Х-хроники снов 3. кайтен

"Луна или утренний снег...
Любуясь прекрасным, я жил как хотел.
Вот так и кончаю год." (с)

..........Вот и все, последняя рюмка сакэ, последний вдох, последняя боль... логика жизни в смерти и наступает сон...
.........Я маленький летающий шмель с чрезвычайно человеческим сердцем и сугубо стратегической душой. Относительно меня существует старое поверье, что будто бы шмель, задевший краешек носа, являет собой непосредственное прощание одной, уже ставшей метафизической душой со своим любимым (живым) человеком. Последнее прощание и все самое последнее, что может случиться для маленького шмеля, потому что я одинок. И для одиночества моя жизнь вполне логична и довольно второстепенна — обычный логический полет в один конец...И передо мной встает вполне естественное решение — сделай все, как прописано и того требует, последуй неукоснительно приведенному в надобность поверью, и твоя судьба ясна, логична, и больше нечего предвидеть в замочной скважине событий. А потому и присутствует для меня вечная, нетронутая тайна, в силу того, что непознанное нами знание имеет оттенок какой-либо тайны, которая таится и тешится во всей тьме вещей, предметов мысли и логики……..

Кайтен.18 миль до цели. Глубина 26 футов, курс 234о, дифферент на нос 4о…
…Буквально 10 минут назад легкий толчок вытолкнул меня в открытое море… Мне кажеться я еще слышу звуки завинчиваемого корпуса. Последнее лицо, которое увидел – лицо совсем юного новобранца, тоскливое и изможденное, искривленное плексигласом небольшого иллюминатора. Теперь я часть ее, теперь я мозг ее, теперь я душа ее.. этой сигарообразной металлической смерти…. Я помню суровый ритуал прощания, горячий традиционный глоток сакэ… Взгляд и отдание чести капитаном лодки… Теперь все в прошлом… Вокруг меня вода, впереди меня цель и мой долг… Мерно звучит двигатель, есть время окунуться в себя…
 Мне наверно не повезло в этой жизни. Я родился третьим сыном в семье мелкого лавочника из пригорода Нагасаки. Старший брат Ягато был любимцем в семье – ему будет принадлежать главенство рода, дом, лавка, небольшой счет в банке, и главная ценность – средневековая, родовая катана… После смерти отца (да продляться его годы) - все ему. Я любил его и завидовал. Но что мог поделать. Так распорядилась судьба. Средний брат умер от тифа в 14 лет, я почти не помню его, так как был совсем маленький.
…..Еще я помню маленькую соседскую девчонку – Кейку, смешливая, веселая и непосредственная. Мы учились в одной школе. В 16 лет я пошел на курсы механиков, она поступила в школу искуств. Раньше я плохо понимал ее, мы с мальчишками смеялись когда она отстраненно смотрела на ветку расцветающей сакуры или на клин журавлей высоко в небе… Так и росли. Пока не понял, что Кейку далеко не обычная для меня девушка… Одно время мы встречались, подолгу ходили в полях, держась за руки… Я помню тот первый поцелуй, ее стихи…

Кайтен.12 миль до цели. Глубина 39,37 футов, курс 232о, дифферент 0о, индикатор батареи показывает 75% зарядки.
....Нас разбросала судьба. Семья Кейку переехала в другой район, ее отец получил назначение в другую префектуру. Когда началась война Ягато поступил в пехотное училище, а через полтора года выпускник, молодой подтянутый офицер женился… Его избранницу звали Кейку… Кто бы подумал… Я убежал с церемонии… Через месяц Ягато ушел на фронт. Письма приходили от него каждую неделю, потом реже, потом вообще перестали…
…Я читаю и краем глаза посматриваю на нее. Она варит кофе, читая в газете военные сводки… Мы почти не разговариваем о прошлом… Так пару фраз на отвлеченные темы… В углу, как заброшенная крепость, громоздится школьный портфель — никому теперь не нужный и забытый. ……Она иногда рисует, чаще– выводит иероглифы широкой кистью на рисовой бумаге… Начавшиеся налеты не дают выспаться. Я слышу как ночью она то и дело вскакивает от шума сирены воздушной тревоги. И одной ночью я ощутил ее трепещущее испуганное тело рядом с собой… Кейку, Кейку… сколько потом их было, этих ночей…
…. Однажды в дом пришел изуродованный войной человек. Его лицо было обезображено страшным ожогом, правый глаз навечно закрыт, правая нога отсутствовала выше колена… Закричала мать, с грохотом упал на пол выроненный им костыль… В обезображенном человеке с трудом можно было узнать Ягато…
... Он стал пить, много и без меры… Его приносили сердобольные соседи или привозили полицейские… По ночам он бредил, звал уже несуществующих солдат, отдавал приказы, потом впадал в беспамятство… Как стало известно – Ягато был единственный, кто остался живым со всего батальона, там , далеко - в Малайзии… Так длилось недолго… Однажды его нашли в сарае с ритуально вспоротым своей же рукой животом… Кремировали его на рассвете, на церемонии присутствовали только родственники…Отец передал катану мне… прямо у гроба…

