Грядёт огонь!

Грядёт огонь! Огонь Безумья!
Звенят оковы, топот ног:
Народ поймал в лесу колдунью,
Ведут в обители чертог.

Крапивой сожжены колени,
Порвали платье на куски,
А в волосах оцепенели
Травы болотной лепестки.

Кричат, плюют в лицо и смело
Прислугой Дьявола зовут.
И не понятно, в чём тут дело,
Пусть разберёт церковный суд.

Узрел её нагой с цветами,
Легко парящей над водой,
Слепец прозревшими очами
Сей ночью с полною луной.

Седой аббат святой породы,
Носат, как жирный лис, хитёр,
Согласен с волею народа.
Сию минуту на костёр!

Она молчит и лишь с тревогой
Украдкой смотрит на луну.
А ей кричали всю дорогу:
Ты ублажала Сатану!

Взметнулось пламя в поднебесье,
Что звёздам стало жарко аж!
Нет в мире ничего чудесней,
Смотреть как пастырь входит в раж!

Как скалит зуб и, в предвкушеньи,
Рукою рясу теребит!
И восхищается сожженьем
Той, что сожженья не простит!

Как крест блестит Огнём Безумья,
Свисая с жирной шеи и…
…И невиновна та колдунья,
Что не знакома сей земли!

В захлёб он давится латынью,
(Ему помог бы в горле нож!)
Слюною брызжет: что, забыли?
Не ставите Всевышних в грош!?

И грянул гром, и покачнулся
И задрожал церковный свод!
Аббат лишь только ужаснулся,
Его пронзил Дождь адских вод…

Святошу там же схоронили,
На кладбище святой земли,
Где в пепел нынче превратили
Язычницу… О, как они могли?!

Грядёт огонь, огонь безумья…
Чуть слышной поступью во тьме
Ведут на суд, на суд ведунью,
Что танцевала при луне.

Толстяк-монах толкает в спину,
Верёвки в кровь запястья жгут.
Нет нам прощенья в этом мире,
Не справедлив к церковный суд.