вот и поговорили

она пришла. она открыла дверь холодными руками, перешагнула порог и прошла в кухню. она достала из ящика нож, села со мной за один стол и объяснила мне все. она говорила долго, изредка прерываясь на тонко вымеренные и уместные паузы. смотрела так, как смотрит человек, который больше никогда не придет. как смотрит человек, который уже никогда не сможет смотреть по-другому, не сможет никогда смотреть так, как он смотрел раньше. она говорила, а я сидел напротив и внимательно слушал, так внимательно, как не слушал никого. никогда. мне хотелось бежать, не в направлении от или к, нет, мне просто хотелось бежать до боли в ногах, хотелось кричать, но этого я не умею, не могу, а бежать хотелось так, как бегут на поезд, который увозит, зная что бежишь впритык, за минуту до отправления. бежать до второго дыхания, до такой степени, когда перестаешь чувствовать усталость, боль, собственное тело. я смотрел ее. я видел ее руки, кисти рук, я не дотрагивался, но знал, что они не теплые, шершавые от сухости кожи, кожа мраморно-белая. я смотрел, а она говорила. она закурила. я вообще не люблю, когда кто-то курит, когда просто курят, когда именно кто-то курит. сквозь тонкий столб сигаретного дыма, расплывающегося по воздуху, я продолжал спокойно смотреть. она потушила сигарету. потом...чай с мятой, тишина, и то, что осталось от нее у меня в руке.