитры – накрепко держать, -

 23
Ни под каким Григорий видом,
(Тут Грозный тонкость дела знал),
С-под изб крестьян и к их обидам
Земли б и сору не копал,
Хором не портил к интересам…»
Канкор, так городок над лесом,
Построив, Строгонов назвал.
Чрез пять же лет Канкор стал мал.
Тут верст за двадцать, несдалёку,
Разведчики нашли рассол.
Челом бил Строгонов, что, мол,
«Ещё б нам городок к востоку
С приступной стороны меж стен
В клад камня - три десят сажен».

 24
Рассчет. Чертеж. На представленье
Царю, коль делу толк уж дан,
И с царского соизволенья
Построен город Кердеган.
Года чрез два, в приимство знаков,
Уже Григориев брат Яков,
Как от Аникея, отца,
(И деда, Федора купца),
Челом бил – «взять их до конца
С их промыслами, городками
В опричнину», - (нимало, слышь), –
Под покровительство то бишь…
«Да пустошь, двадцать верст лесами,
Додал б, де, царь ко прежним в ряд…
За мной же крепость и наряд…»

 25
Подумал Иоанн: «не много ль
В купце от денежных приятств?
(Иль то, что позже сметит Гоголь) –
Не ожидел ли от богатств?
Не стал ль обжорлив в суесловьях?..»
Земля на этих же условьях,
Как прежняя, была дана.
Доверие – её цена.
Своя земля в душе насколько
Превыше общей, но чужой.
Царь бережлив, «но ты же свой…
Свободен будь в трудах, но только…
От податей - лишь десять лет…
Вот так-то, Строгонов, мой свет…»

 26
В прикамских областях всё тихо
Лет пять лишь было, Каме вниз,
Вдруг, возмутясь, поплыло лихо
Башкир, остяхов, черемис,
Буинцев… шли войной на Каму,
Лелея в злобе мысль упряму,
Восстать из дикости своей.
Девять десятков пермичей
Побили. Получив те вести
От воеводы из Перми,
Царь Строгоновым шлет с людьми
В науку грамоту, где вместе
С чертою - мир где, где война,
Все интересно. Вот она…

 27
«Вам б жить с великим береженьем,
Избравши доброго главу,
Да с ним казаков с оруженьем,
Охочих к службе за Москву.
Стрельцами с силами казаков
Прибрать вогуличей, остяков,
Которые прямят нам, с них,
Взять жен, велев с детями их
Жить в крепости. С сими главами
Казаков вольных и стрельцов
Идти войной на вотяков,
Ногаев, черемису… с вами
Приказ: изменников карать,
А усмирённых - присягать…»



 28
Дал власть в Прикамье до Урала
Царь верным людям деловым,
А Зауралье обещало
Ещё и больше выгод им.
Трудов и мужества награда,
Необозримая для взгляда,
С хребтов подоблачных высот
Сибирь им грезилась. И вот,
Просить землиц к делам потребным
Дал Строгоновым случай: вдруг
Кучум купцов взять на испуг
Решился происком враждебным –
Его племянник Маметкул
Напасть на них не преминул.

 29
Где Чусовой бурлят пороги,
Меж гор пройдя, он с войском встал,
На Пермь великую дороги
И к городкам купцов искал.
Московских данников остяков,
Найдя, что бог у них инаков,
Побил, пленив детей и жен,
Но, сведав пленных, удручен,
Пять верст не доходя всего лишь
До строгоновских городков
И, вняв, что сколь ни будь норов,
Но стрелкой с пушкой не сглаголишь, -
Убрался, изрубив со зла
Киргиз–кайсацкого посла.

 30
Уведомляя Иоанна о нападениях сиих
И зле сибирского салтана
С ордою родичей своих,
Григорий с Яковом жалели,
Что не спросясь царя, не смели
Послать казаков и стрельцов
Возмездьем скорым на врагов…
«А между тем, мол, в Зауралье
Уж просят русского царя
Взять дань – да прекратится пря,
И снидет единодержавье,
Как благо в тамошней молве, -
От крепкой власти на Москве».

