Молчание Ивана Израилевича

Да… Человек без памяти – это как почтальон без сумки: вот он есть - а для чего есть? Недоразумение ходячее.

Я тоже раньше на память не жаловалась. А потом жизнь как закрутилась: замужество, инфляция, Брежнев умер... Разве все упомнишь?! Просто беда. И самое подлое в данном вопросе, что хорошо помню только совершеннейшую труху. Вот зачем мне, к примеру, помнить, что имя-отчество директора турбазы «Приморская», где мы отдыхали семьей летом 1977 года, Иван Израилевич? Незачем. А я помню. Въелся этот Израилев сын мне в мозг – ни одна анестезия его не стерла. А было их две.

Да я бы, люди добрые, и не страдала от этих фактов своего периодического идиотизма. Но разве всем угодишь? Хорошо, что домашние ко мне привыкли и, если я говорю «мартышка с гранатой», то они понимают, что я имею в виду президента Ирана, чтоб его дождь намочил. А если поминаю «старика Козлодоева», то это прямая ассоциация с Федором Петровичем Подопригора, который на гаражах завел животину, рассчитывая на колоссальные удои, забыв, однако, заглянуть блеющей твари под хвост.

Все эти иносказания милы, и порой срывают вялые аплодисменты в узком кругу приватных междусобойчиков. Но иногда приходит тот час, когда вещи нужно называть своими именами, а порой и своими отчествами.

И такой случай грянул не далее, как вчера.

А произошло вот что.

Я женщина аккуратная, и дважды в год имею привычку хоть краем глаза свидеться со своим терапевтом. Звать ее Татьяна Дмитна. Классик носом не шмыгнул бы, а сразу отнес ее к категории дам «приятных во всех отношениях». Татьяна Дмитна, оглядев меня с головы до пят, цепко ухватилась за мои бумажные анализы – непосредственные и молчаливые свидетельства того, что организм мой, хоть на 90 процентов и состоит из воды, но не прост, а вовсе наоборот – сложен, и имеет свои параметры и кондицию.

- А знаете, все неплохо!.. - с почти получившейся улыбкой через три минуты заключила врач. - Вот только сывороточное железо, уважаемая, как-то мне не нравится… как-то низковато оно у нас…. Давайте-ка мы еще раз кровушку сдадим и посмотрим, и проанализируем! – подмигнула мне праправнучка Гиппократа.

Она стала шарить рукой по поверхности стола в надежде отыскать что-то, чем смогла бы записать на бумажечке для меня вот эти два ключевых слова - «сывороточное железо» - но я громко засмеялась и уверила Татьяну Дмитну, что успею не забыть такую чепуху по пути до регистратуры, где должна буду оплатить анализ.

Мы распрощались, клятвенно уверив друг друга передавать приветы всем, даже единожды прихворнувшим общим знакомым, чьи жизненные тропы пересекутся с нашими в ближайшее время, и я двинулась к регистратуре.

Путь к регистратуре был короток. Нужно было лишь спуститься с седьмого этажа на первый, пройти по коридору и повернуть направо.

Но, господа, честное слово, я совершенно не помню, где, в каком именно месте лестничного пролета я забыла, за какой анализ мне надо заплатить.

Анализ-то я забыла, но зато очень выпукло в моем подсознании обрисовался полный брюнет маленького роста с квадратными большими ладонями. «Здравствуйте, Иван Израилевич..» - произнесла я про себя и впала в уныние. Присутствие в голове этого толстого брюнета не сулило мне ничего конструктивного. Тем не менее, Иван Израилевич мне подмигнул и поклонился, как старой знакомой.

Краснея и нервничая, я вписала свое лицо в полукруг казенного окошка регистратуры.

Юная дева с пунцовыми губами и трепетной грудью внимательно посмотрела мне в глаза.

Я улыбнулась.

Она ответила мне взаимностью.

…Было поздно и в фойе уже никого не было. Секунд тридцать я рассматривала свой ноготь на указательном пальце правой руки и пыталась сконцентрироваться. Китайский подход к делу помог мне мало, и дева, нервно ерзая на креслице упругой попкой, поинтересовалась:

- Что вам надо?
- Кровь сдать… - сдалась я.
- Какую кровь? – дева привычно клацнула на клаве несколько аккордов.
- Свою… - полностью обидиотилась я в ее глазах.
- Это я поняла. – снисходительно уточнила дева, - Какой показатель?
- Я не помню!.. Понимаете?!. - поделилась я с ней своей болью.

