Эдвард

Его душа была чиста, как реки слёз
И сердце пламенело сотней роз,
Но дерзкий гений старого творца
Дал руки-нижницы – проклятье для лица.

Под блёклой краскою белёсых его черт
Бурлила жизнь, похожая на смерть.
Его молчание ценилось, как алмаз.
Никто не знал.… Толкали раз и раз…

Он ради них талант свой разменял.
Он стриг, творил, он снова стриг, ваял.
Но желчный червь им всем сточил сердца,
Кусал, вгрызался в душу без конца.

Его просили, он безмолвно выполнял.
Свои поступки на слова не распылял,
Любил, и нежных слов не говорил,
Но в жизни стона он не проронил.

О, если б кто, как он, умел молчать.
Никто и доли тысячной сказать
Не мог о том, о чём молчал, творя.
Нет, не когда для них, а только для себя.

Вздымались искры, искры пламенного льда,
Топили душу, зажигали навсегда.
Но словно лёд, сломалась жизнь его…
Из-за кого? Из-за чего...? Из-за неё.

Не суждено ему разрезанного сшить.
Он за неё готовый был убить,
Взломал квартиру с указания руки,
Молчал, когда его под суд вели.

Его презрели все, а что она?
Да, пробудилась от пленяющего сна,
Но лишь тогда, когда судьбу уж не решить.
Он знал, что за неё нужно убить.

Увидев кровь на её девственной руке,
Он вспыхнул гневом, но не на лице.
Махнул рукой и оборвал Его судьбу.
Но почему? Вестимо почему…

А люди молвят, что она его спасла,
Сказав, что умер, от возмездья увела.
Но сотни лет страшнее сот смертей.
Он умер в день, когда связался с ней…