Страна Лимония

* * *

Изучайте, мальчики,
навигацию,
Изучайте, мальчики,
астрономию.
Не суметь без них
разобраться вам,
Как найти дорогу
в Лимонию.

Там полны деревья
лимонами,
Там гремят салюты
петардами,
Деньги там гребут
миллионами,
Сдачу там дают
миллиардами.

В космосе летящие
спутники
Обеспечат вас
информацией,
Но, чтоб уловить точно
суть ее,
Надобно дружить
с навигацией.

А иначе вместо
Лимонии
Попадете в край
сумрачный,
Где деревья стонут
в агонии
И полно волков
сумчатых.

Выбирайте, мальчики,
спутников,
Бойтесь подлецов
пакостных,
Тех, что карты вам
спутают
Или предадут
запросто.

И тогда не знать вам
Лимонии,
До нее тогда
не добраться вам.
Не поможет тут
астрономия,
Не поможет тут
навигация.


* * *

О детство, ты было прекрасно!
Мой книжный мальчишеский рай,
Где хриплое слово: «Пиастры!»
Зловеще кричал попугай,

Где Билли, пират одноглазый,
Рычал: «Разрази меня гром!»,
Был в буйстве своем безобразен
И пил до бесчувствия ром.

Являлся к нему на разведку
Слепец, шелудивый, как пес,
Вручил ему черную метку
И сам еле ноги унес.

Сокровища старого Флинта
Пираты умели хранить!
… Вела, словно в глубь лабиринта,
Искусного замысла нить.

…К былому не будет возврата.
Давно уже вышли в тираж
Наивные эти пираты,
Бесхитростный их антураж.

Где черная эта повязка?
Где бочками льющийся ром?
Пора бы мне старую сказку
Забыть, разрази меня гром!

Не надо глядеть на соседку.
Как будто она – Билли Бонс.
Но кто же мне черную метку
Подсунул буквально под нос?

Ни в чем не замешанный житель,
Я бизнес ни с кем не крутил.
Но кто к пистолету глушитель
В подъезде моем навинтил?

Навеки исчезло пиратство –
Мой книжный мальчишеский рай,
Но хриплое слово: «Пиастры!»
Опять прокричал попугай.



* * *

Какое было время! Были сказки,
И был их завлекателен напев.
В них гурии султану строят глазки –
Полуодетых сорок знойных дев.

В них бродит вор в окрестностях Багдада,
В них мореход Синдбад непобедим
И молод сухопутный друг Синдбада,
Веселый парень с лампой, Аладин.

К сокровищам его неудержимо
Фантазия рассказчицы влекла,
И вырывались из бутылок джинны,
Из каталажек прочного стекла.

А Аладин всё проявлял геройство
И скакуна-красавца понукал,
И вот, провозгласив: «Сезам, откройся!»,
К сокровищам султана проникал…

О годы, годы! Где моя бравада?!
Где прежнего азарта кегельбан?
На пенсию ушла Шехерезада,
С престола свергнут внуками султан.

А джинны шумно спорят из-за денег
И лезут – кто в бутылку, кто в кувшин.
Почти без вожделенья смотрит телек
Ленивый, апатичный Аладин.

Уныло созерцает старый дурень,
Давно лишенный всяческих надежд,
Как там танцуют сорок райских гурий,
Пленительных, почти что без одежд…

Он позабыл о молодости пылкой.
В Багдаде все спокойно – спит Багдад.
Сезам открылся. Джинн сидит в бутылке.
Торгует сигаретами Синдбад.

Друзья мои! Как вас осталось мало!
Где наших встреч целительный бальзам?!
И я с кунжутом покупаю халу –
Кунжут – ведь это то же, что сезам…


* * *

Как много в мире все-таки профессий!
У каждой свой, лишь ей присущий почерк:
Певец поет, поэт слагает песни,
А спонсор их рекламой озабочен.

Еще пример: один идет за плугом,
Другой ему натопит жарко баньку,
А третий, что моим назвался другом,
Все суетится, все валяет ваньку.

По части дружбы – профессионал,
О, как моим сочувствует он бедам!
Признаниями в дружбе доконал.
Он предан мне (и я им буду предан!)

Как любит повторять он слово «друг»,
Как нудно произносит монологи!
А мне его и слушать недосуг,
Когда скрываюсь я в своей берлоге.

Не знает он, как в жизни мне везло:
Подчас ко мне, стряхнув сигарный пепел,
Заходят, словно в Царское Село,
Матюшкин-друг  и Виля Кюхельбекер.

