Северная Эллегия

ПРОЛОГ

Нет звука слаще древнего преданья!
Из уст в уста, от прадедов к отцам
Передаваемый поток воспоминаний,
Он в наш черёд от них приходит к нам.
Со дня творения, с основы мирозданья
Сказаний возводился дивный храм!
Не обойдём же их и мы воспоминаньем
И трепетом к прадедовским дарам.
Те времена почти ветхозаветны,
Не многое о них дошло до нас.
Герои их все канули уж в лету,
Но летописец нам оставил сказ…
Святая старина, укрытая покровом
Священных тайн, поросшая быльём,
Твои страницы мы листаем снова,
И твой нектар с благоговеньем пьём!
Когда-то под лазурным небосводом
На Севере премудром и седом,
Где океана простирались воды,
И ночь порою не сменялась днём,
Был дивный край, великий и бескрайний,
Такой, что равных не было нигде.
Цвели ль над ним алмазные сиянья,
Или восход пожаром рдел.
Суровый край под покрывалом снежным -
Страна необычайной красоты!
И жизнь была стройна и безмятежна,
И места не было коварству и вражде.
Край населяли чудные народы,
С коими силой поделился океан,
Впитавшие все замыслы природы,
Молившиеся ревностно богам.
Они и сами были полубоги -
Богатыри и телом, и душой.
В своей работе неизменно строги,
В пиру и в битве всякий был герой!
Воспитанные Севером племёна,
Могучие и твердые, как сталь.
В них ужились отвага и покорность,
Размеренность и дивная удаль.
Царили справедливость и свобода
На всём просторе белой той страны.
Гласят легенды, будто тем народам,
Как птицам, были крылия даны.
Но время шло, и растоплялись льдины,
И ссоры разгорались меж людей.
До мелочных забот спустились исполины,
Подняться же назад - во сотни раз трудней.
Шли годы, день от дня не прекращались свары.
Народы те постиг гнев, наконец, богов.
Священного они людей лишили дара,
И крылья отняли в оплату всех грехов.
Отныне их бескрылые потомки
К житью земному все обречены.
Могучи были пращуры,
Чуждались ссор, своим богам верны.
Не воспарить уже над океаном,
Как предок стародавний воспарил,
Не обозреть край ледяной и славный,
Как пращур с высоты небесной зрил.
Лишь по земле отныне им скитаться,
Заснеженной, прекрасной, ледяной.
Но никогда с орлами не сравнятся,
Не повстречаться в небе со звездой!
Но избежали кары сил небесных
Жрецы богов, им верные волхвы.
Они ушли, исчезли в чащах леса,
Тем породив просторы для молвы…
И жили там с богами в дружбе вечной,
Вели беседу с духами в тиши.
И доносились вещие их речи,
Лишённые корыстности и лжи.
Им не закон чужие повеленья,
Они с богами доселе в родстве.
Им небеса шлют чудные знаменья,
Невежи ж обвиняют в колдовстве.
Они верны прадедовским заветам.
Их ясный взор по-прежнему остёр.
Они легко возносятся ко свету,
И полон мудрости их тихий разговор.
Они таят великие познанья,
Скопление всей мудрости веков,
Природа им раскрыла свои тайны,
Грядущее отбросило покров!

 1

Шли годы, с южных рубежей
На Север начались набеги…
Средь сосен - древних сторожей,
Где воедино сплелись реки,
Потомки древних северян
Жили общиной вековою.
И тих, и мирен был их стан,
Не знал ни злобы, ни разбоя.
И во главе того народа,
Приняв на плечи власти груз,
Стоял отважный воевода,
Непобедимый Златоус!
Он правил твёрдою рукою,
И был своим народом чтим.
Был славен храбростью большою,
И нравом честным и прямым!
Дочь златоусова Умила
Славилась сказочной красой.
Глаза - небесные светила!
И стан берёзки молодой.
И смех звончей ручья журчанья.
И косы длинный до пят
Потоком огненным венчали
Главу. Всегда был прост наряд.
Ко всем добра и благосклонна,
Тиха среди забав подруг,
Всегда открыта и беззлобна.
И с детства был с ней рядом друг…
Сиротку свали Радомиром.
Как будто дух иного мира,
Она, растя среди лесов,
Восприняла природы зов.
Хоть боги ей не дали крыльев,
То не помеха для неё.
Ведь над землёй она парила,
Едва касаяся её.
И всяка спорилась работа
В умелых девушки руках.
Души не чаял воевода
В ней. Пуще зениц хранил в очах.
Но, вот, пришла пора! Умила
Под птиц весенних перезвон
Душою нежной полюбила.
Раскрылся трепетный бутон!
И всё дремавшее доселе
Исторглось из души глубин
В пьянящем воздухе апреля.
Её избранник - исполин,
Русобородый, чернобровый.
В рассвете сил, в рассвете лет.
И в деле ратном равных нет
Нигде во круге Мелодору.
Он на ходу быка безмолвно
Остановить мог, взяв за рог.
Его огромный меч сребряный
Поднять ещё никто не смог.
Успел в боях стяжать он славу.
До ста один мог одолеть.
Клялся тугарин на расправу
С ним ничего не пожалеть!
Был нрав его неукротимым.
Богатыря в свою дружину
Взял воевода Златоус,
Благословив детей союз!
И, соблюдая все обряды,
Сыграли б свадьбу всем в отраду!
Но не судьба! Дурные вести
Дошли… Кочевники идут!
И дышат злобою и местью,
И на пути своём всё жгут!
И бьёт дружина воеводе
Челом: "Сбирай, отец наш, рать!
Тугарин братьев в плен уводит!
Мы не дадим их убивать!
Веди, веди на смертный бой!
Мы за тебя в огонь и в воду!
Брось, воевода, клич нам свой!
Мы ждём приказа, воевода!"
"Отмстим за слёзы братьев мы! -
Решенье было Златоуса. -
Поработить ждут силы тьмы
Наш гордый дух, но не дождутся!
С благословения Дажьбога
Я собираю свою рать!
И выступаем мы в дорогу,
Чтоб наших братьев вызволять!"
А накануне выступленья
Устроил воевода пир.
Разлилось дев прекрасных пенье.
Но мрачен был лишь Радомир.
Точила Радомира злоба,
Что Мелодор его сильней.
И будет заслонять до гроба
Его фигурою своей!
Влюблён был Радомир в Умилу.
Та страсть в душе была, как яд.
И зло в хмелю теперь топил он,
И пламенел жестокий взгляд.
И клялся витязь в вечном мщенье
Сопернику, и строил план.
То бесов было наущенье,
В главе посеявших дурман.
"Поберегись, соперник дерзкий!
Я отплачу тебе сполна!
Найду я способ изуверский.
Твоя невеста - мне жена,
Увидишь, станет! Ты же с миром
Да упокоишься в земле.
И уж вовеки Радомира
Не обойдёшь. И похвале
Внемлю лишь я, непревзайдённый!"
Следил за парою влюблённых,
А в сердце уж давал зарок:
Отмстить и взять Умилу в жёны,
На свой взвести её порог!
Был Радомир сильнейшим войном,
Стрелком метчайшим до тех пор,
Пока не появился стройный,
Во всём первейший Мелодор.
Разъела сердце та обида
И жажда первенства во всём,
Но не показывал он виду,
Был дружелюбен и весёл.
И слыл он другом Мелодора,
Обласкан воеводой был…
И ненависти в чёрном взоре
Никто из них не уловил.

