Первая - последняя

Я надену красную рубаху,
Натяну я сапоги со скрипом,
Опрокину, выдохнув, рюмаху,
Растяну гармонь свою со всхлипом.

Заору с крыльца я заполошно.
Ну и что, что на деревне полночь!
Как туманен ноне Путь молошный…
Что ж ты, Люба, ничего не вспомнишь?

Помнишь, Люба, мартовские ночи,
Ор котов да тёмные овины?
Под луной мерцали твои очи.
Как мы были, Любушка, невинны!

Помнишь, Люба, время ледохода?
Псы забились под крыльцо от грома.
Как любовью полнилась природа!
Как тебя я целовал у дома!

Положу я бороду лопатой
На меха истерзанной гармони.
Ну и что, что ноне я сипатый!
Я ведь ране соловьём пел, вспомни!

А в ту пору был без бороды я,
Жизнь казалась мне сплошной удачей…
Да и пусть мы, Любушка, седые!
Да и пусть про нас народ судачит!

А любовь - не лёд, не истончилась,
Не ушла весеннею водою.
Уж не помню, что у нас случилось,
Обернулось мачехой-бедою.

Ты в Москве живёшь у старшей дочки.
Помнишь ли ты, Люба, гармониста?
А у нас здесь - ягоды-цветочки
Да ещё по речке - звёзд монисто.

Правда, нет в деревне больше клуба,
И закрылась возле дуба лавка.
А намедни, к сожаленью, Люба,
Умерла твоя подруга Клавка.

Что тебе квартировать в столице?
Нету в ней для душеньки раздолья.
Люд шальной там, озверелы лица…
Хорошо - от них далече колья.

А у нас здесь, Люба, тихо очень.
Намело зимой по окна снегу.
Мне не спится что-то в эти ночи,
Талый март наводит в сердце негу.

Я ведь, Люба, уж два года вдовый.
Одичал я без любви да ласки.
Правда, Люба, норов мой суровый
Не даёт соседке строить глазки.

Мы бы, Люба, зажили с тобою,
Как нам в давней юности мечталось.
Ты б мой дом наполнила любовью,
Мы бы скрасили с тобою старость.

Я надел бы красную рубаху,
Сапоги б надел, и было б любо.
Ты со мной пригубила б рюмаху…
Приезжай ко мне, родная Люба!

Москва
10.03.2000 г.