Родник струился под холмом

Родник струился под холмом, средь зарослей лесных тайком,
а рядом дом стоял трухлявый, со скошенным гнилым окном.
И всё там было в запустении, бурьяном чёрным двор стелился,
и лишь клочок земли сырой, видать хозяином любился.

Где пядь ухожена была, цветы из семени всходили,
бутоны к солнцу устремляя, в тепле том силы находили.
Встречались так же в цветнике, ростки что на корню завяли,
соломой жухлою те стебли, опять к земле сырой упали.

А к тем цветам что распустились, старик в поклоне припадал,
слезою стебель орошая, он бережно его срезал.
А те что высохшие были по новой в землю хоронил,
водою ключевой холодной, пригоршнею своей поил.

Собрав в букет живые всходы, к ключу с поклоном направлялся,
кидая их в стремнину вод, с мольбою к небу обращался.
В том покаянье замирая, как будто сам в ту высь стремясь,
но через время небольшое, безвольно к роднику клонясь.

Руками глади той касаясь, на воду он с тоской глядел,
от холода сжимая пальцы, по долгу ту беду терпел.
И те все действие его случайный путник увидал,
в непонимании своём, он старцу свой вопрос задал.

Прости меня за любопытство, зачем же дед ты так страдаешь?
и от чего ты свою плоть, терпеть тот холод принуждаешь?
К тому же не смекаю я? взглянул он на убогий дом,
и тот ухоженный газон, что был взлелеянный трудом.

Я не пойму, зачем ты здесь в дали от суеты мирской,
и почему по средь бурьяна, цветник с немыслимой красой?
Вздохнул усталым духом дед, не думая рассказ таить,
на то вина моя большая, её мне надо искупить.

Я раньше был коварен, зол, людские жизни не ценил,
и от того в своём распутстве, не мало душ я погубил.
Стараясь на костях несчастных, себе я замок возвести,
усладу жизненных утех к себе лопатою грести.

И к тем свершениям своим по трупам я людским добрался,
купаясь в роскоши богатства, до одуренья наслаждался.
Вино лилось рекой в бокалы, а плоть развратом упивалась,
и лишь душа в мученьях страшных, телесной болью отзывалась.

А я не внемля тем страданьям, лишь пуще боль вином глушил,
и в том нещадном упоении, себя я вовсе погубил.
Недуг сковал неизлечимый, поставил точку он на мне,
в тех муках столь невыносимым, глумился он теперь во мне.

И в одночасье от того я лет на сорок постарел,
нутром измученным своим я словно на костре истлел.
А смерть коварная старуха как будто обо мне забыла,
терзая нестерпимой пыткой, всё время мимо обходила.
 
Вот тут взмолился я к творцу, пощады у него просил,
чтоб он мои все те грехи, в великодушье отпустил.
И сжалился отец всевышний, то благо он во сне явил,
наставил тем меня на путь, где б я деянья искупил.

Он указал на это место, и на лачугу что гниёт,
и стоит в ней мне поселиться, родник поблизости забьёт.
А среди чёрного бурьяна, я каждому кого сгубил,
цветок обязан посадить, и чтоб из родника полил.

И коли стебель зацветёт, на землю бросив свою тень,
знать та душа меня простила, приблизив благодати день.
И я цветущие бутоны в букеты должен был сложить,
и в тот родник с живой водой, их бережливо погрузить.

Как только стебли те тонули, свой взор я к небу устремлял,
и каясь во грехах своих, о снисхожденье умолял.
Без устали просил творца, чтоб сжалился он надомной,
от нестерпимых мук избавил и в царстве дал своём покой.

Все цело тем мольбам отдавшись, я в воду руки опускал,
всю кровь загубленных людей, я в водах жгучих тех смывал.
Чтоб окропить иссохший стебел, тех душ что всё ещё гнетут,
и ждать когда по новой всходы, желанным цветом расцветут.

И лишь когда на клумбе той, соломой стебель не падёт,
меня избавив от страданий, творец на суд свой призовёт.
И прежде чем уйдёшь отсюда, хочу я дать тебе наказ,
живи всегда с душой в ладу, не нужно всяческих проказ.

Сказавши то, старик умолк, во взоре боль свою скрывая
и с трепетной тоской в лице на клумбе взглядом замирая.