Свержение

Я сижу дома целыми днями. Я никуда не выхожу из квартиры, да я из комнаты своей выхожу редко. Я снимаю жильё у милой пожилой женщины, которая кормит меня своей вкусной едой, а её левая нога короче правой. Ей приходится носить ортопедическую обувь.
Целыми днями я в четырёх стенах. Мне не хочется выходить на улицу, а улица не хочет видеть меня. Потому что я теперь ничто. Никто.
Когда-то я был поэтом. Я был личностью! Я сидел на подоконнике и выбрасывал из окна тетрадные листы, на которых было много разных букв, слов, предложений. В которых было много мыслей, эмоций, переживаний. Это были мои стихи. А люди, люди!.. они ловили эти листы. Они впивались в них глазами. Они улыбались, они читали вслух то, что я хотел до них донести. Они любили меня, я был любим! Я был счастлив.
Раньше когда я смотрел на стены своей комнаты, я видел фотографии, много фотографий, с которых меня смотрели красивые, весёлые люди, среди которых был и я. Моя невеста, ах, какая у меня была невеста… Она носила в своих светлых волосах венок из одуванчиков, она носила в своих карих глазах любовь ко мне. Она не просто любила меня, нет, она боготворила меня и мои стихи, и это обожание могло бы даже отпугнуть меня, если бы не было столь сладостным.
Когда я сейчас смотрю на стены, я вижу обои. Лимонные. С жёлтыми полосками. Мы их пару дней назад клеили с хозяйкой квартиры. А фотографии забрала моя невеста, когда приходила с известиями. Очень скверными известями: она уходила от меня. А я всё смотрел на дырку в линолеуме и молчал, пытаясь представить, какой же будет жизнь без неё.
Представлять не пришлось – я это ощутил сразу же. Я слушал музыку, я читал Эрленда Лу, но я перестал творить.
Раньше по средам к моему окну подходили люди. Они ждали стихов. Они уже заранее улыбались, они заранее любили. Но в ту среду всё было иначе. Люди стояли под дождём, закинув головы, и смотрели в моё окно. Я выглянул к ним, я попросил прощения. Я сказал, что устал. Что ничего не будет. Они начали кричать, бранить меня..
 Толпа, как ребёнок. Она жестока. Она требовала стихов, она требовала меня, а я.. Ну что я? Я пуст. Люди, что вы хотите от меня? Я сижу целыми днями дома, я жду свою невесту, которая ушла от меня.
Я пытался творить, честно пытался. Я рассчитался со своей прошлой музой, я нанял другую. Я налил себе горячего молока, я надел очки, я наточил карандаш. Но бумага оставалась чиста.
Забрала мой дар невеста моя, как забрала мои фотографии.
По ночам, сидя у форточки, я пытался курить. Я чувствовал, как мои лёгкие швырнули в грязный мешок и начали пинать ногами, но я продолжал заглатывать и заглатывать дым. Я хотел внести в свою жизнь что-то новое.
Я хотел, чтобы люди ушли из-под моих окон.
Чтобы они перестали кричать на меня, бранить меня.
Ведь сейчас я сижу на подоконнике и слушаю их. И смотрю на них. И я слышу, как они требуют стихов, как они требуют меня, и я вижу, как не видно им моего лица, полного отчаянья.
Вы хотите меня? Я сижу на подоконнике.
Вы хотите меня? Я свешиваю ноги вниз.
Получайте!