 31
 Суть политических историй –
Борьба за власть, как взять закон.
Просили Яков и Григорий
Царя чтоб им дозволил он,
Владеть, как прежде, в той же роли,
Землеугодьем на Тоболе,
В притоках до верховьев их,
Трудясь у стен сторожевых.
Там, в вечных дебрях, с первосреза,
Почать над пашней новый град,
Держать там огненный наряд
И вырабатывать железо.
Царь, оценив грядущий труд,
Был дальновидно мудр и тут.

 32
Он истинно был ум державный
Зрить в древо смысла от корней:
«Вопрос о собственности – главный,
Кучум Сибирь считал своей.
Слепца такого, с волей злою,
Оборонительной войною
Не победить, не запугать…
Тут надо войском наступать…
Сибирь очистить от салтана,
Допрежь, чем промыслы творить…
Сибирцев с данью обратить
К Москве, тем вырвав их из стана
Врага… но войско не из них,
Надёжней – из людей своих…»



Глава девятая

1
Верстах в двенадцати то было
От Абалака. Здесь река
Чрез восемь дней, как поглотила,
К Епанчинским юртам прибила
Теченьем тело Ермака.
Как верить в случай тут не станешь?
Рыбачил там татарин Яниш,
Что Бегиша – князька был внук.
Вот, видит, показались вдруг
Из речки ноги человечьи.
Петлю накинул он на них
И вытащил не берег тих
Утопленника. На наплечье
Железных лат лег меди слой,
А на груди – орёл златой.

2
Тут Яниш, видя без сомненья,
Кто сей бездушный исполин,
Созвал всех жителей селенья
Смотреть его. Ермак один,
 Как перст, лежал средь тьмы татарской
В своей броне орлёной царской,
Татарам ненавистен так,
Хотя уже безвредный враг.
Была находка драгоценна.
Весть дали всем. Издалека
Спешил Кучум до Ермака.
Так к мёртву льву спешит гиена,
Кивая, мерзостно смеясь,
То подступая, то боясь…

3
Спешили насладиться местью
Гиены от остяцких юрт.
И, вот уж по всему предместью
Вкруг Ермака клубился гурт
Гиен, в него готовых впиться,
Над мертвым телом чтоб глумиться,
И рвать его зубами, рвать,
За прежний страх, чтоб клок хоть взять.
Сперва они его раздели
И поделили меж собой
Убор героя дорогой.
Там огрызались и галдели,
Как бы деля над трупом власть,
Чтобы на нем сомкнуть всем пасть.

4
Преславен – знала вся округа –
Был Белогорский идол там,
Досталась верхняя кольчуга
Его языческим жрецам.
Сейдяку-князю, не иначе,
Кафтан достался, а Караче –
Дан пояс с саблей, как мурзе.
Он саблю помнил ту в грозе…
Лишь Кондоула восхотела
Рука кольчугу нижню взять,
Её посмел он только снять,
Оцепенелого из тела
Вдруг хлынула живая кровь.
То поминали вновь и вновь…

5
Татары, злобясь, возложили
Нагое тело на рундук
И, как в распятии, прибили,
Взнеся на древо, плети рук.
Пред мертвым им, пьяны и смелы,
Там в Ермака пускали стрелы
Ордой всей в труп его, как в цель,
Что продолжалось шесть недель.
Птиц плотоядных к трупу стая,
Что удивительно, летая,
Не прикасалась. Страшны сны,
Виденья, как во дни войны,
Среди неверных обретая
Мистического страха власть,
Их зверства охладили страсть.

