В Риге...

В РИГЕ
(Отрывок из поэмы "Кадры из фильма", конец 70-тых)
 

 . . . . . . . . . .
 Я в Риге, наконец, десятки лет спустя.
 Живу в гостинице на Нометню четыре…
 РНИИРП , германиевый детектор
 Тогда в Союзе лучший делал,
 А мне, как раз, и нужен был такой.
 Я часто-часто в Риге по делам.
 Потом на Совещаньи в Самарканде
 Из Риги я встречаю джентельмена,
 Который мне детектор изготовить обещал.
 “Ты мне напомни, напиши письмо,
 Его тебе мы сделаем, конечно…”.
 Приходит время, из Москвы пишу я в Ригу
 Письмо, чтобы напомнить про детектор:

 “Мне часто снится знойный Самарканд
 Растоптанный копытом Чингиз-хана,
 Зеленый чай в тени его веранд
 И джентельмен на фоне Регистана.

 Не может быть, чтобы в таком краю,
 На почве зноем жарким истомленной
 Сгубил надеждой молодость мою
 Живительный родник, коварством напоенный.

 Не может быть, чтоб много тысяч верст
 Туда летел бы физик вдохновенный,
 Чтобы потом детектор не замерз,
 Азотом жидким плавно охлажденный.

 Не может быть, чтоб этот ППД ,
 Не смог бы дать пол-КэВа разрешенья,
 Чтоб мы сумели в нашей нищете
 Всех буржуев повергнуть в изумленье.

 Взволнованно дрожит мой верный телетайп,
 Рисуют цифры горы и долины…
 И руки тянутся, снимая сотни шляп,
 И свежий ветер треплет их седины…

 Про этот спектр не скажешь “ерунда”,
 Он временем рожден и расстояньем,
 Единой цели пламенным сияньем
 От рижских стен и до “Шахи-зинда.

 Мне часто снится знойный Самарканд,”
 Растоптанный копытом Чингиз-хана,
 Зеленый чай в тени его веранд
 И джентельмен на фоне Регистана.”

 Да, на таком тогда пространстве,
 Встречаться можно было
 и задачи обсуждать.
 Я в Ригу зачастил, детекторы нужны,
 Рижане делают прекрасно, как возможно.
 Начальство там… партийцы, больше
 Из Москвы, но в главном, самом чистом
 Суперцехе… там латыши,
 они аккуратисты…
 Хозяйка Нометню четыре, дородная
 И милая латышка хранила удочки…
 И иногда по воскресеньям
 На Лиелупскую Речку ездил я рыбачить,
 Там колюшка и линь частенько попадались…
 Потом узнал, что… колюшка гнездо
 С мальками охраняет, почти, как люди,
 Нянчит на руках свое потомство,
 Нельзя ее на удочку ловить…
 А кухня рижская… слюну глотаю снова…
 Да, латыши продукт умеют приготовить!
 Сметана, сливки, кисель из ревеня,
 Салака, колбаса, а шпроты и миноги…
 Почти что вызревает виноград!
 Бегу пораньше утром в институт,
 Но все уже давно подметено,
 Нигде не видно ни окурка…
 Часы повсюду верное показывают время!
 Потом же с удивлением узнал,
 Что в Риге можно запросто оставить
 Машину так, чтоб “дворник” не снимать
 С переднего стекла. В Москве его тогда бы
 Сперли непременно. Висит и сохнет
 Белое белье, никто его не стережет
 В каморке сидя у окошка… Другой
 Менталитет, другая здесь культура,
 Спокойное достоинство во всем…
 Какая вольность! Здесь кафе… ночные…
 Однажды шляпу Яниса купил, одел
 На голову, мне целый день Рижане улыбались…
 Брожу по улицам, и как-то заплутал…
 “Быть может, здесь она бежала,
 Здесь пряталась с дочуркой на руках…”
 Ползет по позвоночнику мороз…
 “А, может тут ее схватили…”.Заблудился…
 Навстречу мне идет седой латыш…
 Как четки кадры этой киноленты…
 “Скажите, как пройти к трамваю”
 А он мне чисто-чисто, без акцента:
 “По-русски я не понимаю”.
 Почти пощечина!
 Как капля первая дождя…
 Хоть я не виноват, но он, конечно, прав,
 Порой понять по-русски так непросто…
 Спокойное достоинство во всем…
 Весь день, весь день о нем не забываю…
 Он, может, рядом где-то жил, в Игарке?
 И ночь… А к утру снится сон...

 “Опуская забрало и пришпорив коня
 Проношусь по твоим переулкам…
 Рига гордо и строго встречает меня
 Шумом узеньких улиц
 и топотом гулким.
 Рига может понять беспокойство мое,
 Рига может простить
 мне мою торопливость…
 Между кованых лат проскользнуло копье
 И у самого сердца вонзилось.
 Но, едва эту боль я в себе превозмог
 И подумал, что рана затянется к лету…
 Топот кованых снова услышал сапог,
 Металлический скрежет
 и свист арбалетов.
 В спину не было ран… я коня развернул…
 И пошел раздавать им приветы от скифов…
 Но кипящей смолой кто-то сверху плеснул…-
 Это узеньких улиц подводные рифы…
 Я спокойно смотрел на аутодафе,
 Изумленный чудовищной силой обмана,
 И услышал из окон ночного кафе
 Звон торжественной мессы,
 большого органа.
 Мне снова снились до утра
 Кошмары, страхи
 И восклицанья топора
 На мягкой плахе.
 Сжималось сердце от тоски,
 Как от тисков,
 Горели черные зрачки
 У пауков…
 Я в долг не брал, но задолжал
 Какой-то банде
 И в дом с колоннами бежал,
 Но на веранде
 За шторой спряталась рука
 С клинком кинжала,
 Блестело лезвие клинка,
 Рука дрожала…
 Я быстро обогнул портал,
 Стремясь к фонтану
 И полминуты отдыхал
 В тени каштана.
 Я задыхался и спешил,
 Теряя силы
 И на краю последних сил
 Меня знобило.
 Я за верхушками ракит
 Искал равнину,
 Но не нашел… и был убит
 Кинжалом в спину”.
 . . . . . . . . .