На утро строились дружины,
И воевода произнёс:
"За мной к победе, исполины! -
И острый меч кверху занёс, -
Идём на правое мы дело -
Своих собратьев вызволять!
И не страшны нам вражьи стрелы,
И будем насмерть мы стоять!"
И на коня вскочил гнедого,
Поцеловал, склонившись, дочь.
Под гул напева удалого
Рать бодро пошагала прочь.
Умила шла, держась за стремя,
И слёзы капали с ресниц.
До возвращенья встало время,
Не будет огненных зарниц
И смеха прежнего, и песен
В кругу подруг… У перелесья
Простились. Оберег на шею
Надела дева жениху.
Внимая злобному духу,
Следил с полулыбкой змея
За ними гордый Радомир
И снова клялся мстить до гроба,
И проклинал весь этот мир.
Но вот вдали исчезли оба.
Глядела долго вслед Умила,
Богов о помощи молила,
Чтоб не был жребий их сердит…
И эхо те мольбы твердит
Поныне…

 2

Но боги глухи оказались.
Бесстрашно ратники сражались…
В бою неравном Мелодора
Забрали недруги в полон.
И сразу потемнел от горя
когда-то синий небосклон.
Но не сломить Умилы веру,
Что жив возлюбленный её.
В час утренний и в час вечерний
Она домой молодца ждёт.
Вернулась рать и воевода,
А с ними тёмный Радомир,
Что окружил её заботой,
Едва ль не пеньем томных лир.
"Не плачь, лебёдушка! Напрасно
Ты ждёшь! Твой суженный убит.
И ты вернуть его не властна.
Его бог мёртвых сторожит.
Я был в бою том! Что за сеча!
Теснили нас со всех сторон.
И враг стрелами так и мечет,
И слышен только стали звон!
Под мной был конь убит, десяток
Врагов надел я на копьё…
Кидался в каждую атаку
Я с ним. Ах, солнышко моё!
Но окружили Мелодора,
Хотя сражался он, как лев...
Всё закружилось перед взором,
И стрелы пели свой напев!
И плавилась моя кольчуга.
Я бросился на помощь другу,
Но не успел! Он был сражён,
И с поля боя унесён!
Смирись! Прими свой жребий грозный!
И мне жаль друга потерять,
Ещё больней твои зреть слёзы.
Ты не должна, мой свет, страдать!
Я раб твой! И любое слово
Твоё - закон мне. Я весь мир
К твоим ногам сложу безмолвно!" -
Так говорил я Радомир.
Но как не слышала Умила,
И, верная, одно твердила:
"Клялась я в верности ему,
И свой обет держать я буду.
Вернётся он назло всему,
Я буду ждать его покуда.
В его погибель не поверю.
Он жив! Молчи! Иль ты мне враг!
Когда-нибудь у этой двери
Я вновь услышу его шаг!"
И, не добившись своего,
Вновь витязь воевать уехал,
Уж ополчась против богов,
И над мечтой его их смеха!