6
И да восплачем сокрушенно
О претерпевшем до конца.
Исстрелянного совершенно,
Похоронили мертвеца.
На Бегишевском, на погосте,
Легли истерзанные кости
Во пух землицы как в покой,
Там, под кудрявою сосной.
Героя в честь в день погребенья,
Тридцать быков изжаря, съев,
Не отвели татары гнев
Небесный. Начались виденья
Такого сильного значенья,
Что над могилой свет стоял,
И столп там огненный пылал.

7
В магометанском духовенстве
Страх силу возымел тот час.
Не шла молитва о блаженстве,
И не был совершен намаз.
Они нашли, в какой пучине
Сокрыть могилу, и доныне
Могилы место посему
Нам не известно никому.
Когда бы знать нам место праха,
Где за века лег пласт земли,
То мы бы этот прах нашли.
Но где то место? Может, птаха
Лесная, может, выпь над ним
Поет под вечер? Помолчим…

8
В году шестьсот пятидесятом
На тысячу (так год нам дан),
Сиё в рассказе непредвзятом
Поведал Ремезов Ульян,
Сын Моисеев, сотник царский.
Тайша калмыцкий иль татарский,
Начальник племени Аблай
Ему донес о том, мол, знай,
Подробности тех дел и смерти.
От Кондоуловых внучат
Аблай взял бронь, и, говорят,
Ульян не возражал. Проверьте –
Так повелел им Алексей
Михайлович – Руси царь всей.
9
Микулич, Ермаком спасенный,
Один оставшийся в живых,
В Сибирь теченьем принесенный,
Дал весть о гибели своих.
Нет Ермака!.. Погасла зорька…
Заплакали казаки горько.
Пал удалой их атаман!
Был ужас всех неописанн.
В отчаянии совершенном
Они твердили все подряд:
«Пропали мы теперь вовзят!»
Им в приговоре оглашенном
Звучал судьбы жестокий смех…
Сто пятьдесят осталось всех
10
Казаков, воинов московских,
Счастливых в битвах, не пропасть,
Людей немецких и литовских –
Дружины иноземной часть,
Что Строгоновы снарядили,
Когда их с плена искупили.
Над сим остатком всех людей
Был главный Мещеряк Матвей.
Они решили возвратиться,
Идти назад в Россию прочь,
Чтоб воду в ступе не толочь,
Не ждать бесцельно, не гордиться,
Завоеванием кичась,
В Сибири пал сибирский князь.

11
Со смертью Ермака в Сибири,
Увы, всё кончилось для них –
Надежда в сем враждебном мире
И смелость благородна их.
Кучум, Сейдяк, Карача, голод,
Все жители: и стар, и молод,
Без Ермака казались им
Уже не пустяком каким…
Плыл жаркий август в середине.
Пятнадцатого же числа
Рать от столицы отошла.
Ещё не плача так, как ныне,
С тяжелым сердцем каждый шел
И разговор в душе свой вел.

12
Прощальным взглядом сожаленья
Скользили по рядам могил,
Где христианские знаменья
Оставить им Господь судил.
Теряли всё – и в битвах правых
Плоды трудов своих кровавых
С гробами братними в земле.
Так шли, со скорбью на челе,
Необозримые пустыни
Меж Русью видя и собой,
И каждый представлял порой
Опасность битв иль смерть в трясине
Безвестную среди болот,
Что на пути возвратном ждёт.

13
Сии, чья воинская школа
Была вождя их славный дар,
Поплыли тихо вверх Тобола
К великой радости татар.
И дикари в родах презренных
Господ не любят чужеземных
И ненавидят дань платить
Тому, кто смог их покорить.
Смирились гордые казаки,
Была сильнее их судьба,
И ей проиграна борьба.
Непобежденны в честной драке,
Они ушли, взяв честь с собой.
И вот, стоял Искер пустой.