Иван Израилевич выпятил нижнюю губу, изображая сострадание, и погладил меня по голове. Я послала его к черту. Он надулся.

- Уточните – приходите… - разочарованная дева сыграла тонкими пальцами прелюд, закрывший все приветливые окошки на мониторе.

- Я сейчас вспомню.. Вы мне только помогите… Вот какие вообще бывают…эти… показатели? – робко вопросила я.

Иван Израилевич приподнял брови, внимая каждому слову, которое могло сорваться с уст моей собеседницы.

- Да что вы в самом деле, женщина?! Говорите, что вам надо или идите - уточняйте. Здесь не справочное бюро! – девушка была обижена в самых лучших своих профессиональных качествах.

Действительно, подумать, что с такой попкой и грудью она станет изображать справочное бюро, было бы кощунством.

Иван Израилевич посмотрел на меня с укоризной, явно симпатизируя обиженной девице.

Я поняла, что ненавижу его, девицу, Татьяну Дмитну и еще очень много людей, которые всегда все помнят, а я - нет.

- Ну, хорошо, я вам скажу, только вы не удивляйтесь… - взмолилась я.
- Что?! – с вызовом посмотрела на меня дева.
«Чточточто?!» – хохотал Иван Израилевич.

- Я помню, что в названии анализа было молоко… - сказала я без огонька.
- А кефира там не было?! – девица решила, что по сравнению со мной она не только не справочное бюро, но даже не ВОЗ и не ЮНЕСКО.

ООН она по сравнению со мной! НАТО и ОПЕК вместе взятые!

- Дама, ну поймите, - говорила она мне тоном, каким растолковывала своему маленькому сыну, что нельзя публично выпускать газы. – Это только так говорится: «Кровь с молоком». А на самом деле – молока в крови нет! – она очень убедительно хлопнула ресницами.

Иван Израилевич ей поддакнул.

- Ну, между кровью и молоком есть нечто общее! – не сдавалась я.
- Что?! Что между ними может быть общего?! – издевалась дева.

Иван Израилевич одной рукой показывал ей на меня, а другой делал недвусмысленные пассы возле своего виска.

- И в крови, и в молоке есть сыворотка! – я была очень довольна собой.

… Наш разговор длился уже пять минут. Кто-то из опаздывающих посетителей диагностического центра заглядывал в регистратуру и пытался, оттерев меня плечом, решить свои вопросы с девой в пунцовых губах. Но той уже не было ни до кого дела. Она уже должна была морально додавить меня, возрастя в собственном сознании до Межгалактической Лиги Наций. Она встала с кресла и, прильнув к окошку, дыхнула «Вогом» мне в лицо:

- Так и в сыворотке крови миллион параметров!!

Иван Израилевич делал вид, что не знаком со мной. Он открестился от меня и полностью перешел на сторону юности и непоколебимой логики. Развязно виляя бtдрами, он приблизился к деве, приобнял ее за чуть пониже талии и нагло улыбнулся. Во рту у него блеснула белая фикса…

- Железо!! – закричала я. – Мне нужно сдать кровь на сывороточное железо!!

Девица сникла. Она поправила гардеробчик и хрустнула пальцем.

- Так и говорите… Что вы мне голову морочите…

Иван Израилевич опешил. Он удивленно смотрел на меня, как смотрят на ожившее музейное чучело, сто лет пылившееся на самой верхней полке экспозиции, и вдруг вскудахтнувшее о снесенном яйце. Он был подавлен и разочарован. В каком-то смысле он был приговорен, и понимал это. Но как любой приговоренный, он еще надеялся на чудо: на какую-то мою оплошность или недомыслие.

Однако все было напрасно.

Паспорт, медицинский полис и деньги у меня были с собой.

Через минуту я получила «направление на кровь» и вышла из центра.
Иван Израилевич семенил за мной на расстоянии трех шагов. Я не смогла сделать вид, что не замечаю его.

Я остановилась и, не поворачиваясь, громко сказала в темноту:

- Чтоб духу твоего возле меня больше не было…

Ей богу: позади что-то всхлипнуло и испарилось с характерным запахом тухлого яйца...