Мы хоронили...

Мы хоронили жён и матерей,
А также непонятных «левых» ****ей,
И зарывали, чтоб забыть скорей,
Те чувства, что сжигали всех их ради.

Мы хоронили мысли о любви,
О злости, что живёт в глазах прохожих.
О той, чей запах так неуловим,
Что я любил, когда был чуть моложе.

Теперь другие правила игры,
И никого не нужно добиваться.
Те, что хотел ты, пошлы и стары,
А к новым в души лучше не соваться.

Теперь идёт совсем иная масть:
Ночь, кладбище, коньяк, так до рассвета…
Как хочется порой во тьме пропасть,
Услышать злых испанок кастаньеты.

И до утра, в объятьях гашиша,
Выдалбливать под Hause серенады,
А после, очень нежно, чуть дыша,
Срывать бельё с очередной «награды».

Об этом думать на могилах грех,
Ведь надо бы надеяться, что «живы»,
Те люди, что дарили светлый смех
И нежности прекрасные порывы.

Не хочется порой им говорить,
Что с кем-то, просыпаешься под вечер.
Не понимая сам, кого любить?
И постигая вновь пустые речи.

Делиться «непонятным» с мёртвым грех,
А с мёртвой и тем более не стоит.
И если бы вернуть их к жизни всех,
То совесть не нашла б потом покоя!

По краю грёз, за строчкою струна,
Живущим не понять безгласных сеты,
А мне вот, почему-то суть видна,
Шепчу во снах бессвязные сюжеты.

И знаю, что не будет торжества,
Моей немой души и всех, что были.
Пусть даже если будь она жива,
И если бы они меня любили!

Бросая горсть, как первый, кто влюблён,
Я знал, что скоро станет всё иначе.
Мы хоронили матерей и жён,
И то была нелёгкая задача…


4 ноября 2006 года