14
В Искер войти Кучум, раздумав,
Сам не дерзнул средь разных дум.
Вошел сначала сын Кучумов,
Алей, лишь вслед за ним Кучум.
Не представлялись в непосредстве
Ему никак казаки в бегстве.
Он в мыслях видел их и в снах, -
То в громоносных ладиях,
То в крепости, непобедимых,
И плаванья тревожить их
Не мыслил, страшных все ж таких,
Как молния, неотвратимых
В слепящий миг небесных кар.
Он ждал ответный их удар.

15
Искер… Стоял Кучум, изливший
К аллаху слёзы и мольбы.
Был рад старик, вполне вкусивший
Лихих превратностей судьбы.
Стоял в дворце, под сенью крова,
Чтоб снова царствовать, и снова
Лишиться царства своего
От мстящего врага его -
(Кого отца убил) – Сейдяка.
Кучума выгнал вон Сейдяк.
Злосчастный, не смирясь никак,
Ещё б боролся он, однако,
К ногаям в степи убежал
И смерть там лютую принял…



16
С Урала-Камня в север края
Глядел Ермак, и в край далек,
Где из-за стен средь гор Китая
Буддизмом древним тлел Восток.
И космос весь Сибири дикой,
Весь север Азии великой
До океана самого
Вбирал как будто взгляд его.
Златоордынского ислама
Здесь царство третие падет.
Здесь русский скиптр пресечёт
Источник ига… Только драма
Вся позади. И вот, все тут,
Кто мертвы сраму не имут.

17
Погиб герой, но не бездарно, -
Снял с имени разбойный знак.
Отечество, встань благодарно
Пред честным именем Ермак!..
Кучум, зарезавший казаков,
Не мог стереть побед их знаков,
И уж не смог отнять земли,
Где кости россиян легли.
И царства Русского держава,
Сибирь единожды признав,
С достоинством превыше прав
Владеть ей возымела право.
Героя подвиг - песня в честь:
С тех пор Сибирь – Россия есть.

18
Ни современник, ни потомок
Героя подвига сего
Честь не оспорил. Слух был громок
Завоевания его!
Он доблестен в летописаньях…
Тобольской церкви в поминаньях –
С дружиной храброй – воин-князь –
О них торжественно молясь –
«Кроваву кто спознах купелю»,
Как пастырь добрый Киприан,
Кем убиенных список дан,
Мы в православную неделю
В Тобольской церкви восстоим,
Чтоб вечну память кликать им.

19
Архимандрид дотоле бывший
Хутынского монастыря,
Архиепископство явивший
В Тобольске, Киприян, воззря:
«В вторыя лето воспомяну», -
Писал – «казака атамана
Князь-Ермака Повольска. Сын
Он Тимофеев, прост чей чин.
Повел спросити у казаков
Сей добрый пастырь, где, како
Они приидоша? Кого
Погавии убили? Знаков
Спросити, где были бои
С погаными у них? Сии
Козаки списки не несоша,
И о боях, како они
В Сибирско царство приидоша,
(Назад лет сорок в давни дни).
Повел убитых пастырь имя
В синодик написати, сими
В Помин души всем кликать им
В соборной церкви в Дух живым.
Синодик, в тридцать третьей главе,
Написан сице козакам.
В лето семь тысяч (цифирь там) –
Восемь и девять, при державе
В Руси от князь великих встарь,
Иван Васильевич был царь.
И не от славных муж и посля,
Как не от царских воевод,
Избра Бог мужа к ратям росля
Людей с простых Господь дал от.
Очистити святыни место
Для православна благовеста
От бисерменского царя
Кучума»…Киприян воззря,
Еще писал: «И ратоборством
Вооружи Бог Ермака
И вольностию козака –
(С победной воли непокорством)
Всю славу света честь сего
Бо сии воини его
И сладость плотску позабыша» –
(Предсмертного смиренья знак) –
«И смерть в живот свой приложиша
За други и браты Ермак,
Щит веры истинной прияша,
Свою бо храбрость показаша».

