Из записок пациента. к 7 ноября

Главврач потрет виски, повращает головой и включит монитор…
– Дорогие пациенты, дорогие однопалатники, да здравствует «фига», как символ нашего союза! Вперед-назад! Подумаем о мироздании, там тоже проблемы. Пробежимся по небу и Земле глазами Платона, Канта, через «диамат», минуя «мат», через «дарвинизм» – к собственной душе и застынем в недоумении со словами: «Верую!» или «Не верую!» – продекларирует пациент, поднеся электробритву к губам, как микрофон.
– Во, дает! – воскликнет главврач, оглядевшись.
В кабинете ничто не будет вращаться, но все же некоторые сомнения заставят его отодвинуть от края стола тяжелые предметы. И откроет он второй том истории болезни пациента, ожидая следующий бидон, но там окажется нечто романтическое.
Пациент медленно придет в себя после нахлынувших воспоминаний и увидит, что перед ним действительно молодая стройная женщина, одетая по-городскому, со вкусом, соответствующим моде. Ее огромные глаза выразят мучительное сосредоточение на одной терзающей ее мысли, которая никак не оформится в результирующую составляющую всех векторов ощущений, одновременность которых повергает ее в шок.
«Она – ненормальна», – подумает бывший Ромео, но поскольку теперешний Петрушка к понятию «норма» будет относиться, как и подобает нормировщику, ее ненормальность будет импонировать ему. «Своя!» – восхищенно подумает он…
– Нет, не вертится, – ответит он, потому что, если он ответит в противоположном смысле, придется объяснять, почему. Тогда женщина обратится в тридцатиметровую сороку, схватит в клюв его шляпу с круглыми полями, облетит маленький круг вокруг горизонта и, вернувшись, нахлобучит трехметровой лапой шляпу на голову пациента, обожающего носить шляпы.
– Так вертится или не вертится? – спросит сорока…
Сороки, конечно, не будет… Но она – красива, грустна, серьезна и – ненормальна, она уже была, когда-то в молодых 60-х годах на набережной Москвы-реки, напротив высотной гостиницы «Украина», подошедшей и спросившей: «А вам не кажется, молодой человек, что все вокруг вертится?», – сделавшей при этом круг рукой по часовой стрелке. И осталось это в памяти на всю жизнь. Почему? Она, наверное, тоже чувствовала, что осталось несколько секунд «до». Чувствовать вращение Земли в трехмерном пространстве одновременно по часовой и солнечной орбитам, особенно по ночам, дано немногим, которых многие называют ненормальными и помещают в особые клубы «по интересам», куда есть только вход, а выход только через кабинет «главного нормального» через отречение: «Да, не вращается!», после чего открывается доступ к «кострячку», у которого сидит наш лекарь, подбрасывая веточки в затухающий костер.
– Да здравствуют лунатики-страдальцы, лунатики-счастливцы, от предков несущие эту космическую болезнь. Не считайте себя пленниками эпоса, мифа, традиций. Пленники ли или владельцы? Владельцы откровений, тайн, слова? И да здравствует омертвевшая великая ла-тынь, принадлежащая великой смирившейся истории! – произнесет бывший Ромео, может быть, во сне, может быть, наяву, а, может быть, и не произнесет.

И вспомнит тогда Петрушка, почему он не держит бидонов. Ни пятилитровых, ни трехлитровых, ни литровых…
Потому что огромный бидон, когда-то взмыв над его головой, не оставил никаких надежд на примирение. Лежал тогда Петрушка в степи, уткнувшись лицом в сухую, трещиноватую, как сайгачья кожа, землю. Лежал, широко раскинув ноги в кирзовых сапогах, и лежали рядом такие же петрушки в зеленых выгоревших пилотках, одним глазом провожая стремительный набор высоты этого огромного «бидончика».
Это была огромная баллистическая ракета, которая, преодолев скорость одиннадцать километров в секунду, должна была принести не земное счастье в виде глотка молока или родниковой воды, того, что дала природа, Земля-Матушка в распоряжение человека, а – смерть... Смерть – в торжестве победившего разума, разгадавшего, наконец, простейшее свойство баллистики, повторяющееся в микромире. В торжестве кричащего идиота, освоив-шего азы сотворения и напоминающего ребенка, разбивающего скорлупу яйца: «А что же там внутри?»
«А внутри, господа, белок и желток. А ткани ваши, господа, на девяносто процентов состоят из воды. И вскормлены вы молоком, тайна которого не дает вам покоя, потому что вы забыли, что вы всего лишь «образ и подобие», но не Он!» – будет выкрикивать пациент-Петрушка, размахивая руками, пока не почувствует на себе чей-то взгляд. Перед ним будет стоять женщина, в голубых глазах которой будет сочувствие, смятение и вопрос:
– А вам не кажется, что вокруг все кружится? – спросит она. – Все вертится! – продолжит женщина, обводя руками горизонт.