Убогие разбойники в сыром лесу...

Убогие разбойники в сыром лесу,
Пленили ночью белокурую красу.
И криками и свистами шумя,
Поволокли ее к ногам кривого главаря.

Главарь был весь убогий и в чирьях,
Тухлятиной и самогоном он пропах.
Гулял в засаленном, прогнившем кабаке,
Тут девицу к нему толкнули на легке.

О! что за дева та была – неописать!
Красой своей она могла б светило затмевать:
Нежна, как-будто роза по утру,
Невинна словно ангел на ветру.

Притихли все. Главарь хлебнув вина рыгнул,
Лицо красавицы к себе он повернул.
И крикнул: «как зовут тебя?»
-Марией с рожденья я наречена…

-Мария? Так же звали мою мать,
Что делала в лесу? чего пошла там поискать?
-Виденье было мне дано во сне,
Что будто бы Христа опять я подарю Земле
И будет он зачат в лесу…

Раздался хохот, свисты, брань, веселье,
Кровь била в темя, по мозгам, от бурного похмелья.
-Ну что ж кричал главарь, давясь прогоркшею слюною,
Коль так, не встанет дела тут теперь за мною.

Два здоровенных мужика схватили вмиг девицу,
Связали туго руки ей, сорвали плащаницу.
И долго озверев, толпа терзала тело в клочья,
Кусаясь, взвизгивая и рыча, как-будто стая волчья…
 
На утро, лес накинув одеяло из тумана,
Пытаясь скрыть следы убийства и обмана.
Таил в себе труп девушки лежащей у дороги,
Псы разодрали ребра ей, теперь глодали ноги.

Вдруг шум копыт и лошадиное ржанье,
Врываются в туман, сгоняют покаянье.
То свита и главарь летят напиться крови:
Царевича предать хотят они неволи.

Тут лошадь на дыбы, встает треся уздою,
Копытом землю бьет, качает головою.
Не чует острых шпор и медленно ступает,
Труп девушки, её рассеянно пугает.

А что же наш главарь? К земле он тихо гнется,
А свита между тем и шутит и смеется.
Он труп сей на руки берет, слеза из глаз катится,
Толпа притихла, не орет, а медленно дивится.

Ни кто не знает, что познал главарь той злой порою,
Он умер дряхлым стариком под небольшой горою.
А на горе бревно к бревну, звеня на пол России,
Стоял огромный дивный храм – тебе Святой Марии.