 3

Однажды по весне Умила,
Печальную главу склоня,
По берегу реки бродила
И пела, иволгой звеня:
"Вернись, вернись, мой сокол ясный!
Услышь, где б не был песнь мою,
И вспомни обо мне, несчастной,
В каком бы не ходил краю…
Когда б мне птицей обратиться!
К тебе бы полетела я,
И над тобою стала б виться,
От всех опасностей храня!
Тебе бы пела свою песню,
Тебе садилась на плечо,
Ты б всех врагов сразил мечом
И возвратился бы к невесте!
Чрез бури и через метели
Лететь бы мне к тебе сейчас!"
Вдруг с ветви древней тёмной ели
Тончайший слышит чей-то глас.
И видит, перьями сверкая,
Средь веток птица там сидит.
Но эта птица - не простая!
И светом солнечным горит!
"Коль хочешь мудрого совета,
Ищи всезрящего волхва!
Живёт он в чаще леса где-то…
Всегда верны его слова!
К тому же родственные узы
Меж вами. Прадед Златоуса,
Твой прапрадед его был братом!
Но не укрылся он в леса,
Свободе предпочтя крылатой
Своей возлюбленной глаза.
И гнев богов навлёк за это,
К земле, как все, привязан был.
А волхв последовал завету
И не лишился своих крыл.
Найди его - и он поможет!
Он видит всё за тыщи вёрст.
Не осквернит своих уст ложью…
Избавит он тебя от слёз.
Возьми с собой посох волшебный,
Что твой отец в дому хранит,
(С ним только будет путь открыт)
Да каравай ржаного хлеба
И в путь ступай без промедленья", -
Сказавши так, царица птах
Исчезла будто бы виденье
В косматых ёлочных ветвях.
Полна тревоги и надежды
Спешит Умила в отчий дом,
Что столь безоблачным был прежде.
Ему - прощальный лишь поклон.
Всё, как её птаха завещала,
Взяла и поспешила в путь.
Одно теснило девы грудь,
Что всё отцу не рассказала,
А так, как будто бы, сбежала.
И путь он не благословил -
В очередном походе был.
Ох, тяжко было покидать
Родимый край, где всё так мило,
Где было радостно играть,
И так заманчиво мечтать,
Где протекла вся жизнь Умилы.
Но всё однако решено!
С благословения Ярила.
И отступать назад - грешно!
Всё дальше вглубь уходит чащи
Умила. Тёмный, мрачный лес.
Там филин жёлтый глас таращит,
Там словно притаился бес…
И ухают тревожно совы,
И что-то по земле шуршит.
Напасть всё будто бы готово,
А рядом ни живой души!
Но прочь сомнения и страхи!
С волшебным посохом в руке
Идёт она по сказу птахи.
Река осталась вдалеке…
И тянет посох всё на Север,
По кочкам и среди болот.
А вспомнился душистый клевер,
Как солнце ласково печёт…
Вдруг слышит хруст, трещанье сучьев.
Из чащи вышел царь лесов.
Чернее самой грозной тучи,
Медведь, лохмат, зол и здоров.
Тяжёл, тяжёл медвежий шаг.
Он в поисках еды здесь рыщет.
Взмахнул огромною лапищей
И рыкнул громогласно так,
Что кинулись все в рассыпную,
Боясь расправы от царя.
А он идёт на молодую
Девицу… Та ж, его журя,
Сказала ласково: "Пугаешь
Зачем же? Может, хочешь есть?
Изволь, отведай каравая
И окажи мне этим честь!"
И каравай ему с поклоном
Даёт. И хищник подобрел,
И поглядел уж благосклонно,
Как только угощенье съел.
"Скажи, Потапыч, не видал ли
Ты здесь чудесного волхва?
В лесу твоём не обитал ли
Он?" "Да! - откликнулась сова. -
Бывал он, да ушёл недавно,
Почуяв в близости людей.
Подался в старый лес наш славный.
Там лишь болота до лишайник
Среди невиданных зверей
Там не бывал доселе странник!
Ещё ручей там протекает,
Что и зимой не замерзает.
И дивный цвет произрастает,
Не вянущий… Ничья нога
Туда ступать, знай, не дерзает.
Местами там лежат снега…
Вот там твой волхв и обитает,
Среди туманов, мхов и льда!"
"Так значит мне идти туда!" -
Решила смелая Умила,
За всё всех отблагодарила
И в путь, хоть день уж угасал.
Медведь ей лапой вслед махал.
Ночь близилась, чернели своды
Деревьев грозных, вековых.
К тому же портилась погода.
Был ветер холоден и лих.
И солнца золотистый лучик
Не озарит сей лес дремучий…
Визжал, как сотни ведем, ветер.
Сосна застонет - ель ответит…
Не прыгнет белка в сей чащобе,
Не ухнет филин из дупла.
Лес этот не простой - особый,
Волшебный! Но Умила шла.
Чрез тернии, по топким кочкам,
Боясь глядеть по сторонам.
А близко-близко ночь-полночка…
Болото чавкнуло - и там
Девица по пояс увязла…
Раскрыли пасти с треском пни.
Коряги тянуться из грязи…
Отвсюду чьих-то глаз огни.
И кто-то эхом злым хохочет,
И будто бесов хор визжит.
