Марфушка часть вторая

Долго следователь рылся,
в остывающих углях,
вот такое шильце- мыльце,
в переваренных бобах.

-Ясно сделали со злости,
растудыть твою сюда,
и рассказки ваши бросьте,
недобитая орда!

Не хватает здесь Егора,
похороненного с год,
что в сивушную контору,
полюбовником бредёт.

Никаких улик – пустое,
детективное кино,
что бы вытворить такое,
мыслить надобно умно.

Возвернуться без трофеев-
повышенья не видать,
что столпились, ротозеи?
Ну, кого ж арестовать?

Доигрались, мироеды-
куча высохших голов,
ишь, позвали отобедать,
супчик «праздничный» готов.

Из чего не скажешь сразу,
и с картошкою пирог,
только я не мёдом мазан
и до чёртиков продрог.

Самогоночка в стакане.
вероятно из свеклы,
и дровишечкам для бани,
отыскаться помогли.-

Мыльня русская ядрёна,
шайки, венички, на снег,
выносился красно- голый,
ГПУшный человек.

-Подожгли, по горькой пьяни,
или беглые шалят,
наподдай-ка пару, Ваня,
вспомнил молодость солдат!

С протоколом разберёмся,
точно, урки с лагерей,
вот, «охотою» пройдёмся,
постреляем их, Ей-Ей!-

Теплотой польщён домашней,
с новоявленной вдовой,
затевал начальник шашни,
и уехал, чуть хмельной.

Никого не зацепило,
долго помнится добро,
и велика Крестна Сила,
только Марфе не везло.

Обрученная с кручиной,
по нахальности, своей,
стать «военной» половиной,
возжелала до соплей.

Повернулся друг спиною,
только видели его,
нет достатка и покоя,
за душою – ничего.

Кажет зеркало, белёсой,
стала тёмна голова,
рот, отвисший с перекосом,
в горле булькают слова.

Дочка Катька - в шоколаде,
только с матерью поврозь,
Тимофеевой отраде,
жить в нужде не довелось.

Поругались накануне,
хитрых свадебных торгов,
распустила девка нюни.
и дошло до кулаков.

-Говорит, « нельзя неволить»,
не попасться бы впросак-
Разгулялся ветер в поле,
получила дочь в пятак.

-Глянь, кофтёнка дорогая,
шубка, юбок без числа,
серьги, бусы выгребаю
из заветного угла!-

И за косы, и пинками,
потащила к жениху-
- Будешь с важными «людями»,
о Тимошке ни гу-гу!-

Окрутила Катьку силой,
та – волчицею, сперва,
огрызаясь и скулила,
а, потом, «пришла» в себя.

Даже краткого письмишка,
на ближайшей почте нет,
закружил молодку быстро,
нескончаемый банкет.

-Ну, чего расселась, Марфа,
или дом отныне твой?
банька более нежарка,
гость уехал дорогой.

Для начальника впустили,
пусть потешится чуток,
после - горницу кропили,
и испачканный порог.

Да скажи ещё спасибо,
не забыли нарядить,
платье «новое» красиво,
а теперь изволь отбыть!

В белой, шелковой рубашке,
крепкий нюхала мороз,
эко, барские замашки,
впрямь ненашенская кость

Отбирать наряд не будем,
за сивушный, за разбой,
из бутылочных посуден,
дом отстроишь… за рекой-

Опустила баба «очи»
прямо в мокрые полы,
злоба лютая клокочет,
ноги – ватные кули.

Впереди «разор» чернеет
сердце замерло в груди,
может, что найти успеет,
не сгоревшее, поди.
Из золы достала ложку,
не серебряную, нет,
и обугленную плошку,
с угольками на обед.

Стала баба домогаться,
до хозяйственных работ,
не хотят селяне знаться,
и повсюду отворот.
Так бы сгинула задаром,
но сыскались «добряки»,
за горбушку хлеба с салом,
Марфа штопает носки,
и скребёт она, и моет,
доит утречком коров,
слова лишнего не молвит,
ненадёжен чуждый кров.

продолжение следует.






.