с днем рождения, феликс!

Со временем со Временем не шутят. Переведи часы на день рожденья. Останови (попробуй-ка!) мгновенье, не выйдет, милый, время не запутать. Не запугать.
Оно себе – тик-так – идет, не зная смен и остановок, оно свой шаг отстраивает снова, оно немногое дает тебе взамен.
Ну, скажем, спуд обязанностей. Бремя вставать с утра, в одно и тоже время, бежать в попытке вырвать хлеб насущный там, где его, как правило, берут. Из тысячи минут, из миллиона, отпущенных Творцом, на стройку Дома потратишь ровно треть, став мужем и отцом.
Вторую треть отдашь друзьям задаром, порой плацдарм теряя за плацдармом, во имя эфемерных представлений о сказочках с приятственным концом. Сюда добавь пустые разговоры, ночные споры, поиски опоры, где каждый остается при своем….
Ах, время, что б тебя! Идет себе, спешит, по ходу шевелюру ворошит, считая украшением седины, твою попутно пригибая спину, все побольней ударить норовит. А мы, как это водится, крепчаем, мы пролетевших лет не замечаем, ну, или делаем хотя бы вид.
Оно бежит. А спросите – куда? В какой эдем, в какие города, в обход всех торных троп и скользких тем? Оно уйдет со всем, что составляло смысл и стержень, что зыбкую давало – но – надежду, что пряталось в количество морфем, вполне достаточное для общенья, но шансов не дает на возвращенье, маршрут конечный, извини, la term…
Осталась – треть. Куда ее потратить? Попробуй уклониться от объятий, и, например, на море посмотреть. Сидеть на берегу, считать закаты, и проплывающим врагам кричать: «куда ты!», смотреть в волну на рыбью мелюзгу. И думать. И прихлебывать мадеру. И высшею карательною мерой считать нахлынувшую вдруг тоску. Пусть под рукой лежит гарпун и спиннинг, в преддверии вселенской энтропии авось захочешь выудить треску… Окаменеть, как датская русалка, а время пусть течет, его не жалко, оно – само собой, мы – сами по себе. Сказать спасибо Богу и судьбе, что есть что вспомнить и на что смотреть, кого любить, с кем выпивать и петь, с кем на одной, прости, трубе сидеть, с кем верить, что еще осталась треть, быть может, лучшая, как ни было бы странно.
А время в тесноте «pacco rabano» пускай летит резиновым мячом, пусть бьет струей, как если бы из крана, пускай идет.
А мы-то тут при чем?