первое приближенье, паденье наизнанку

весна - первородная грязь, поднебесная мерзость
под куполом вещи прижались и падают без передышки,
а всё собираются бегать и прыгать, а всё собираются жить, если им разрешат,
но так далеко убежали и падают прочь без оглядки,
а их от и до - и до завтра - зовёт разрешающий голос,
вода размыкает венки и заборы,
весна - голобогая грязь голубокая ти.ши.на
их назовёт от и до разрушающий голос,
осколки гуляют в земле.
 
Разникли улицы, развыкли друг от друга,
враги рассохлись за руки держаться.
Ледышка отлетает от забора,
а я её к нему опять пинаю,
никто её к себе не принимает - ни дерево ни лёд, но может, солнце -
а может, нет,
ладошка отлетает от забора, её никто к себе не принимает,
занозы, деревянное тепло.
Похожи на зверей растенья, обречённые на сон в холодной клетке из песка и пуха,
за домом позабытые лежат, а вот полузабытый - наполовину незабудка, полузабвенье - полунезатменье. Вот им счастье и греется и смеётся из жалости, как идут они ногами вверх, спиной наружу, сердцем из земли, глазами в землю. ...то, что я хочу узнать, тяжёлой формы не имеет - поэтому его не повторить.
 
Растенья, обречённые на смысл среди оврагов в горестном разбое.
На пятна снега находила тень и прыгала, чтоб ноги не замёрзли,
и пряталась и господи молчи, неговоримне что это за тень безглазая безрукая, ещё
неговори неспрашивай, мы сами деревянные дома - растенья, обречённые на снос в холодной клетке солнечного света.
 
ещё бы чуть, и камни бы запели
о том, что им не видно из гнезда,
о катастрофах, о перемещеньях,
как ноги подходят друг другу, как правая с левой ногой
ложатся в ложбины совместно и поочерёдно, как падают с горки на горку одна за другой,
за нами облако-пешеход,
над нами облако-инвалид,
за домом облако-людоед - мы не дышим - сторожит,
на земле лежит - стережёт, стережёт,
а мы не дышим, мы умеем.
 
На голову падает целый ящик холодной воды.
Он вывернут наизнанку,
снаружи его нет.