Авось

 
 С поседевшей головой,
Дед с ивовою клюкой,
Корчась от натуги,
Вспоминал о друге.
 В пожелтевшую траву,
На замерзшую листву,
На отрепье падали
Слезы мерно падали.
 Жил он тихо, не просил,
Бился из последних сил.
Дети ж редко видели
Старика обители.
 Все хозяйство: пара рог,
Неприкрытый сена стог,
С пядь земли распаханной,
Да штаны с рубахою.
 Дед от жизни той одрях.
По весне в сырых сенях
Табаку он нюхал,
Птичьи трели слухал.
 В марте на какой-то ляд
Сука привела щенят,
В сеновал зарылась,
Там и поселилась.
 Дед собаку не прогнал
И кутят к себе таскал,
Потчевал с любовью
Молоком коровьим.
 Но когда растаял снег,
Егерь, славный человек,
С кровожадной ротой
Занялся охотой.
 Чтоб споваднее юнцам
Бегать было по лесам,
Их учили оловом
Бить собачьи головы.
 Из расстрелянных собак
Только этот кое-как,
Пулею задетый,
Затерялся где-то.
 Настрелялись – и ушли.
А под вечер он, в пыли,
Весь в грязи и крови,
Пробрался к корове.
 Чтоб собаке – умереть,
Дед не мог и думать сметь,
Долго пса выхаживал,
По ушам поглаживал.
 Имя дал ему Авось,
Потому что, мол, сбылось,
Все, о чем мечтала,
Мать, когда упала.
 Пес хозяина любил,
По пятам за ним ходил.
С тщательной заботой
Охранял ворота.
 Вышел рыжим, мастью – в квас.
Все в деревне как-то в раз
Бестью полюбили,
От души кормили.
 По ночам Авось не спал,
По сараю крыс гонял,
И тела замученных
Складывались кучею.
 Утром провожал коров
Аж до самых до прудов.
Возвращался в радости –
Никакой усталости.
 В общем, радовался дед,
Что хоть с кем-то делит свет…
Радовался мало,
Шутку жизнь сыграла.

 Темной ночкой у реки
Помышляли мужики,
Выпив для норова,
Увести корову.
 Долго спорили, рядясь,
Мол, у деда отродясь
На дверях от вора
Не было затвора.
 «Дед – не баба, проживет», –
Говорил Митряшин Петр,
Здоровенный малый,
В воровстве бывалый. –
 «Нам корову можно сбыть
И деньжата прокутить.
Много ли у бога
Есть коров под боком?
 Отведем ее в лесок
Да разденем до кишок.
За копейку мясо
Пораскупят сразу».
 Нахлебавшись от души,
Взяли острые ножи
И веселым сбродом
Вышли к огороду.
 Двое кинулись искать,
Где траву под тушу мять,
Двое же, икая,
Поплелись к сараю.
 Тихо отворили дверь…
А оттуда, верь – не верь,
На глазах у Пети
Ринулися черти.
 Спьяну малый сунул нож
Прямо в гущу хищных рож,
И Авось от боли
Взвизгнул поневоле.
 Услыхав возню и крик,
К вилам кинулся старик.
Их всадил бы сдуру
В воровскую шкуру.
 Но воров и след простыл.
На земле Авось скулил.
Крыли пса за речкою
Крепкими словечками.
 «Дьяволы! Вам, в душу мать,
Позвонки переломать!» –
Крикнул дед, но эхо
Разродилось смехом…
 Пес три дня ни пил, ни ел,
Перестав скулить, хрипел
И хвостом отчаянно
Все махал хозяину.
 Выпив водки сгоряча,
Стал старик искать врача.
Не найдя ж, заплакал, –
Было жаль собаку.
 А на третий день Авось,
Только солнце занялось,
Из сеней, шатаясь,
Вышел, дрожью маясь.
 Он на зов не отвечал,
Слабо головой качал
И, прижавши уши,
Ничего не слушал.
 «Знать, могилу приискал», -
Думал дед и ковылял
Сзади пса с тревогой
Пыльною дорогой.
 Так прошли они с версту,
Но в рябиновом кусту
Пес остановился
И к земле склонился.
 До хозяина руки
Он оскалился в клыки
И пополз под клены
По траве зеленой…
 Долго после рыскал дед
По лесам собачий след,
Поседел, состарился,
От тоски измаялся.
 Всю округу обошел,
Но Авося не нашел:
Лес запрятал смело
Гибнущее тело.
 Лишь в промозглом ноябре,
На туманной на заре,
На лесной полянке
Он нашел останки.
 Думал дед: «Авось, Авось,
Хорошо с тобой жилось.
Славный вышел номер,
Да бродягой помер.
 Годы голубем летят,
Дети видеть не хотят.
Я с осенней стужей
Никому не нужен».
 В пожелтевшую траву,
На замерзшую листву,
На отрепье падали
Слезы мерно падали.