Кайтен.6миль до цели. Глубина 27,37 футов, курс 230о, дифферент 0о, индикатор батареи показывает 50% зарядки.
….А сейчас она всецело апатична. Прошли все муки страдания, ушли горечь и печаль по утрате близкого человека, но не дает ей покоя оборванный сон, как символ тревоги. Тяжелеют и без того тяжелые веки и жгут покрасневшие глаза, — она сейчас не в лучшем состоянии. Я заботливо поднимаю выпавшую из ослабевшей руки кисть...
….. Я помню, как однажды она слегла в томную лихорадку постелей и открытых окон. Остановилась война, и на время наступил мир, а она бредит в кровати как на кушетке санитарной части. Ничто не двигается кроме ее закрытых век и раскрытых губ. Она что-то шепчет и может быть читает по кому-то длинную молитву. Так в молитве прошел целый день — тихо и умиротворенно, как в предсмертной тишине. Следующим утром она уже не встала. Я сварил ей кофе, слетал за сигаретами, отвадил нечастых гостей и принял участкового врача. Он-то мне и сказал, что раз пришла в дом смерть - с пустыми руками уже оттуда не выйдет, за кем бы там она не пришла. Ей не выбирать кого. Я согласился — кому как не мне знать об этом, ведь это моя смерть витала над этой девушкой. Эта смерть предназначалась мне, а я от нее отказался как смог. В тот день я принял решение. Мать вскрикнула и нахмурился отец, когда я через два дня пришел в форме курсанта тейсинтай*…
…Когда она была в сознании, мы с ней разговаривали. Я ее утешал, а она беспокоилась о своих коте и канарейке и меньше всего о себе, — так обычно думают люди, не осознающие еще своей болезни. Она и не сознавала. Но зато любила слушать мои рассказы об этике и чести. Так я пытался вернуть ее к своим делам — вернуть ее к жизни.
…Я помню день когда прощался… Тихо, в узком кругу, без лишних слов… Передал продаттестат, отец вручил мне кортик Ягато… Уже у порога Кейку отдала мне свиток… Только выйдя в море я развернул его… Два иероглифа «ветер» и «шмель»…

Кайтен.2 мили до цели. Глубина 8 футов, курс 290о, дифферент 4она нос, всплытие …индикатор батареи показывает 25% зарядки.Все тумблеры преведены в положение «боевое», о чем свидетельствуют красные индикаторы.
….Первые лучи солнца пробивают толщь воды и попадают внутрь чрева кайтен через небольшой иллюминатор… лучи солнца… восходящего солнца… Я перевожу тумблер предохранителей в боевое положение… теперь я вижу цель визуально – старый, тихоходный эсминец класса «Кентербери»… Именно он моя цель… Где-то, может совсем рядом, в толще воды находятся такие же как я… без пяти минут шмели, обдуваемые священным ветром…

1 миля. Меня заметили… Вода пенится от близких разрывов, по корпусу отчетливо слышны удары жужжащей смерти, пахнущей свинцом… Поздно…

