Монолог расстриги

– Слушай-ка, мой брат монах!
Кое-что у нас в штанах
Бог не отнял – нету сил?
Или просто занят был?
Я же, брат, считаю так:
Бог, конечно, не дурак.
Он и сам порою юной
выходил тропой безлунной
местных девок пощипать...
Что кричишь? Зачем молчать?
Не гневись! Я дело баю.
Старше я и больше знаю,
и скажу, что сей предмет
нам оставлен с пользой. Нет?
Дурень! Пальцем сделан был
тот архангел Михаил,
обвестивший целибат.
Что, ты не согласен, брат?
 Да пойдём скорей из кельи!
Видишь ты – ручей в ущелье.
Не решаясь поднять глаз,
наши сёстры ждут там нас.
Их сердцам томиться тяжко.
Так поможем же монашкам!
Вкусим, братец, наших див!
Тот не жил, кто, не любив,
не считал часов и дней,
чах над златом, как Кощей,
кто не ждал желанной встречи,
не молил скорее вечер
опустить покров ночной...
Да он попросту больной.
 Ты не бойся Божьих кар!
Нас любовь бросает в жар,
сводит судорогой тело,
когда робко и несмело
пробираешься к нему,
словно в ризнице к окну,
чтоб вдохнуть живой глоток –
и упасть у женских ног.
 Это много интересней,
чем библейская Песнь пресней.
Впрочем, чтобы не завраться,
я тотчас признаюсь, брате,
что любить как Соломон
мог, наверно, только он
и, пожалуй, Геркулес,
величайший из повес.
Тот рекорд жив до сих пор,
ненормальный перебор:
пятьдесят элладских дев
легендарный светский лев
в ночь невинности лишил.
Ну герой! Хоть и грешил.
 Говорить стесняюсь вслух,
но ведь даже Святой дух
навещал порой Марию,
хоть страдал стенокардией.
 Ты оставь свой глупый страх:
сей процесс любил Аллах,
несомненно, и Христос
этот же решал вопрос
вечерами на перине
у Марии Магдалины.
А о том, что делал Будда,
говорить вообще не буду.
Значит, Божья благодать
осенит нашу кровать,
непорочное ж зачатье
неизвестно людям, к счастью.
 Что скрывать – признаюсь прямо:
страшно я далёк от храма,
так уж, брат мой, повелось.
От того, не зная срама,
грехом Евы и Адама
увлекаюсь я всерьёз.
 Пусть подымет до небес
Нас сей сказочный процесс!
26.12.91