Не речь

И лишившись внезапно не речи, а дара молчанья
С перегретых высот, с коих путь за столы, да поминки
Вдруг из трещин и жабр просочилась наитьем случайным
Неслучайным потом оказавшись, а порезью длинной.
Небывалой, немогущей быть, жидкой болью промокший
Я валюсь, я торчу, вымогая у Господа чудо.
Бьётся ключ в полынье на груди. Тихо ропщет.
Позови. И простит и придёт. Как всегда ниоткуда.
Не придет. Запечёной тоской, ниткой соли
То ли полуживая, а то ли вообще не живая
Промокая не той, не моей, но своей ложкой боли
Если что и простит, то потом. На руках умирая.
На руках не моих. На руках у другого кого-то.
Не сплетёт он исламским орнаментом нежную руку
Будет пить твою душу из губ, и из капелек пота
И идти по границе всегдашнего страшного круга.
Это жуткое лето, которое выглядит снова
Как вчерашняя тара с помадой на горлышке грязном
Потому мне в нём НИКАКОВО, что рождается СЛОВО.
Но оно таково, что не скажешь им много о разном.
Это тромб, а не слово. Не лезет ни в горло, ни в вены.
Я глотаю любовь как слюну, и дрожжу от изжоги.
Жизнь и есть перевод немоты, не совсем полноценный.
Отличаясь от смерти своим реквизитом убогим.