300 метров. Я могу уже различить ужас на лицах мечущихся по палубе людей и злость и решимость тех кто стоит у турелей… Их страх и ненависть я ощущаю всем своим естеством… Я тот, кто оборвет дыханием священного ветра их жизни…

150 метров. Мне 7 лет. Хмурое утро. Я как могу, пытаюсь помочь отцу – мы укладываем ящики с овощами и зеленью на тележку… Я помню, как увидел в первый раз море, оно было серое и неприветливое…

100 метров. Мне 9 лет. Мать перевязывает мне порезанный палец. Отец ворчит и закрыв взятую мною без проса катану и устанавливает ее на привычное место…

50 метров. Ветка сакуры. Распустившиеся цветы своим запахом дурманят разум. Маленькая смешливая девочка со знакомыми чертами лица отрешенно наблюдает за полетом маленького шмеля... Куйку, Кейку, Ке………………

…. Я маленький шмель. Чувствуя за собой неразделимую вину, полетел бесцельно по миру — куда глаза глядят, искать безнадежно свою собственную смерть, заранее готовый к поражению и к пустой трате времени, в надежде, что может со мной хоть что-то случится, что приоткроет завесу на моей тайне. Ибо я остался один — без моей единственной тайны.

Я летаю в темноте из дверей и окон, из обстановки в обстановку. Открываю целые миры, преследуя в них каждую тайну из конгломерата вечности. Раньше я и не знал что такое тьма. Я думал, что это типичное явление вроде тумана или дыма, снега или дождя, чьи названия говорят о них больше, чем они сами о себе. Оказалось напротив — типичная тайна. И я ищу ее по темным, острым углам, в которые стремится уложиться все человеческое — сокровенное и сакраментальное. И как же трудно быть влюбленным в себя, и сделать из всего этого совершенно правильные выводы. И остаться суеверным. Ведь эта тайна похожа на стеклянную банку, в которую помещается ни больше, ни меньше — само бытие. Непонятно куда я лечу?! В неизвестность, в тайну. Для того ли, чтобы, наконец, положить туда свою уставшую, хоть и совсем юную жизнь. И ты хватаешься за какую-то веревочку, не зная заведомо, куда она ведет. Такова неотвратимость рока в этом году и этого числа. У меня есть своя миссия, цель, и я лечу к ней, выполняя свой долг. Я даже не видел толком раненых солдат, разбитых орудий, ни крови, ни крика. Только огненные вспышки человеческих гримас и боли на моем стекле. А войной она становилась лишь для меня. Следовательно, моя война выглядит застывшим пятном черной крови, потому что это не война, это исход.

…. Я маленький шмель в большом городе, в котором когда то жил… Я вижу как поднимается над ним огненный, солнцеподобный лиловый гриб, несущий смерть и разрушение, а чего мне то бояться? Я всего лишь маленький шмель… И я! и я шмель! и я ! и я! и я? Что это?

… я вижу смеющийся оскал человека-шакала, спутника войны, того, кто нас встречает уже на той стороне… сон....



 



**Кайтен (япон. — «Небесная перемена»), торпеда, управляемая добровольцем-смертником. Применялась во время 2-й мировой войны 1939—45 в японских вооруженных силах для нанесения удара по надводному кораблю противника. Впервые К. были применены в ноябре 1944 против кораблей США на Тихом океане. Обнаружив корабль противника, подводная лодка, вооружённая К., занимала позицию на пути его следования; смертники садились на свои места в торпедах. Командир лодки выпускал одну из торпед, предварительно сообщив её водителю необходимые курс и скорость. Пройдя определённое расстояние, водитель торпеды всплывал и направлял торпеду на корабль противника. В боевых операциях погибло 80 водителей К.

**Тейсинтай (тесинтай)- категория добровольцев-смертников в японских вооружённых силах в период 2-й мировой войны 1939—45. формирование отрядов Т. основывалось на средневековом морально-религиозном кодексе воина-самурая «Бусидо», требующем беспрекословного повиновения и презрения к смерти. Погибшие смертники причислялись к лику святых покровителей Японии. Общим правилом Т. являлось самопожертвование с целью уничтожения превосходящих сил противника.