каждый назовёт сам...

Есть маленькое утешенье,
нам в том, что якобы потом,
после того, как схватим спёртый воздух ртом,
в последнем спазмовом движеньи,
и,смирно вытянемся в белом,
коль женщины, а коль мужчины – в чёрном,
и нам не тесно будет, но просторно,
то мы уйдём частично, но не в целом.

Затылки глянем мы родные,
макушки близких разглядим,
и тут поймём, что мы уже летим,
прождав полёт всю жизнь, и лишь во смерть – впервые.

Увидим всё, и наши неудачи,
и яркие моменты счастья-конфетти,
и вспомним даже, как тут не крути,
когда и где не дОдали нам сдачи.

Картинки, без определенья,
рисунки дней, с утра что определены,
и горечь будущей несбыточной мечты,
и боль от неисполненных видений.

Как, острием иглы, взывая,
сомнений череду исторгнув в небо,
был жизни миг, как крик ушедший в небыль,
и где-то смерть, но мы того не знали,
не ведали, задумчиво напыжась,
и создавая умный вид молчаньем,
как будто издревле и изначально,
мы в полный рост лелеем и мотыжим,
сей старый мир, что вытолкнул нас рано,
туда, где яркая & сочная трава...

(А поговорка, про сырок, стара,
еще там было, правда, про мышей, с барана!)
 
...И в путь, вперёд, труба зовёт, угрозы
не слышно в звуке том небесном,
и мчимся мы, хоть всем и интересно,
почем шипов кило, с иерихонской розы.

Всё ниже вверх, иль вниз, скорей, повыше,
всё меньше мир, что полон раздраженья,
перебирая каталОги прегрешений,
стремимся к облакам чуть слышно,
влетаем вдруг в блистающий чертог,
и ощущаем твердое, и лбом, и под ногами,
а слева наниматели с рогами,
а справа нам контракт подсовывает бог...
 
...В молчании ангелов, есть зов, неясный слуху,
петлей на горле, сдавливает цепью,
вон сколько противоречивых мнений, что окрепли,
про путь души и/или ясность духа,
про жизнь потом, про смыслы нынешней обиды,
про тот пирог, что хватит всем делить,
про то, как следует и сколько раз любить,
и видно ль ад, из рая видов...