И впрямь одно лишь может означать –
Нерасторжима с ними дружба наша,
Когда ко мне заходит помолчать
Их друг и однокашник, Пушкин Саша.


* * *

Живи легко, свободно, весело,
Дыши уверенней, ровней.
Предательство – почти профессия,
Других не хуже, но древней.

Не надо на полях горбатиться,
Для сева выбирать момент.
Рубли, что вложены в предательство,
Дадут хороший дивиденд.

Нашептывая: «Вот и славненько!»
И унимая дрожь руки,
Адептов предают наставники,
Учителей – ученики.

Пусть процветает мракобесие,
Пусть мир погибнет – наплевать!
Еще доход дает профессия
И есть возможность предавать.

Не все учло законодательство;
Поправка к кодексам нужна:
Давать медали за предательство,
А самым шустрым – ордена.

Когда введут вас на судилище
И прозвучит команда: «Фас!» -
Кто вас вчера боготворил еще,
Потупит очи – и предаст.

Непросто распознать предателей,
Их не ищи среди врагов.
Предатель ходит меж приятелей,
К вам демонстрируя любовь.

Помедлит с вестью огорчительной,
С плеча рубашку вам отдаст,
Но в час рассчитанный, решительный
Вас поцелует – и предаст.


* * *

Всю жизнь я был объектом черной зависти.
Завистники – докучливей блохи.
Завидуют, что мне даются запросто
И формулы, и проза, и стихи.

Завидуют моей немногословности –
Я помолчать люблю наедине;
Тому, что отвергаю я условности,
Завидуют вдвойне моей жене.

Завидуют ей, что она – единственна,
Завистники же всё меняют жен;
Тому, что я постичь пытаюсь истину,
Повязываю галстук, как пижон.

Моим долгам мучительно завидуют,
Тому, что возвращаю я долги,
Тому, что не привык сносить обиды я,
Тому, что есть и у меня враги,

Тому, что шел дорогами ледовыми,
Что старыми друзьями дорожу,
Что трудно я схожусь с друзьями новыми,
Что с подлецами дружбы не вожу,

Что мне милы весенних яблонь завязи,
Что шутками завистников смешу,
Что к ним я не испытываю зависти
И зависть их легко переношу.


* * *

Я думаю, когда доймет попса:
В чем правда жизни, где она сокрыта?
Искать ее, воззрившись в небеса
Или уткнувшись пятачком в корыто?

Ее искать – у входа во дворец,
Иль, может быть, во мраке на задворках?
В любовном ли соитии сердец,
В бандитских ли отчаянных разборках?

Кто ей хозяин? Иль она ничья?
Пред кем она склоняется покорно?
Что глас ее – журчание ручья,
Блестящая ли, нежная валторна?

Молиться ли смиренно: «Даждь нам днесь»
Иль кланяться шуту и прохиндею?
Я здесь стою. Я мыслю. Вот я, здесь.
Я человек. Я истиной владею.


* * *

Я догоняю самого себя.
Я где-то был оставлен там собою,
Где молодость, дерзая и любя,
Шутила и смеялась над судьбою.

Как от себя сумел отстать я сам!
Сейчас бы мне хоть старую трехтонку,
Чтоб сесть в нее, ударить по газам,
Да и погнаться за собой вдогонку.

Трехтонка – да, но лучше – «Мерседес»,
Чтоб три луча сверкали над капотом.
Гонюсь – и пыль взлетает до небес,
И в сторону шарахается кто-то.

Ах, мой видавший виды «Мерседес»!
Как жаль, что ты не побывал в ремонте!
Мелькают мимо пашни, села, лес,
А я все так же – там, на горизонте.

Сейчас добавлю скорость – не догнать!
Медлительный спидометр ненавижу!
В сердцах припоминаю чью-то мать,
Но сам к себе ничуть не стал я ближе.

Еще усилье – дотянусь рукой!
Ну, четырехцилиндровые кони!
Но как догнать себя – ведь я такой,
Сумею скрыться от любой погони.


* * *

Где я живу? Живу я в ноябре
(Ободраны забытые плакаты).
Живу на самом кончике тире,
Что тянется соединить две даты.

Одна из них – в пыли моих анкет,
В четвертом пункте – год и день рожденья,
Другая – нет, другой пока что нет:
Вот, так сказать, предмет для размышленья.

Как будто прятки – детская игра
Идет с моим невидимым партнером.
Нашлось «сегодня», поймано «вчера»,
А «завтра» притаилось за забором.

Лукаво ждет: я отвернусь на миг,
Когда устану попусту аукать, -
Оно из-за забора скок да прыг
И прибежит на кон – меня застукать.