Сила нечистая морочет,
Главу усталую кружит.
Умила посох крепко сжала,
Закрыла рукавом лицо,
Глаза зажмурив. Клокотало
В округе всё, как пред концом...
Средь громыханья бурелома
Умиле снился дивный сон.
Как будто в доме незнакомом
Она очнулась, слыша звон
Толь бубенцов каких-то чудных,
Толь колокольчика. Кругом
Тепло свежо и много людно,
И не обычен этот дом!
Девицы здесь дете качают,
За ними старшая следит,
И ребятня кругом играет,
Им бабка сказку говорит.
Никто здесь не сидит без дела.
Там пряжу девушка прядёт,
Другая же над колыбелью
Песню тихонечко поёт.
И пахнет мёдом и блинами,
И травы на стенах висят,
Кадки с солёными грибами,
Капусту кое-где квасят…
К Умиле бабушка подходит:
"Добро пожаловать в наш дом!
Вишь, как наш батько хороводит!
Принёс тебя он прошлым днём.
И то сказать! Признаться, кстати
Нужны нонеча руки нам…
Я починила твоё платье.
А то, поверь, был чистый срам!
Детишки-то озорничают!
За всеми и не уследить.
Но батько нас не обижает!
Грех недовольными нам быть!
Живём одною мы семьёю.
Детишек нянчим день-деньской.
Житьё в труде, зато сытое.
Не весело, зато покой!"
Дверь хлопнула, и на пороге
Возник сутулый старичок.
Всем видом - истинный сморчок.
И, видно, только что с дороги.
На голове грибная шляпа.
Из мха одежда соткана.
И, как коряги, руки - лапы.
И борода до пят длинна…
"Вернулся! - бросилась старушка. -
Глотни же квасу, наша душка!"
Пошевелил тот длинным ухом:
"А ну, живей, обед на стол!"
К Умиле важно подошёл
И ей сказал немного глухо:
"Ну, познакомимся! Я - Леший!
Хозяин этих всех лесов.
Три брата было нас. Я - меньший.
И север отвели мне в кров…
Мои излюбленный чада,
Ты видишь, - ровно десять душ.
И обиходить всех их надо.
Уж ты порядок не нарушь!
Коль девушка в мои владенья
Без дозволенья забрела.
Беру её я в услуженье,
Чтоб детям нянькою была.
Всем правит бабушка Варвара,
Что нянею была моей.
Она ж готовит мне отвары.
Все в подчинении у ней!
Её ты слушайся, девица.
Потом продолжим разговор.
А ну, Варвара, подкрепиться!
Подай мне щец!" - раздался ор.
И пригорюнилась Умила.
Одна из пленниц шепчет ей:
"Ты б с Лешихой поговорила.
Коли понравишься ты ей,
Она тебя, глядишь, отпустит.
Ей муж не будет возражать!"
"А что же ты? - спросила с грустью
Умила. - Не смогла бежать?"
"А мне на что? В земле любимый,
К тому же с детства сирота.
Судьба ко мне неумолима.
Я здесь, среди людей, сыта…
И труд от боли исцеляет,
И Леший старый, он не злой.
Порой маленько попужает,
А чаще в лесе день-деньской.
А ты, я чай, другое дело!
Тебе не место среди нас.
Немедля в ноги ныне смело
Кидайся Лешихе! - был сказ. -
Теперь хозяйка почивает.
Проснётся - дам тебе я знак!"
Ночь снова крылья расправляет,
И в окна льётся тихо мрак,
И горница вдруг опустела.
Умила Лешиху всё ждёт,
Хоть от дремоты осовела.
Вдруг видит: женщина идёт.
Лесная нимфа - право слово!
На ней прекрасный сарафан,
Что из листвы осенней ткан,
А потому злато-бордовый.
Ей в ноги бросилась Умила:
"Прошу, царица, отпусти!
Коли когда сама любила,
Пойми и дерзость мне прости!
Чтобы любимого спасти
Иду через ваш лес в путь дальний.
Ищу я чудного волхва,
Который славится всезнаньем.
Мне указала путь сова…
Ах, помоги мне, умоляю!"
"Ты к чудодею шла, родная?
Он мне когда-то был знаком,
Хоть и не посещал сей дом…
Он словно и не человек,
Богов и духов собеседник.
В дремучей чаще жил весь век,
Меж небом и землёй посредник.
Зверей к себе приворожил,
Ему покорствуют стихии.
Всю жизнь он подле нас прожил.
Сии места ему родные…
Его сам Леший уважает.
В нём сила дивная сидит.
Но он гостей не привечает,
Себя вдали от них хранит…
Поможет ли тут чудодей?
А кто избранник твой пропавший?"
"Он самый лучший из людей!
Мне счастье и надежду давший!
Теперь мой суженный в плену.
Я вызволить его оттуда
Должна!" "Прекрасную жену
Получит богатырь! Не буду
Мешать любови столь великой!
Не мне такие узы рвать!
И надевать на них вериги.
Я помогу тебе бежать!
Теперь усни. Сон всё расставит
На утро по местам своим.
И солнце новый день прославит,
Рассеется тревожный дым…!" -
Шептала Лешиха свистяще,
И взор её теплел светящий.
И в сон уже Умилу клонит,
И пред очами всё плывёт…
О объятиях дремоты тонет,
Не слыша лешихин шёпот.

