Круговерть

 КРУГОВЕРТЬ

 Как всё закружилось-то, батюшки! В глазах – фиолетовые пузыри, в голове звон, шелест, гул, в ушах – писк какой-то, свербёж… Подмышки вспотели – пятый день уж не мыты! – и теперь начали странно пахнуть, кислотцой, капусткой, пряным козликом. Под ногтями грязь накопилась. В ботинках ощущается слизь – носки сопрели, слиплись со стелькой, теплынь стоит в ботинках – просто апрельская. И вот, стоишь ты на перекрёстке двух дорог – одна называется улица Кирочная, другая – улица Восстания, бывшая Надеждинская. Вокруг машины туда-сюда, люди, голуби порхают над кучкой просо. Краем глаза – бабушка в коричневом полушубке, с роскошным воротником из кошки, согнулась и из пальцев сыплет на земь крупу: «Помяни, Господи, Василия, Ивана, Нину…». Кормит за упокой птиц небесных. У самой - из старой вылинявшей сумки торчит кусочек полиэтиленового пакета; в пакете надкушенная булка, ещё что-то. Красный человечек, уперев руки в бока, смотрит не мигая сверху – далеко ему видно над головами. Видна Нева в конце улицы, а за Невой огни, деревья робкими метёлками, а там, дальше, за Финляндсим вокзалом – Бог знает что видно!
 На морозе всегда из глаз слёзы, не успеваешь их смахивать варежкой. Смахнул, а уж новая вылезает. Вот, замигало оранжевым, и через полчаса зелёный весёлый человечек вспыхнул в чёрной дыре. Машины стали, шофёров не видать за вспотевшими стёклами. Толпа молча перетекает улицу, кто куда. Идёшь и знаешь – не человек ты, а так – каркас, на котором повешено прекрасное пальто с внутренними и внешними карманами. На плече сумка, на голове – шапка. Устаёшь ведь за день: метро, дороги, ветры, толкотня, вонь, чужие дыхания в лицо испаряются. Да что говорить – всем и так известно. Все терпят, а некоторые не замечают, счастливые. Надо дома в душ, смыть этот морок с тела, с сердца. Пришёл домой – разделся, сбросил пальто, сумку с плеч, шапку с головы., лёг на кровать – ногам, рукам приятно, по спине будто благодать какая! И так незаметно, незаметно – уснул замечательным сном, сном неведения, пустоты. Потом вдруг опять – глаза открылись, неудобно в брюках-то лежать на чистом покрывале. Надо брюки снять, аккуратно сложить, чтоб утром одеть не замятые, тоже свитер, рубашку. Потом моешь руки в ванной комнате, вода горячая – приятно! – и долго держишь руки под напористой струёй; грязь вся сошла, ногти разбухли, распарились – теперь постричь надо, на работе уж коллеги криво смотрят. А потом помыть ноги! Сдираешь с ног, словно ветхую змеиную кожу эти ужасные носки, а под ними, оказывается, ещё вторые, надел от холода пять дней назад, да так и проходил неделю рабочую, ночью тоже в них – батарея слабо топится, сквозняки по комнате гуляют. «Да-а! – думаешь, - вроде приличный человек, на работу ходишь, с людьми разговариваешь, а носки-то вон оно как!» И решаешься: ладно! надо целиком, хоть лень, есть хочется, телевизор поскорее включить – что там новенького? Одежду долой и в корыто! Стоишь под душем – приятно сразу, правильно сделал, что не поленился, пересилил. Зато как хорошо! Вымыл тщательно тело жёсткой мочалкой, подмышки, рёбра, шею, колени, пипу и попу – тщательно: новая тварь, жить легче. И подставляешь лицо под горячий дождь. Во все стороны брызги, пена – забудь про всё!
 После бани – грязное тряпьё в охапку и в таз! Залил кипятком, порошком засыпал и под ванну задвинул: арривидерчи! Впереди суббота, воскресенье, целая эпоха до новой недели, до нового колеса, в которое попасть придётся и которое тебя так измочалит, что в среду обязательно – пивко или водочка, для поддержания душевных сил.
 Потом: взял нож, доску, газету расстелил на полу, почистил картошки, порезал длинными дольками, покрошил чесночку, лучку, маслом заправил, посолил, включил комфорку, поставил сковороду, газету с очистками убрал, нож помыл, доску, чашки и тарелки вчерашние, пепельницу вытряхнул и помыл тоже, со стола вытер, всё по местам разложил, расставил, всё наладил к ужину. Попутно позвонил восьмерым – как там у них? Картошку поворошил, чтоб не пригорала, маслица подлил, огонь уменьшил, попробовал, посолил ещё, с соседом поговорил о каком-то транзисторе, о каких-то обручах, дюпелях.
 Наконец – ужин готов. Взял тряпочку, сковороду снял, специальной лопаткой вывалил себе в тарелку кушанье, кетчупом полил, поперчил, сметанки, горошку, вот, ещё рыбки бы… Нож забыл на кухне! Ничего – сходил за ножом, ещё там с соседом о лошадях поговорил, от пива с трудом отказался… Консерву вскрыл, руки зажирнились – салфеткой вытер и салфетку в мусор отнёс. Так, так… вот… Сидишь, смотришь телевизор, ешь жареную картошку, вкусно, хорошо, самому не верится! Ты ли сегодня в 147-м маршруте автобуса уронил в сырость книгу и она упала раскрытыми страницами книзу? Ты ли долго потом шарил между чужими башмаками, в тесноте, искал книгу и не у тебя ли в этот момент зазвонил телефон во внутреннем кармане? Ты ли левой рукой держа сумку и шапку, правой отсчитывая мелочь за проезд, зажав шарф между ног и следя за карманами – воры ведь! – проклинал всё на свете и получал маленький билет, который тут же куда-то запропастился? Ты ли вошедшим контролёрам, будто немилосердным мытарям библейским, доказывал, что платил, платил, но билетик куда-то делся? Неужели это ты шёл против ветра по одной из бесконечных линий Васильевского Острова, закрывая рукой рот от холода и матерясь страшными словами в темноте? Ай-яй-яй! Человек!
 Ешь картошку и будь благодарен.