20
Не о злодеях и их присных
Безбожниках в разгульной мгле,
В летописаньях рукописных
О царстве всём и о земле
Сибирской, с радостью читаем
О людях, коих глубже знаем,
Коль есть за каждым из имен
Оценка нравственных сторон:
То главное, чем автор дышит,
Когда, идя он фактам вслед,
Не беллетристик, но поэт,
Который кровью сердца пишет,
И простирается, воззря,
В тьму лет он, взорами горя.

21
Он видит взлеты и паденья
Людей столь грешных, сколь живых.
Но с их же кровью искупленья
В смертях геройских и простых.
Как русский, то есть православный,
Он видит смысл смертей тех главный –
Так веру до конца явить,
Чтоб жизнь за други положить.
И веры той кто был изменник?
И дрогнул кто в свой смертный час?
Кто шкуру малодушно спас?..
Молчит историк-современник,
Ибо таких наверняка
Не знал в дружине Ермака…

22
Сибирь… Великое пространство
Неисчерпаем клад хранит.
Зимы суровой постоянство,
Определяющее быт.
Острят: дурак, мол, не застудит
Мозгов, а умный жить не будет;
Но ведь живут здесь без тоски
Какой уж век сибиряки.
Мороз за сорок – веселятся,
Тулуп, ушанка и пимы,
Стакан на грудь, и – прах возьми,
Попробуй-ка, мороз, добраться.
А каждый в битве стоит двух –
В здоровом теле крепкий дух.

23
В изустных и живых преданьях
Князь-атаман здесь жив окрест,
Здесь имя Ермака в названьях
Звучит доныне многих мест.
Здесь даже бедные жилища,
Где хлеб порой одна лишь пища,
Украшены, как никого,
Изображением его.
Ермак там видом чуть дороден,
В рост средний, крепок, сановит,
Широкоплеч. Лицо круглит,
Брада черна, лик благороден:
В волнах темнокудрявых влас –
Зерцала быстросветлых глаз.


24
Ермак, как муж натуры сильной,
Изображается вождём,
С душою пылкой и обильной
И с проницательным умом.
Я видел гобелен богатый,
Сюжет на нем замысловатый:
На черном бархате – Ермак.
Ночь, под горой Чувашьей враг
Томится злобною истомой.
Шит серебром луны Иртыш.
И окружен герой наш лишь
Дружиной; в смертный бой ведомой.
Торжественен героя вид.
Ермак как будто говорит:

25
«Ещё скажу: нет малодушных
Средь нас, все в ратном братстве мы.
Нам не к лицу в перинах душных
В болезнях ждать последней тьмы.
От века в битвах непристанных
Мы били нехристей поганых
И будем бить их не числом,
А верой нашей, со Христом!
Сподвигнемся! Уж полна чаша!
Закрутим, братцы, круговерть!
И в этих странах и по смерть
Не оскудеет память наша,
И слава вечно будет там!
И да поможет Бог всем нам!»

26
Века прошли… Слова те правы!
Иртыш, накрыв его волной,
Не поглотил героя славы,
Ермак – народный наш герой.
Не средь смутьянов и злодеев
Кондратий, декабрист, Рылеев,
Его же нам живописал,
Хоть жертвой сам смутьянства стал…
Там каждого Господь рассудит,
И суд тот – неисповедим…
Ермак! Всё сделанное им
Ни смерть, ни время не остудит.
За други душу положив,
Да будет в нас он духом жив!

27
России сын! Какой награды
Достоин ты? Путём твоим,
Тебе вслед русские отряды
В Сибирь один шли за другим!
Чтоб завершить завоеванье,
Россия слышала призванье;
Ермак с сподвижниками звал
За Пояс Каменный – Урал.
В течение веков грядущих
России земли разрослись.
Пределы тех земель сошлись
С пределами держав могущих,
Которым путь иной был дан –
К Америке чрез океан.