 4

Очнулась поутру Умила
И вспоминает странный сон.
Почудилось? Взаправду ль было?
Лесная глушь со всех сторон.
Вдруг видит - перед ней лукошко,
А в нём лежит доверху снедь.
Берёт она еду сторожко,
Пока не подоспел медведь.
А запах от оладьев точно,
Как в доме лешего! Видать,
Что явью был тот сон полночный,
И Лешиха дала сбежать…
Но диво! Чудное лукошко
Всё не пустеет! Нет в нём дна!
Хватит еды на всю дорожку.
Стрепня варварина вкусна!
Поднявши посох и корзину,
Умила продолжает путь.
Кругом всё мхи, всё топь да глина.
Тиснит туман зловонный грудь.
Вдруг смотрит, а через болото
Простёрлась в даль длинная гать.
Как проложил её здесь кто-то?
Что толку нам о том гадать!
Идёт Умила прям по гати,
Местами видеться уж снег,
Смыкают крепкие объятья,
Деревья кои человек
Не видел. И видны повсюду
Зверей невиданных следы,
Ручей течёт из ниоткуда
Струёй серебряной воды.
Совсем измучилась девица
И стала дух перевести
Да ключевой воды напиться.
Чуть дале собралась идти,
И пред собою в изумленье
Она вдруг видит старика,
Вокруг которого свеченье,
И чья фигура так тонка,
Что будто бы прозрачна даже.
Пред ним растёт прекрасный цвет,
Пурпурной, словно огонь чашей,
Из чаши - золотистый свет.
Глядит в неё спокойный взор,
И губы что-то тихо шепчут,
Ведя с богами разговор.
Седые волосы на плечи
Спадают снежной бахромой,
И борода на грудь ложится,
И взгляд куда-то вдаль стремиться.
Весь облик старца - неземной.
Пред ним Умила ниц упала,
Сложила руки и сказала:
"Ты бурь и радости предвестник!
Всё прозирающий колдун!
Пророк и праведный кудесник!
Тебе внимает сам Перун!
Прости за то, что нарушаю
Я твой божественный покой.
Но на тебя лишь уповаю.
На разум знающий всё твой!
Прости, что я твои беседы
С Дажьбогом, может быть, прерву!
Мои ты, верно, знаешь беды…" -
Сказала девушка волхву.
"Не продолжай! Давно я знаю
Твою печаль. Ты долгий путь
Прошла сюда. Младая грудь
Во пламени любви сгорает…
Взгляни, девица, в эту чашу.
Она тебе ЕГО покажет!"
Глядит Умила: друг сердечный
Лежит. Мечом грудь пронзена!
"О, свет померк в очах навечно!
Напрасно всё!" - кричит она.
Ей в тон взревел тут буревестник.
Но головой качнул кудесник:
"Гляди теперь, чья в том вина!
Его предал его завистник.
Злой ворог, чёрный ненавистник!
Он случая лишь выжидал.
Подлил дурного в кубок зелья
В разгар дружинного веселья
Пред боем и врагам сказал,
Как действовать. Он накануне
Проник в ночи в ханский шатёр.
Там сговорились о всём втуне
И заключили договор.
Всю силу напустил тугарин
На Мелодора, что от яда
Уже ослаб. А враг ударил
Со всех сторон. Средь того ада
Отчайно твой жених сражался,
Но силу взял над ним обман.
Попался богатырь в капкан!
Но он живым врагу не сдался…
А Радомир о схватке знал.
Но, раз предавши, не послал
Подмоги… Он и есть злодей!
Предатель, душегуб коварный!
Безбожник, алчный прохиндей!
Пал Мелодор в бою неравном…
Лежит в пещере он глубокой,
Завален каменной плитой.
Меч его воткнут у порога,
Не поднятый ничьей ругой.
Но слушай: горевать постой!
Там, где ветра ревут шальные,
Бурлит мятежный океан,
А по нему гуляют льдины,
Есть остров именем Буян!
Так вот теперь, девица, внемли!
Сей остров с виду лишь пустырь.
Но посредине его дремлет
Волшебный камень Алатырь!
Коли потрёшь его три раза,
Из-под него пойдёт ручей.
И лес, незримый раньше глазом,
