Он верил в сны...

Я лечу бесплотной тенью в бесстрастном отражении равнодушного исступленного лезвия – того самого лезвия, что так легко и бесхитростно, так безлично и безжалостно разрезало, разделило надвое – на тысячи беспомощных осколков пуповину, соединяющую смерть и жизнь, землю и небо, Ничто и Нечто, усталость взгляда исподлобья и прохладные брызги небесных глаз. То, что в своей вечной несоединимости не могло, не умело разорваться иначе, как под действием этого лезвия.
 Лезвия – Слова.
 Лезвия – Молчания.
 Лезвия, разрубающего спутанный лабиринт Гордиева узла жил, вен, рек, строк, фраз.
 Фраз, не сказанных в Неверие, но замерших в неслышном шепоте.
 Строк, не разлетевшихся по безграничью листа, но сгоревших в ветре.
 Рек, не возвратившихся вспять, но упавших дождем в холод ладоней.
 Вен, не бьющих алой надеждой, но исступленных ее жаждой.
 Жил…
Жил. Когда-то жил… Давно. Не помню.

Помню, как все начиналось. Отчетливо помню, что все начиналось во сне. В бездарном безрадостном сне белой волчицы, что заунывно выла по мертвым
 улицам, холодным, липким снегом требовательно, настойчиво стучась в безликие, безжизненные глаза ссутулившихся окон, замерших в липком страхе неподвижного ожидания.
А Он смотрел. Черными в безликой темноте ночи провалами внимательно-бессонных глаз он смотрел сквозь замерзшую дрожь стекол, лишь чуть отогретых прикосновением его дыхания.
Кто он? Как его звали? Не важно. Он порой сам не знал этого. Важно было лишь то, Что Он видел.
В кружеве ночи, в снежных лохмотьях линяющей шерсти белой волчицы, торжественно беснующейся над прокисшими крышами, Он видел Нечто. Нечто Прекрасное. Светлое. Волшебное. То, что люди видят ежедневно, но зачастую не придают ровно никакого значения. Люди склонны не замечать Прекрасного.
Он и сам будто увидел Это впервые. И Его озарило, завязало узлом и вывернуло наизнанку, вытряхнув, выбросив все лишнее, мелкое, повседневное, оставив лишь этот Свет. Удивительный, теплый весенний Свет. Как крик, как причину и следствие, как предчувствие Конца Света, Конца Жизни – старой жизни – Жизни До – и начала новой. Армагеддон Одиночества, локализованный в сознании единственной булавки– личности, потерянной в общественном стогу прошлогоднего сена.
И Он чувствовал этот Свет. Ловил его губами, впитывал каждой клеткой, фразой, взглядом, дыханием, шепотом. Он видел Ангела с Глазами цвета Весеннего Неба.
Странно, раньше Он никогда не любил весну.
Он долго не мог уснуть. Ходил босиком по темной комнате, боясь спугнуть тишину, курил одну за другой привычные сигареты, вдыхая и выпуская на волю их синий приятно горьковатый дым. А когда все же это случилось, то во сне Он увидел эти глаза. Волшебные Глаза цвета Весеннего Неба. Он верил в сны.