28
Тайгой шла Русь. В лесах, где волки
Лишь выли, там в напряг труда
Остроги строились, поселки,
И заводились города.
И мал-помалу, век за веком,
Шла вера с русским человеком,
И в тьме языческой земли
Там Храмы Божии взросли.
Осваивалась кладовая.
Чего там не было, Бог мой,
В необозримой кладовой!
Алмаз, руда ли золотая,
Без края ль лес в морях воды,
И звероловств пушных плоды –



29
Все то, о чем и не размыслишь
Во всю пространственную ширь,
Все то, чего не перечислишь
В богатствах, -- вся эта Сибирь
России целиком досталась,
И ей Россия прирасталась
Воистину и навека!
Что есть нам имя Ермака?
Не то что метеор Тунгусский,
Что ярок был – но нет его,
И не осталось ничего.
Ермак оставил след неузкий
В отечестве, как воин русский,
Первопроходец, князь-казак,
По славе первый сибиряк.
30
Где духа русского истоки,
И кто почином даст пример,
Когда судьба возносит в сроки
Скрещения веков и эр?
Полны таинственного смысла
Движенья звезд, событья, числа,
Переплетенья войн и воль.
Не потеряла ль силу соль?
Как воздух нам нужна идея
И движущий её герой –
Союз, как струн Боянных строй,
Когда, ко слуху песнь навея,
Душа-лебедушка персты
Слагает в образ красоты.

31
Не много слов для песни надо,
Где вещ Боян князьям поет.
Там чувства звучная отрада
В душе любовью расцветёт.
Вдруг мир с бездонной синевою
Рекой прольётся голубою,
И вспыхнет жизнью, будто цвет,
Во всей красе весь белый свет.
Там трав ликующих сиянье,
В росе горящих пред зарёй,
Там россыпь звезд во тьме ночной,
Там грусть прощеньем на прощанье
Нисходит в лет ушедших дым
Со счастьем кратким и простым.

32
От юных дней произрастанья,
За чередой цветущих лет
Нас ждут болезни увяданья
И смерть, увы, за ними вслед.
Смерть – гордым нам вовек наука,
Она без спроса и без стука
Войдет, и кто бы кем ни был,
С ней спорить не достанет сил.
Всегда проста и чрезвычайна,
Чертит над прущей суетой
Черту срубающей косой,
Никем не выданная тайна.
Но выкуп дан ей – крест и кровь,
«Ибо крепка, как смерть, любовь».

33
Что Богу от России надо?
Любви, Надежды, Веры в ней
И в кротком покаянье взгляда,
Который синевы синей.
Но черный зрак ей в сглаз неверья
Был дан. Соблазн павлиньи перья
Раскрыл и ослепил народ.
И грянул рабством черный год.
И чем сильней была потреба
Бытоулучшить Русь под мир,
Тем лживей приходил кумир
С посулом зрелища и хлеба,
И был над слёзным морем смех,
И общий не раскаян грех.

34
Грех - есть вражда блудящей плоти
От Бога душу оторвать
В соблазне ложном: «Не умрете,
Но будете, как боги знать
Добро и зло». Что ум без Бога?
Душа влачится до порога
Вне страха вышних воль Его,
Покуда смерть, и – ничего?
Там два пути чрез суд мгновенных.
Там дай нам Бог, не в козлищ быть,
Все лучшее душой явить
На пире душ благословенных,
Где нет ни времени, ни вех,
Но всяческое Бог во всех.

35
Не дай мне Бог, рабу, жеманства
И лжи блудливой на пути.
Дай времени и постоянства
Молиться: Господи, прости!
Когда один с ночной мольбою
Стою согбенный пред Тобою,
В грехах, я мерзок сам себе.
Но с верой вновь иду к Тебе.
Помилуй, Троица Святая,
Спаси меня и сохрани,
Чтоб в сколь ни будь земные дни
В душе, как истина простая,
Была любовь, и мир, и свет,
И Твой прощающий ответ.