Раскинет купал тут ветвей.
В ручье водица не простая!
Как есть, дитя моё, живая!
Она-то остров оживит!
Травой оденет, расцветит…
И райских птиц зальются хоры,
Наполнит аромат просторы.
Но чу! Опасности и тут!
Две злого нрава райских птицы
В саду на острове живут.
Лицом - прекрасные девицы.
Нельзя их песен дивных слушать.
Услышавший теряет душу.
Забудет всё, что было с ним,
И будет унесён в гнезовье
Птенцам игрушкою чудною.
Из двух одну зовут Сирин,
И глас её сама печаль.
Вторую ж кличут Алконостом
Песнь радости волнует даль,
С восторгом ей внимает остров…
Лишь потечёт ручей шипящий,
Наполни влагою кувшин
И прошепчи: "Ручей живящий,
Умолкни вновь в объятьях льдин!"
Скажи немедля заклинанье,
Иначе птицы запоют,
И прочь тебя уволокут,
Как затуманится сознанье.
Живой водой побрызгай в очи
Богатырю и дай испить,
И оживёт в былой он мощи,
Чтобы врагов всех разгромить!"
"Но как попасть на остров этот?
Как океан мне пересечь?
Направь меня своим советом!"
И продолжает старец речь:
"Я прожил долго. Зов могильный
Я слышу за собой порой.
Отдам тебе свои я крылья.
Лети на них и бог с тобой!
Ты молода и поднебесье
Тебе приличнее, чем мне…
И ты пока ещё повейся
В той недоступной вышине!
Ведь велика твоя нужда.
Мой жребий - духам угождать.
Мой дом - зелёная дубрава…
И да простит меня Перун!
За самовольство… Тот, кто юн,
Летать имеет больше права.
Мне в этих крыльях толку мало.
Я стар. Когда ж мой час пробьёт,
Поднимет смерть своё забрало,
И так туда меня сведёт…
Лети и знай, что ежечасно
Я буду за тобой следить,
Стараясь отвратить опасность
И чем возможно пособить.
И Север будет впредь гордиться
Не только лишь богатырём,
Прославившим свой край мечом,
Но и спасшей его девицей…"
И отдал чудный волхв Умиле
Свои серебряные крылья.
"Спасибо!!" - бьёт она поклон,
Взмахнула дареным крылом
И взмыла ввысь. Верхушки сосен,
Столь грозные тогда в лесу,
Заколыхались, как колосья,
Оставшись где-то там внизу.
И вот рокочет океан,
Гремят вздымаются вверх валы,
Дымится сахарный туман,
Чернеет хладных вод зерцало!
Мелькнут порою глыбы льдин,
Величиною больше дома…
Да, океана господин
Чета ль речному Водяному?
Но, наконец, и брег заветный!
А посреди него - валун,
Что в гневе, вызванном клеветой,
От скалы отколол Перун.
Волшебный Алатырь лежит!
Тронешь его и побежит
Ручей… Сняла Умила флягу,
Потёрла камень. Глядь - ручей
Кипит и пенится, как брага.
И стало сразу же теплей,
Цветы вдруг заблагоухали,
Кроны деревьев задрожали.
Волшебный сад зазеленел,
И птичий хор в листве запел.
Набрала из ручья водицы
Чудесной во флягу девица,
И сразу б прошептать тут ей
Без промедленья заклинанье,
Но как заворожил ручей,
И древ чудесных колыханье.
Дивится дева красотой,
Невиданной в холодном крае,
Срывает трепетной рукой
Цветы и запах их вдыхает,
И пламень розовых зарниц
На горизонте полыхает…
И слышен голос райских птиц,
Что дивную песнь напевают…
Они поют о горе-горьком,
Или о счастии земном.
То бодро, весело и бойко,
А то с надрывною тоской.
Но в этих песнях - совершенство,
Они ласкают, нежат слух,
Который дотоле был глух.
И, кажется, то верх блаженства.
Полна какого-то дурману
На грудь клонится голова,
Уж песен не ясны слова,
Но музыка их так желанна!
И, убаюканная, дева
Уже не чует, как её,
Уносят птицы снова в небо,
К птенцам своим, в гнездо своё.

