Две Венеры или в то время, когда Маргарита...

Секретарши, как правило, всегда очень вовремя занимаются своим туалетом. В частности, весьма трепетно поправляют колготки. Они гладят их, конечно же, вместе с ногами, которые просто созданы для этих колготок или наоборот, но в данном случае, это обоюдно – прелестно... Да, гладят они их, естественно, как кошки, – боясь случайно задеть это нежное приспособление коготком. Это происходит преимущественно в двух случаях: во-первых, если в зале появляется интересный мужчина. Поправление колготок секретарши сопровождают весьма выразительными жестами лица. И, во-вторых, когда возле ее столика останавливается очень привлекательная женщина. Процедура проделывается также с чрезвычайно выразительной мимикой. Это говорит, и для первого, и для второго случаев, что она – секретарша своего шефа и.., впрочем, я не об этом...
Хотя нет, у шефа этой компании (весьма солидной, конечно же) была секретарша! Именно с секретарши всё и началось, верней, с ее поправления колготок, и даже еще раньше – на целые сутки,.. но случилось это теперь, когда Мериан поднялась на двадцать шестой этаж и вошла в зал перед кабинетом шефа. Она не успела дойти до середины зала, как секретарша занялась своим туалетом, точнее, своими колготками и перестала обращать на гостью малейшее внимание.
Мериан, не останавливаясь, подошла к отверстию между дверьми, которое создавало легкий сквознячок в кабинете шефа, но не говорило о погоде извне...
Шеф лежал на столе в позе «Спящей Венеры» Рафаэля и был настолько привлекателен, что Мериан влетела в кабинет, как «Даная» Рембрандта, – дескать, берите меня, но только не сразу... И в этот момент раздался совершенно ненужный голос секретарши. Шеф вскочил, как школьник, услышавший звонок на перемену, и даже пробормотал для приличия несколько совершенно бессвязных слов которые, якобы, должны были говорить
о его занятости делами компании...
А теперь повисла такая тишина, какая может образоваться
только, когда встречаются заспанные глаза мужчины с восторженными женскими глазками, которые, от своей восторженности, кажутся еще более заспанными...
Пока тихо хочу сообщить: шеф сразу ничего не делал, так что «Даная» могла не обольщаться. Кстати, шеф никак не мог «уложиться» в рамки шефа, так как был безумно молод и жутко не терпел носить костюм. А посему он был просто Микки, которому папа оставил возможность стать шефом, а сам ушел в «другой» мир. (А вот папа, даже в другом мире, будет шефом). Ну, а несчастный сын очень сожалел о том, что папа, умирая, не оставил ни одного человека, которому можно было бы доверить дела фирмы и.., впрочем, я не об этом.
Когда пауза устала висеть – она упала, да с таким грохотом, что моментально развеяла восторженную заспанность и Мериан,и Микки... И секретарши, которая подняла опрокинутый ею стул, и, глядя своему шефу прямо в глаза, с ослепительной улыбкой, свойственной только секретаршам и являющейся частью их профессии, как и... Ох, эта Маргарита!.. Маргарита – это секретарша. Так вот, она все-таки процедила сквозь неотразимую улыбку:
– Мериан Пик... Записанная вами в книгу посетителей перед первым номером, на девять ноль ноль...
– Спасибо, вы свободны, – сухо, как шеф, сказал Микки. Улыбка, слегка хлопнув дверью, погасла...
Когда молчать уже было неприлично, а что-либо сказать не получалось, Микки вдруг показалось, что в кабинете немного душно, и он приоткрыл окно. Теперь почему-то стало очень светло – он опустил штору... Все это время Микки мучительно пытался вспомнить, что же его побудило вписать эту девушку вне очереди, и именно сегодня, когда у него на десять утра заказано какое-то очень важное мероприятие (правда, какое именно, он вспомнить не мог и даже не пытался). А в блокноте на столе виднелась запись: 11.30 – родители. Имелась ввиду могила родителей. Но это на мысль не наталкивало, а скорее сбивало.
Да и утренний звонок Джона: куча несуразиц и полная готовность!.. К чему?
В висках гудело еще и потому, что таких красивых девушек Микки не встречал (хотя знавал многих красавиц). Мгновенье спустя ему показалось, что один раз он видел подобное чудо... Но где? А главное, зачем она здесь? От этих усилий, выражение его лица стало таким, что создалось впечатление, будто он только что родился – прямо в этом костюме, и даже в галстуке...
Мериан, у которой еще не развеялся образ полотна Рембрандта, решилась на то, чтобы ее брали сразу, так как ждать больше не было сил. Но она вдруг вспомнила картину одного из старых русских мастеров и поняла всю нелепость своего положения. Она начала грациозно поворачиваться к дверям, но повернулась опять к Микки, потому что он... чихнул. Мериан резко достала из кармана какую-то карточку. Это была «визитка» Микки. На ее обратной стороне было указано время: 9.00. Мериан чуть было не заплакала: «Глупенькая, это шутка... Розыгрыш... И секретарша... Издевательство! Ну, все!!!».
На часах было 9.30... Микки стало невыносимо жарко и он наконец произнес: – Разденьтесь... Пожалуйста!.. Эта просьба прозвучала как раз в тот момент, когда у Мериан в голове звенело «Ну, все!».
Мериан поставила на пол этюдник, потом, непонятно каким образом упала юбка, улетела в сторону футболка, от какого- то щелчка расплескались волосы и, наконец, она вышла из ту- фелек...
Микки побледнел, потом... опять стал... зеленым (в последние двадцать минут его лицо никак не могло обрести естественный для него цвет). В голове яркими вспышками стрелял вчерашний вечер. Стоп! Бульвар, картины, девушка на картине... Это она... Господи, и рядом с картиной тоже она!..
В кабинет вошла Маргарита: «9.36, машина ждет!». И вот тут Маргарите стало совсем не по себе. Она сконфуженно посмотрела на свои ноги или на колготки, которые были в полном порядке и... да что я все о ней...
Да, девушка на картине – это автопортрет сидевшей рядом Мериан. (Он все-таки вспомнил!) И Мериан – теперь превратилась в «Венеру» Боттичелли... Итак, в кабинете находились сразу две «Венеры»: одна чуть не проспала свое счастье, а вторая только что родилась. Верней, родилась она девятнадцать лет назад, но об этом не сейчас... Первой «Венере», то есть Микки показалось, что он опять спит. Микки ущипнул себя и вскрикнул от боли.
Из всего происходящего Мериан поняла одну вещь: она сходит с ума, но это ее не очень огорчило, так как перед ней стоял человек, которому сходить было не с чего.
Женщина всегда права! Банально? – Весьма! Однако, на часах было 9.45. С этой минуты ни Микки, ни даже Мериан не сказали ни единого слова до 10.00. В 10.00 они были не многословны. Они вместе сказали: «Да!» и украсили друг друга обручальными кольцами.
Да, кстати, о Маргарите. Она теперь целый месяц может ходить без колготок – я имею ввиду... хотя...


Февраль 1990 г. Киев