Дракон в юбке ч. 1

Так странны в стремнинах истории броды.
Так часто в попытках поток перейти
слагают народы легенды и оды
о тех, кого встретят в нелёгком пути.

Однажды в туманных горах Поднебесной
на перевале сошлись мудрецы.
Двое их было над времени бездной,
где с горластой орлицей кричали птенцы.
Сошлись да присели у пропасти бреши,
светились тела из халатных прорех.
И спросил один: "А скажите, мудрейший,
сможет ли смерть смыть грех?
Ведь о мёртвых след говорить хорошо
либо набрать в рот воды.
Выходит, все они с чистой душой
улетели в Божьи сады"?
И ответил, подумав, второй мудрец,
брови седые сдвинув:
"Смерть - суду живых не венец,
лишь святые срама не имут.
И воскликнул первый мудрец в ответ:
"Истинный разум лишён оков!
Странные встречи бывают, где ветр
скован объятьями облаков.
И воистину - кто на поминках усопших
знает, что мыслят живые?
Много ль воспоминаний хороших
об ушедших в миры иные?
А ведь в этих горах от нас до Будды
невелико расстоянье.
Пусть диалог или спор наш будут
всех мудрецов достояньем.
Мы не будем подобны резвым коням,
что несутся в ночи на рыси.
Давайте-ка с вами спустимся к дням
правления хитрой Цыси.

Первый мудрец:
Вы можете выгнать меня взашей
и вернуться к своим умным играм.
Но я уподоблюсь "Ловящему вшей
при разговоре с тигром"*.
Мало найдётся людей в Поднебесной,
(да кого угодно можно спросить)
кто правду сказал бы, сидя над бездной,
о правлении злой Цыси.
Она была маньчжурского рода,
вроде бы, "Жёлтого знамени".
Коварна была у девицы порода!
Гореть бы ей в адовом пламени!
Говорят, перед родами мать Тун Цзя
видела сон, будто бы с небосклона
огненный месяц, тихо скользя,
проник в её спящее лоно.
Но вместо Огненного змея
родила поутру мать красивую дочку.
И назвали её Ланьэр - Орхидея…
На этом бы чуде поставить мне точку.

Второй мудрец:
Нет, рано сворачивать нам знамёна
и собирать, торопясь, барабаны.
Мы будем подобны осенним клёнам,
что сеют неспешно листья-романы.
Полна чудесами вселенская чаша
под пологом синим небесного ситца.
Ведь ещё говорят - героиня наша
была в прежней жизни белой лисицей.
Раз император Даогуан
на охоте узрел альбиноску-лису.
Та ему кланялась, будто шаман,
завидевший чудо в волшебном лесу.
Взял император свой лук драгоценный,
и готова была сорваться стрела.
Но тут раздался крик принца Сяньфэна:
"Отец мой, не причиняйте ей зла.
О вашей мудрости и доброте
слава стремится ветра скорей.
К вам даже звери в святой простоте
шлют самого мудрого из зверей".
Рассмеялся Даогуан, свой лук опустил,
и пришпоренный конь его дальше помчал,
Но, встретив лису на обратном пути,
в азарте сразил её наповал.
А потом императором стал Сяньфэн.
И, о деле набора наложниц радея,
его евнух узнал в летописной графе,
что в день смерти лисы родилась Орхидея.
Вот и выходит, что эта Цыси
была в прошлой жизни коварной лисицей.
Но нет добродетелей в сердце лисиц…
Клянусь своею седою косицей!
 
Первый мудрец:
А ещё говорят, что, гуляя по парку,
слушая свист переливчатый птичий,
забрёл Сяньфэн под платанов арку
и услышал чарующий голос девичий.
Прокравшись, как тигр, на задний дворик,
возле пруда в бирюзовом бамбуке
узрел он певицу, чей голос вторил
птицам лесным в их любовной муке.
От вожделенья вспотел император,
в тростнике решил затаиться.
Чую, Сяньфэн всё отдал бы злато
за бурную ночь с той "птицей".
А уж девица вовсю заливалась,
как бы вовсе не видя Сяньфэна.
И томная песня в лесу раздавалась
о любви нежной, нетленной.
Дрожал император в своём нетерпенье,
как тигр перед прыжком,
а Ланьэр отдавалась дивному пенью,
чаруя своим голоском.
Сяньфэн, совладать с желаньем не в силах,
тихо подкрался к Ланьэр со спины.
Ах, как же кипела кровь в его жилах!
Да, в страсти цари и плебеи равны...
Вмиг обернулась к нему Орхидея,
искусно под пудрою побледнев.
Грациозно склонилась, от счастья млея,
в коварстве лисьем победу узрев.
А император смешной и наивный,
словно глупый, надутый фазан,
прилетевший на зов самки дивной,
думал, что победил он сам.
"Не угостишь ли меня ты чаем?
- присел император на лестницу.
-Я в Поднебесной уже и не чаял
встретить такую прелестницу".
Щёчки зарделись под рисовой пудрой,
согнулась Ланьэр в поклоне.
Вечернее солнце - дракон златокудрый -
пронзало лучом ущелье на склоне.
Отослал Сяньфэн гонца во дворец
передать, чтоб не ждали рано.
И настал тут свободе его конец…
Глубока была в сердце рана.
Три дня и три ночи любовный их бой
шёл с переменным успехом.
Ненасытна была Цыси на любовь
и на притворство со смехом.
Так оказалась она в "драгоценных
наложницах" в шумном гареме.
А Сяньфэн, отказавшись от дел своих бренных,
ей отдавал всё время.
А уж среди "драгоценных наложниц"
сбросила шкурку лисицы Цыси.
Женщины власть - острия пары ножниц:
могут подстричь, могут жизнь погасить.
Где с лаской змеиною, где со слезами,
где с улыбкою к власти она ползла.
И время пришло - ей подмётки лизали
сановники главные в важных делах.
Так обезьяна, сидя на древе,
грозного тигра завидев внизу,
в него что ни попадя мечет во гневе,
а в когти попавшись, пускает слезу.

(продолжение следует)
______________
* Мэньши таньху кэ (кит.) - "Ловящий вшей при разговоре с тигром" - псевдоним китайского писателя-сатирика времён правления Цыси. Можно перевести - "смельчак".