 5

У Алконоста и Сирина
Очнулась раннею зарёй.
Кругом лишь горы-исполины,
И крылья туч над головой…
Взглянула вниз, и закружилась
Глава от жуткой высоты.
Туманы млечные клубились,
И пики скал, остры, круты…
Река бурлящею лавиной
Срывалась в пропасть, клокоча.
И золотилася долина
Во свете первого луча.
В гнезде птенцы ещё дремали,
Большие, в человечий рост,
И где-то вдалеке летали
Грустный Сирин и Алконост.
И страшно стало тут Умиле
Игрушкой в клювах птичьих стать.
Но потеряла она крылья.
С горы отвесной как бежать?
Заря алела, как кумач.
И горько деве и досадно
На свою глупость. Ну, хоть плачь!
Во фляге полной лишь отрада…
Да толку, коли нет спасенья?!
На помощь некого позвать.
А, коли вновь раздастся пенье,
Быть замороченной опять…
Вдруг рядом - дивное виденье!
Иль предрассветный то мираж?
Или богов благоволенье?
Светлого утра верный страж
С небесных круч, светясь, как злато,
Слетает на ковре богатом.
Он юн, как робкая заря,
И столь же ясно он светится,
В небесной синеве паря.
Глазам не верует девица,
Но подлетает к ней ковёр,
Дрожа златистой бахромою.
И лучезарен, ласков взор
С небес сошедшего героя.
"Кто ты?" "Я первый солнца луч!
Сын солнца, посланный на землю,
Чтобы из плена чёрных туч
Тебя похитить ныне!" Внемлет
Умила тем словам с надеждой.
"Встань на ковёр, и полетим
Над морем грозным и мятежным,
Над снегом хладным, голубым!"
Шагнула девушка, робея…
Вдали уж слышен птичий хор…
Вот-вот погонятся за нею!
Но ввысь волшебный взмыл ковёр!
"Кудесник древний с солнцем в дружбе
С ним на рассвете каждый день
Ведёт беседы благодушно.
Узнавши, что с тобой случилось,
Он вымолить смог у отца,
Чтоб оказал тебе он милость,
Послав на выручку гонца.
Знай, я в твоём распоряженье,
Пока опять ночная мгла
Не растворит меня в отмщенье
За удалые дня дела!"
"Спасибо за моё спасенье!
Но остров? Что же будет с ним?"
"Живой мир станет невидим,
Каким и был до пробужденья.
Таков закон, что век от века,
Мёртв этот остров до того
Пока не ступит человека.
Нога на хладный брег его.
То наказание богов!"
"Куда же мы теперь?" - спросила,
Предчувствуя ответ Умила.
"На ЮГ! Из-под земли на волю
Нашего война вызволять.
Покуда дня стоит раздолье,
Нельзя нам времени терять!" -
Ответил бодро брат Зари.
Ковёр над облаком парит,
Внизу бушует океан…
Давно вдали исчез Буян!
Дул ветер путникам в лицо.
И долго ль-коротко ль летели,
А добрались в конце концов
Из мест, где властвуют метели,
Туда где бродят суховеи,
И кочевые племена
Одних коней своих лелеют,
Где ночь и звёздна, и темна,
Где день весенний жаром дышит,
Где путник, жаждою томим,
Сухие губы лишь оближет…
Здесь правит грозный хан Касим!
Здесь Мелодор, касимов пленный
Пал жертвою подлой измены
И был положен он в пещеру.
Туда завален вход плитой.
А меч, что тяжел был без меры,
Не поднятый ничьей рукой,
Лежал. Им хан владеть хотел,
Но так поднять и не сумел.
Тот меч не мог врагам служить,
А только против них направлен
В руках достойных мог разить,
И ворог был бы обезглавлен!
К пещере подошла Умила,
Толкнула камень - ничего!
Не хватит хрупкой женской силы
Завала разобрать сего.
Её рукою отстраня,
Тут отпрыск солнца лучезарный,
Меч, блещущий ярчей огня,
В одно мгновенье обнажил
И каменную твердь ударом
Одним тотчас же сокрушил!
И вовремя! Уж час закатный,
И солнца угасает свет.
Бледнеет и одежды злато
Посланца… Глядь - его и нет.
Шепнул лишь голос на прощанье:
"Прости, сестрица, пробил час!
Но говорю лишь "до свиданья".
С тобой увидимся не раз!
Встречай меня ты на рассвете!
Помни, всегда теплом ответит
Тебе, коль на небе нет туч,
Тебя любящий Первый Луч!"
И поклонилася Умила,
Посланца поблагодарила,
В пещеру тёмную вошла.
Повеяло могильным хладом,
А в глубине в кольчуге, в латах
Спит витязь. Дева, чуть дыша,
Над ним склонилась. Тишина!
Убитый роковым обманом
Воин лежит, и пронзена
Грудь богатырская. На рану
Умила воду льёт живую
И в губы хладные целует
Любимого… И вдруг рука
Его чуть вздрогнула слегка,
И очи к жизни отварились,
И грудь поднял могучий вдох…
"Ах, не напрасно я молилась!
Дажьбог беде моей помог!" -
Умила со слезами шепчет.
С земли поднялся Мелодор,
Тряхнул главой, расправил плечи,
И заблестел отважный взор.
И с чувством обнял он невесту,
Провёл рукой по волосам:
"Теперь всегда мы будем вместе!
И больше никогда слеза
Не омрачит очей твоих!" -
Сказал воскреснувший жених.
И поднял на руки Умилу,
И из пещеры вон понёс.
Луна их путь посеребрила,
И осветили сотни звёзд.
Коснулся сон длинных ресниц,
Теперь проспать бы до зарниц!
Но что это? Кудесник светлый
Явился ей во сне и рёк
Со скорбью тихой: "Бедный, бедный
Наш край! Прогневался Дажьбог!
Тугарин силою несметной
Идёт… Всё на пути обрёк
Огню! В чаду не видно света…
И гибнет, гибнет наша рать,
Чтоб не познать в грядущем сраму,
Чтоб с поля боя не бежать,
Идут на верную смерть прямо!
Один лишь мог бы одолеть,
И он зовётся Мелодором.
Горят родимые просторы,
Проклятый ворог сеет смерть!
Так бога ради поспешайте!
Пускай поднимет снова меч!
Но только лишь не опоздайте,
Иначе горе, горе!" - речь
На том окончила Умила,
Немедля на ноги вскочила.
И в точности своё веденье
Пересказала жениху:
"Нельзя нам медлить ни мгновенья,
И к боли братьев быть глуху!
Не допущу я до позора!" -
Решенье было Мелодора.
И меч с земли поднял сребряный,
И зычно свистнул три раза.
И вмиг явился пред глаза
Конь быстрый, как стрела, и рьяный.
И гривой шёлковой трясёт,
Копытом о земь звонко бьёт.
"Ну, здравствуй, друг! Из скольких схваток
Меня ты целым выносил!
В бою ты был родным мне братом,
И верность мне всегда хранил.
Ну, послужи ещё разок!
Не подведи меня, дружок!"
Сажает он вперёд Умилу,
Затем вскочил и сам в седло:
"Но! Но! Скачи скорее, милый!
Сегодня одолеем зло!
Так как за нами правда!" В миг
Пустился конь. Лишь ветра крик
Один в ушах слышён. Умила
Главу усталую склонила
На богатырскую тут грудь.
Лёгок и короток был путь!

