Шаги командорши

Над Севильей тянется печально,
Как мантилья белая, туман.
На ковре разврат познавшей спальни
Плачет обольщённый Дон Жуан.

Донна Анна, в бусы и браслеты
Гроздьями низавшая сердца,
Беззаконной роковой кометой
Вторглась в жизнь стыдливого вдовца.

Дерзок был её раскрытый веер,
И звенел затянутый корсет.
Бедный мотылёк огню поверил,
Опьянённый песней кастаньет.
Попран был супружеский обет.

Обретя в поруганной постели
Радости невиданных утех,
Тихо он мечтал о колыбели -
Но в ответ звучал обидный смех.

Но всего мучительней и горше
Было то - превыше всяких сил -
Что портрет покойной командорши
Видел всё - и вроде как грозил.

Донна Анна, грациозней кошки,
Стоя на кровати в неглиже,
Ей, шутя, пририсовала рожки,
Пальчики макая в бланманже,

И шепнула, нежно и лукаво,
Кружева поправив на груди:
"То, что мы творим, тебе по нраву?
Будешь третьей. В полночь приходи".

День промчался безобразно скоро.
Опустился полуночный мрак.
Чу! Из недр глухого коридора
Слышен командорши грузный шаг.

Распахнулась дверь гнезда разврата.
Содрогнулся потрясённый дом.
Честь Жуана, как трава, измята,
И душа растоптана притом.

Разговор был жарким, но коротким...

Подглядим истории конец:
Командорша с адской сковородкой
Сплетничает весело с красоткой
В ожерелье из мужских сердец...

На картинке этой, как ни странно,
Нет знакомца нашего Жуана.