 6

Был неспокоен этой ночью
Тревожен лагерь северян,
Громаду вражьих сил воочью
Узрев. И был совет созван.
И воевода совещался
С своей дружиной до зари,
И каждый в верности поклялся.
Иль победи, или умри!
"Коли врага не одолеем,
То наших матерей и жён,
И братьев уведут в полон! -
Рёк воевода сокрушённо, -
Ах, кабы жив был Мелодор,
Тогда бы всё, наверно, вздор…
Ведь он один дружины стоил…
Но с нами нет уже героя!"
От этих слов чернее тучи
Стал Радомир. И мёртвый уж
Соперник вновь затмил везучий
А Радомир-то чем не дюж?!
Снаружи раздаётся вдруг
Конских копыт о камни стук.
И чудо! Входит тут в шатёр
Живой, здоровый Мелодор!
"Всем доброго здоровья, братцы!"
"Ты жив? Но как?!" "Меня Умила
Своей любовью оживила,
Чтоб вновь я смог с врагом сражаться!"
Но раньше, чем на поле брани
Идти, отец, ты должен знать:
Сидит предатель между нами,
И Радомиром его звать! -
Сказала тут Умила грозно,
С врагами он сошёл в сговор,
И жертвою их подлых козней
Стал в том сраженье Мелодор!"
Встал Радомир, как вечер поздний,
Тёмен и хмур, главу склонил.
"Ужель?! - не верил воевода, -
Чтоб тот, кого я год от года,
Как сына родного растил,
И таковое совершил?
Предать товарища и брата
Врагу своей родной земли?!
И за какие ж горы злата?
Теперь прощенья не моли!"
Усмешка дерзкая скользнула
По Радомирову лицу:
"Ту мысль ветрами мне надуло
Давно… Тебе отвечу, как отцу
Названному… Предатель я!
В том каюсь ныне, не тая…
К чему скрывать? Всю жизнь свою
Я горькой завистью терзался,
Что первым быть не мог в бою.
Но отомстить же я поклялся,
Когда отдала предпочтенье
Ему Умила… Я любил!
И обречён был на забвенье!
На злобу ту я расточил
Все чувства, все свои стремленья.
Я не прошу о снисхожденье!
Так как не смог бы сам простить,
Не должно мне прощёным быть!
И злость моя досель живёт,
И от неё лишь смерть спасёт!
Казнить вели же, воевода,
Меня пред всем теперь народом!" -
Переглянулася дружина.
И в этот миг раздался клич:
"Тугарин близко!" "Нам опричь
Всего врага теперь бить должно,
А остальные споры ложны!
Заняться ими будет впору,
Когда прочь изгнан будет ворог.
Потом рассудим все клеветы,
Рассеим злобные наветы.
А ныне время не для свар.
Чтоб наш победным был удар,
Должны мы ныне встать стеною!
Вперёд же, братцы! К бою! К бою!" -
Воскликнул храбрый Мелодор,
Оставив с войнами шатёр.
Последовал и Радомир
Сему всеобщему примеру.
Ему по вкусу битвы пир.
В сраженье места нет химерам!
Умиле он шепнуть успел:
"Великодушен он и смел…
И более тебя достоин.
Не проклинай! И бог с тобою!" -
И после нескольких сих слов
Вскочил в седло и был таков.
Весь день сраженье не смолкало,
Земля от грохота дрожала,
Свистели стрелы, дым чернел,
И песнь свою меч грозно пел.
Ломались от натуги копья,
Одежды издралась в отрёпья,
И расколились шелома,
И обдаёт всех огонь жаром,
И кони уж сошли с ума
От битвы адского угара…
Везде герой наш поспевает,
Везде победоносный меч
Врагов главы срубает с плеч,
Громит их силы и сминает!
Порою наши отступают…
Но снова клич: "Вперёд! Вперёд!"
И вот уже наоборот:
Враг разбегается в смятенье.
И в схватке смертной - упоенье!
Редеют с обоих сторон
Ряды, но битва не стихает,
Но враг оружье уж бросает,
Почти уже повержен он!
Мы жмём! Бежит от нас тугарин!
Тесним его к самой реке!
Пускай в поту, в крови и в гари,
Мы, но всё ж твёрд наш меч в руке!
Запомнит враг сей грозный бой!
Беги же прочь, тугарин злой!
В разгар кровавого сраженья
Погиб отважно в окруженье
И Радомир. Десяток стрел
Пробили грудь… А он, что цел,
Разил, разил врага бесстрашно,
И пал в жестокой рукопашной!
Лишь к ночи битва завершилась,
Дружина с ног уже валилась.
Тут Радомира с поля боя
В лагерь сражённого внесли.
"Жил подлецом - погиб героем…
Был одарён, но несчастлив.
Как жаль! Однако ж пусть спит с миром!" -
Рёк Златоус над Радомиром.
Победу отмечали громко,
Шумел и праздновал народ,
И шла весёлая попойка…
Плескался в кубках пенный мёд,
И на столах дымились яства…
Сыграли свадьбу, наконец,
Умила с Мелодором. Красной
Была невеста. Молодец -
Жених. Великолепна пара!
И каждый гость явился с даром,
И Первый Луч светил ярчей
Все дни, и не было ночей.
Настали счастливые дни,
Когда и солнце не заходит,
Юность ликует, хороводит,
И всё цветёт, поёт, звенит…
Такое времечко бывает
Лишь в этом северном краю,
В коем живёт душа живая.
Ей северяне песнь поют!
Лишь здесь шумят ещё чащобы
Сосен и елей вековых,
Неведомые вьются тропы,
И Леший так же порой лих.
Здесь есть ещё места такие,
Где с роду не был человек.
Места чудесные, глухие…
Текут там воды многих рек…
Здесь древний волхв ещё доселе
По слухам прячется в лесах,
С богами в праведных беседах,
С словом пророческим в устах.
Он ясно помнит всё былое,
Грядущее без тайны зрит,
Ему весь мир ещё открыт
Из нерушимого покоя.
Не попадаясь на глаза,
Он сам давно уж стал преданьем…
Его пророчества леса
Нам повторяют в назиданья.
О нём сосна нам повествует,
Его слова нам ель твердит,
О нём кукушка прокукует,
И ветер ночью просвистит…

СЛОВАРЬ

Алатырь - "всем камням камень", центр мироздания, обладающий чудодейственной силой. По легенде, от его подножия течёт живая вода. Находится на острове Буяне.

Буян - райский остров в Восточном море.

Дажьбог - один их древнейших славянских богов, бог всей Вселенной, бог Солнца, сын бога Перуна и русалки Рось, по легенде, прародитель русского народа.

Перун - Громовержец, бог грозы и войны.

Алконост и Сирин - райские птицы с женскими головами, птица радости и птица печали. По легенде, тот, кто их услышит, забывает себя.